Рассудив, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, Хагг решил осмотреться на месте и теперь потихоньку двигался на юго-восток, листая на привалах пергаменты травника в надежде найти ответы на волнующие вопросы. В любом случае спешить не стоило, время работало на него: раз девку сразу не сожгли, значит, что-то не заладилось, а божьи мельницы мелют медленно – следствие в подвалах инквизиции могло двигаться годами. До прихода настоящего тепла девчонку вряд ли куда повезут. Конечно, оставались ещё пытки и допросы, и тут Хагг мог только уповать на лучшее: весенние дороги развезло, среди спутников брата Себастьяна не было палача, в обители тем более, а дилетант наломает дров. И женщины выносливы.

Так или примерно так рассуждал Золтан, обгрызая мякоть с поросячьей ноги и отхлёбывая из бутылки. Поросёнка Шольц зажарил мастерски, поиски горчицы с его стороны являли самоцель: усталость, кислое вино и свежий воздух были лучшими из приправ. Приятели сжевали больше половины, когда со стороны дороги послышался далёкий конский топот. Хагг насторожился и на всякий случай притоптал костёр.

Встревожился и Шольц.

– Кого несёт в такую рань? – проговорил толстяк, из-под ладони глядя на дорогу. – Гляньте, господин Золтан: летят, как на скачках. Не иначе курьер какой важный, с охранением. Однако, – он потёр небритый подбородок и хмыкнул, – до ближайшего постоялого двора полдня езды. Что они, ночью, что ли, выехали?

Трудно было с ним не согласиться: судя по звуку, отряд был небольшой, но двигался уверенным галопом; ни дворянские кортежи, ни купцы с охраной так не ездят, а боевых действий поблизости не велось, так что разведка тоже исключалась. Оставались только гонцы. Или…

Золтан напрягся. Прочие предположения не вызвали прилива оптимизма. Он торопливо вытер руки, зарядил арбалет и спрятал его под дорожными сумками.

Через минуту в просвете меж деревьев уже можно было разглядеть силуэты трёх всадников и двух заводных лошадей, навьюченных припасами. Возле поворота на тропу, ведущую к поляне, где странники устроили ночлег, загадочный отряд замедлил ход, чуток замешкался и… повернул. На беду, голые стволы деревьев не могли скрыть ни костра, ни людей.

Иоганн заёрзал – похоже, тоже что-то понял.

– Эге. Уж не по наши ли души ребята, а, господин Золтан?

Хагг не ответил.

Всадники тем временем приблизились и осадили лошадей. Воцарилась тишина, нарушаемая треском угольков, дыханием животных и звяканьем удил. Даже птицы перестали петь. Пять человек с молчаливой насторожённостью рассматривали друг друга.

– Так-так. Золтан Хагг, – констатировал один из верховых, по-видимому, предводитель – дородный, грузный мужчина в сером дорожном платье, не уступающий в объёмах толстяку Иоганну, и отбросил за спину капюшон. – Наконец-то мы вас нагнали. Что же, что же. Добрый день.

– Вы? – Хагг в удивлении поднял бровь. – Какими судьбами? Вот уж кого не ожидал встретить.

– А кого ожидали? – желчно поинтересовался тот. – Папу Римского? Герцога Вильгельма? Святого Иосифа с зацветшим посохом?^[4]

– Я предпочёл бы вообще никого не встречать, – сухо отозвался Золтан. – Что вам от меня надо?

– А вы не очень-то любезны.

– Вы тоже, господин Андерсон. Кто это с вами? – Золтан выгнул шею, силясь заглянуть ему за спину, и кивнул, узнавая: – Ба! Никак Матиас Румпель собственной персоной.

Поименованный привстал на стременах и подался вперёд: не поклон, а так, «моё почтенье». Выглядел он несколько смущённым.

– Здрасьте, господин Золтан.

– Здравствуй, здравствуй. – Он уже вглядывался в следующего. – А вас, юнкер, я, кажется, раньше не видел. Или видел? Мне почему-то знакомо ваше лицо.

– Моё имя Рутгер, – с явной неохотой представился тот.

– Рутгер? Ах, Рутгер… Наслышан. Если вы, конечно, тот самый Рутгер Ольсон.

Рослый холодноглазый парень каменно проигнорировал намёк, и Золтан повернулся к Андерсону:

– Занятную компанию вы себе подобрали.

– Да, я не жалуюсь. Ну что же, – подвёл итог предводитель отряда, – раз так, полагаю, на этом церемонию знакомства можно считать законченной. Вы позволите нам спешиться?

– Да бога ради! – Хагг развёл руками. – Если хотите, можете даже присоединиться к нашей скромной трапезе. Иоганн, будь другом, подбрось-ка дров в огонь, только не переусердствуй, а то мы заместо горячего получим «горящее».

Шольц закивал и принялся за дело.

– Премного благодарен. – Андерсон высвободил ногу из стремени и тяжело сошёл с коня. – Вы не представляете, каково это – при моей комплекции скакать верхом: эти проклятые сёдла разрезают меня пополам… Да уберите вы свой чёртов арбалет! Вы из-за него как на иголках. Ещё всадите мне в брюхо стрелу, объясняй вам потом, что я не хотел плохого… – Тут его взгляд упал на ослика. – Матерь Божья! Это что ещё за козлоконь? Вижу, вы не особенно торопитесь, коль ваш приятель путешествует на этаком одре.

– Теперь уже не тороплюсь, хотя мы собирались выехать пораньше. – Золтан с видимым неудовольствием извлёк из-под мешков своё оружье, вынул стрелы и аккуратно разрядил оба маленьких железных лука. Матиас и Рутгер при виде этой сцены немного замешкались, но всё-таки спешились и принялись водить в поводу разгорячённых лошадей, а после распаковывать седельные сумки.

– Как вы нас нашли?

– Проще простого. – Андерсон стянул перчатки и подсел к костру, умывая ладони теплом. – Вас подвела любовь к хорошей кухне. Да, мой друг, именно так. Людей, похожих на вас по приметам, немало, но таких гурманов, как вы, считаные единицы. В одном трактире вы заказываете фазана с трюфелями, в другом мадьярский паприкаш и мясо по-еврейски, в третьем молочного поросёнка, целокупного, хе-хе… Не так уж трудно после этого понять, в какую сторону вы направляетесь. Кстати, если вам интересно, я вовсе не собирался вас преследовать.

– Тогда какого чёрта вы тут делаете?

– Решил догнать, раз уж нам с вами всё равно по пути: по странному стечению обстоятельств я и мои спутники держим путь в Локерен. У меня к вам деловое предложение.

– Какое, если не секрет?

– Пока секрет, – сказал Андерсон и искоса взглянул в сторону Шольца.

Хагг перехватил его взгляд и усмехнулся.

– Надеюсь, вы не думаете открыть трактир со мною на паях? Гляжу, вы всё никак не уймётесь. Послушайте, Андерсон, если дело касается того травника, то я…

– Касается, – сказал угрюмо Андерсон. – Ещё как касается.

Иоганн шумно раздувал огонь, сизоватый жиденький дымок струился в небо. Казалось, разговор совсем не интересует старого трактирщика.

– Если дело касается травника, – с нажимом повторил Золтан, – то я хочу вам сказать, что вы опоздали.

Господин Андерсон поднял бровь:

– Опоздал? Не понял. В каком смысле – опоздал?

– Тот травник мёртв, – с нажимом на словечко «тот» ответил Золтан. – Его убили.

– Как? Когда? Каким образом?

– Недавно. Чуть больше месяца тому назад. Застрелили из аркебузы.

– Вы в этом уверены? Ходили слухи, что какой-то знахарь… но я…

– Я абсолютно в этом уверен, – со вздохом подтвердил Золтан. – Я даже побывал на месте его гибели. К тому же у меня есть другие э-э… доказательства его смерти.

– Надёжные?

Золтан снова вздохнул.

– Весьма надёжные.

Господин Андерсон задумчиво потеребил нижнюю губу.

– Хагг, вы всякий раз меня удивляете, – наконец признал он. – Вашей осведомлённости можно позавидовать, даже не верится, что вы отошли от дел. Ну что же, у меня нет оснований вам не верить. Но! Нет и оснований для противоположного. Хотя ходили слухи, что вы с этим знахарем (Жуга – так, кажется, его звали) были крепко знакомы и даже, не побоюсь этого слова, дружны.

– Послушайте, э-э… Андерсон, – устало сказал Золтан, теребя в пальцах вынутую из арбалета стрелу, – хватит брать меня на пушку. У меня нет никаких причин врать вам про его гибель. Вы не могли до него добраться, пока он был жив, и не смогли бы, будь он жив сейчас, так чего уж… Честно говоря, я сам так и не понял, как это получилось у тех. Но у меня есть достоверное свидетельство о его смерти, созданное, так сказать, им самим, и с этим ничего не поделаешь. И давайте перестанем играть в кошки-мышки. – Он поднял взгляд и посмотрел Андерсону в глаза. – Может, вы мне всё-таки скажете, зачем он вам понадобился? Только не надо больше этих баек про знамения и предсказания. На дворе не прошлый век. Тех дел, которые натворила еретичка из Домреми, хватит на несколько поколений. Что ни говори, а тут постарались на славу: появись ещё одно такое чудо, его сожгут прежде, чем успеют поднять на щит. Итак?

Андерсон на пару минут погрузился в молчание. Глаза его задумчиво блуждали.

– Позвольте я сперва угощусь этим чудным поросёнком? – наконец сказал он вместо ответа. – А то у меня голова идёт кругом от запаха жаркого.

Золтан пожал плечами:

– Да пожалуйста. И пусть ваши спутники тоже подсаживаются. Боюсь только, на троих этого будет маловато.

– Ничего, – усмехнулся толстяк. – Зная ваши вкусы, мы закупились провизией. Думаю, вы тоже к нам присоединитесь.

– Вам будет трудно меня удивить.

– Я попытаюсь. – Он обернулся: – Рутгер! Мне тяжело вставать. Не сочтите за труд, подайте мне вон тот мешок… да, этот. Спасибо.

Он распустил завязки, ухватил мешок за углы, с усилием перевернул его и вывалил на молодую травку содержимое.

Золтан отшатнулся. Стрела в его руках переломилась.

– Аш-Шайтан! – он вскочил и бросил обломки в костёр. – Что это за шутки?!

Перед ним лежал большой, плохо обработанный сосновый чурбак, кое-как перевязанный потемневшей верёвкой. Изнутри доносилось приглушённое, но ясно различимое гудение.

– Что это?

Андерсон скривился в усмешке.

– А вам, оказывается, чужд пантагрюэлизм, хотя при вашей работе это было бы очень полезное качество. Это улей. Малая дуплянка. Я приобрёл её на ферме возле Синего ручья. Вы что, никогда не видели улья?

– Видел, но… – Золтан нахмурился. – Андерсон, прекратите эти нелепые шутки. На чёрта он вам сдался?

– Там, внутри, пчёлы, целая семья. Они дают превосходный мёд. Вы любите мёд?

– При чём тут мёд? Чего вы хотите добиться? Я ничего не понимаю!

– Хотите откровенности? – Андерсон вздохнул. – Что ж, будет вам откровенность. Но придётся подождать. Совсем немного. Видите ли, Золтан, один из моих спутников отстал. Вернее, не совсем отстал, а так, решил наведаться в ближайшую деревню.

– Зачем?

– Представьте, за молоком, – без тени насмешки сообщил господин Андерсон. – А без него дальнейший разговор теряет смысл. Но, думаю, вскоре он нас нагонит, и тогда… А, вот, кажется, и он.

Со стороны дороги вновь донёсся стук копыт, на сей раз одинокий.

– Рисковый парень этот ваш четвёртый, – покачал головою Хагг. – Одному в такое время можно запросто нарваться на грабителей.

– Да, вы правы. И тем не менее. Иногда мне кажется, что она ничего не боится.

Золтан поднял бровь:

– «Она»?

Ездок тем временем уже свернул с дороги и теперь уверенно пробирался на поляну меж деревьев – хрупкая, почти мальчишеская фигурка, закутанная в зелёный плащ. Капюшон был сброшен за спину, открывая золотистые подстриженные волосы. Скакун был тоже необычной масти – кофе с молоком. Всадница сидела по-мужски, справа у седла был приторочен арбалет. Коня она осадила чуть ли не у самого огня и не спешила спускаться.

Несколько мгновений Золтан и женщина молча смотрели друг на друга, потом Хагг криво усмехнулся и покачал головой.

– Так-так, – пробормотал он, – сюрпризы продолжаются. Вот так встреча! Не знал, что ты теперь работаешь на Андерсона, Белая Стрела.

Девушка в седле нахмурила брови.

– Я ни на кого не работаю, – бросила она вместо приветствия и резко потянула удила. Соловый немецкий рысак присел, попятился и захрапел, затанцевал на пятачке. Развернулся. Рука в перчатке на мгновение показалась из зелёных складок. Пузатая глиняная бутыль взлетела в воздух, рассыпая жемчуг белых капель, и через мгновение закончила свой путь в руках у Рутгера.

– На, держи, – сказала девушка, осаживая коня. – Вот твоё молоко.

Наёмник невозмутимо перевернул пойманную бутыль горлышком кверху и выдернул промокшую тряпичную затычку. Понюхал содержимое.

– Вчерашнее, – сообщил он голосом, лишённым всяческого выражения.

– Сгодится и такое, – фыркнула всадница. – Доставай котелок.

Золтан почесал подбородок и бросил два взгляда, косых и быстрых, на наёмника и на новую гостью. Похоже было, что в отряде господина Андерсона не всё так уж безоблачно: между этими двоими явно пробежала кошка, и, возможно, не одна.

– Сама достанешь, – не замедлил подтвердить его подозрения Рутгер.

* * *

Солнце! Солнце! Солнышко! Мохнатый тёплый золотистый шарик в небе юной, стынущей весны – есть ли в этом мире что прекраснее и лучше, чем клубок соломенной небесной пряжи в гулкой синеве? Мир оживал и жаждал возрождения. На деревьях зеленели листья, под деревьями пробивалась трава, бугристый чёрный снег дотаивал в оврагах, лёд в каналах окончательно сошёл на нет, оставив, словно эхо, утренние забереги.

Дорога подсыхала.

А по дороге, повесив на шею связанные башмаки и насвистывая что-то невнятно-весёлое, шёл невысокий босой парнишка лет тринадцати. Шёл не быстро и не медленно, никуда не торопясь, наслаждаясь тем, как солнце греет ему спину и затылок.

Неделя минула с той поры, как Фриц пришёл в себя на камне у межи, неделя, как исчез единорог, и бог ещё знает сколько времени с тех пор, как испанский отряд разгромил лачугу травника. Уже и вспоминалось тускло: было? не было? когда? Мальчишеская память где не надо коротка, и полностью наоборот – всегда припомнит то, что ни к чему. Если поразмыслить, так похуже девичьей будет: те хотя бы забывать ненужное умеют.

Идти в ближайший город (а это оказался Белэме) Фриц не захотел и двинулся куда глаза глядят. А глядели они на север. На постоялые дворы он заходить побаивался – вдруг чего? – и ночевать решил в лесу, а поскольку ночи выдались холодные, на следующий день решил сменить режим: идти ночами (благо дело шло к полнолунию), а днём отсыпаться, найдя подходящее место. Страх темноты отступил перед страхом замёрзнуть. Однако сегодня был такой славный день, что Фриц проспал всего ничего и ещё до вечера двинулся в путь. Горизонт повсюду был окаймлён листвой, пыль в дорожной колее приятно грела пятки. Останавливаться не хотелось. Дорога, ранее петлявшая промеж холмов и польдеров, теперь сбежала вниз и разбросала двоепутьем рукава вдоль широкого канала, в обе стороны. Моста поблизости не наблюдалось, выбирать особо было не из чего. Недолго думая, мальчишка повернул направо, чтобы вечернее солнце пригревало спину, миновал большую, редкую в здешних местах ольховую рощу, и вскоре дорога привела его к деревне с незатейливым названьем Оост Камп. Деревенька была самая обычная: четыре улочки и серый пик небольшой колокольни, вокруг которой расположились жилище священника, кузница, трактир общины да дюжина дворов различных степеней зажитности, всё больше дряхлые, увитые плющом дома под потемневшей черепицей, скучные дворы с распахнутыми зевами сараев, плоские поля и редкие заросли кустарника. Единственным, что отличало Оост Камп от прочих деревень, была плотина с домиком мостовщиков и покосившейся пристанью, где ошвартовались дюжина лодок и баржа с не к месту поэтичным именем «Жанетта» – донельзя ветхая посудина с обшарпанными зелёными бортами, гружённая вином, мешками с шерстью и кузнечным углём. На крыше палубной надстройки примостилась ржавая труба, из которой вниз к воде струился жиденький дымок; в клетках на корме сонно квохтали куры, а на носу сидел тощий парень в красном колпаке, курил трубку и удил рыбу.

Невдалеке маячили две ветряные мельницы.