2

Утром, ещё рассвет не успел запламенеть на заре нового дня, Ефрем открыл глаза. Через прорезь плотных штор в комнату проникал яркий свет уличного фонаря. Ефрем встал и прошёл в ванную умыться. Выпотрошенная Женькина туша томно вязла в розоватой холодной воде, словно застрявшая в густом желе. Левый глаз на её лице был приоткрыт и смотрел мутным зрачком в сероватую побелку потолка. На губах, как на стенках стакана с газировкой, осели мелкие воздушные пузырьки, а кончик тонкого носа лишь слегка выглядывал из воды. Зрелище было отчего-то удручающим и немного отталкивающим, и Ефрем пожалел, что не отмыл и не повесил вчера на место сорванную клеенчатую занавеску, чтобы оградить себя от воспоминаний о мертвой жене.

Всё ещё не веря до конца случившемуся, он глубоко вздохнул, сел на край ванны и стал рассматривать голое тело жены. Крышка её грудной клетки лежала в ногах. В фиолетовой внутренности, в разрезанной плоти живота медленно колыхалась тонкая плёнка внутренней оболочки полости. Тонкая рука с разрубленной кистью была придавлена бедром и лежала строго вдоль тела, как у стойкого солдата на посту. Вторая зависла в невесомости воды, прямо над лобком, как бы слегка неуверенно и неловко прикрывая срамную наготу между своих подогнутых ног.

На среднем пальце этой бледной руки тускло сияло потёртое золото обручального кольца. Кольцо было скромным, тонким и совсем обыкновенным – таким, которое только возможно было себе позволить на небольшой бюджет их тихой и скромной свадьбы. Кольцо не стоило оставлять на руке, и Ефрем решил его снять. Мёртвая тугая кожа, обтянувшая костяшки пальцев была неподатлива и груба, словно Ефрем брал в свою руку не что-то органическое и некогда живое, а искусственный пластик бездушного манекена, что одиноко стоит в магазинной витрине. Кольцо снялось легко. Наверняка она делала это регулярно, быть может, даже специально растянула его в ювелирной мастерской на полразмера больше. Ефрем положил золотое кольцо на подзеркальник и отпустил холодную руку, которая сразу же вернулась на своё место, закрыв обросшие трёхдневной щетиной узкие половые губы.

Ефрем проследил за движением её руки, и ему стало интересно, как после смерти и оцепенения плоти изменилась упругость и податливость стенок её влагалища. Одной рукой он аккуратно отодвинул неподатливую кисть, а средним пальцем второй стал медленно массировать основание её половых губ. Так же как и на пальцах, её плоть была холодна и безучастна. Это даже не казалось плотью, а напоминало изношенный резиновый сальник автомобиля, вроде бы и мягкий, но совершенно мертвый, плотный и крепкий. Ефрем надавил сильнее. Его ладонь стала медленно проходить между плотно стиснутых ног. Он нащупал вход во влагалище и стал медленно вводить в него палец. Мясная холодная прорезь не вызывала никаких чувств и эмоций. Ефрем вставил в эту прорезь палец до конца и слегка пошевелил им. Его взгляд случайно скользнул по разрезанной Женькиной брюшине. Он аккуратно отвёл её свободной рукой и увидел там, на месте отрезанной матки, в пустой и свободной от внутренностей полости выглядывающий кончик фаланги его среднего пальца. Ему стало противно и не по себе. Он вынул из Женьки палец, всполоснул руки холодной водой и ушёл на кухню поставить чайник.

Пока Ефрем пил чай, в его голову лезли дурные мысли. Он никак не мог придумать, как ему избавиться от трупа жены. Ещё вчера он решил, что сегодня вечером незаметно принесёт с работы несколько ножовок, чтобы распилить тело и по частям вынести его на городскую свалку, либо закопать где-то далеко в лесу. Единственная дорога со двора его дома вела на проезжую часть, напротив которой стояло городское милицейское управление, на порожки которого часто выходили покурить люди в фуражках. Ефрем предался размышлениям и попытался предсказать несколько развитий сценария и способов, как из них можно выйти:

– Здравия желаю, гражданин! Что в рюкзачке несёте?

– А это вас не должно касаться, товарищ майор!

«Нет, – подумал Ефрем. – Как-то грубо слишком получается. Может, вот так?»

– Здравия желаю! Что в рюкзачке?

– А вы с какой целью интересуетесь?

«Тоже не то. Наводит на какие-то подозрительные мысли».

– Что в рюкзаке несёте, гражданин?

– Да вот, к маменьке иду, закруток попросила принести.

– А дайте-ка взглянуть!

«Да, попросить глянуть он действительно может… Может быть, поступить хитро?»

– Товарищ, что в рюкзачке?

– А труп жены несу! Пилила меня шесть лет, теперь я её распилить решил, сложил аккуратно в рюкзак, несу в тайгу, закапывать.

– Хе-хе, шуточки мне здесь шутите? Всего доброго!

«А почему он решит, что я шучу шутки? Вдруг у него чувства юмора нет?»

Перебрав в голове несколько десятков подобных сценариев, Ефрем решил, что от тела нужно избавляться в домашних условиях и никаких крупных частей за пределы квартиры стараться не выносить.

На работу Ефрем пришёл раньше всех, чтобы так же незаметно вернуть отмытый с отбеливателем длинный топор, пока никто не заметил пропажи. Отперев рабочий цех, он погрузился в работу и стал ворочать оставленные на просушку доски в отапливаемом гараже. Через полчала на работу подтянулись мужики. Во дворе застучали топоры. Под крышей ангара завизжал стальной круг настольной циркулярной пилы. К этому времени Ефрем уже обдумал примерный план действий и зашёл в кабинет к управляющему начальнику цеха попросить два дня отпускных по семейным обстоятельствам.

3

– Чем я могу вам помочь? – подошёл к Ефрему продавец в хозяйственном супермаркете, куда он зашёл после работы.

– Скажите, у вас есть что-нибудь едкое, чем можно было бы растворить органическую ткань?

– Да, у нас есть хорошее средство от засоров труб.

– Нет, не то… В канализационной трубе застряла крыса, мне надо бы залить сток хорошенько, чтобы тушку разъело.

Продавец задумался.

– Можно попробовать эту вот вещь. Ей можно размягчить ткань, и потом смыть в слив, но кости всё равно останутся.

– Это ничего. Я возьму сто бутылок.

– Большая крыса у вас, – удивился продавец.

– Я от клинингового агентства. Крупный заказ на склад фуража, там развелось всякого у них… – уклончиво отвечал Ефрем.

Продавец понимающе кивнул головой и повёл Ефрема на склад.

Конечно же, дома Ефрем не решился растворять всё тело сразу, а отрезал небольшой кусок от живота Женьки, кинул его в литровую банку и залил едкой жидкостью. Через пару часов жидкость вспенилась, образовав на своей поверхности толстую пленку выеденного жира. Волокна мышц немного набухли, стали пористыми, мягкими и легко разламываемыми, но полностью не растворились. Ефрем выругался и слил жижу в унитаз. Полностью растворять в ней всё тело было нельзя. Кишки с желудком такая дрянь тоже не разъест, а вот ливер попробовать можно. Резать мясо в тишине было скучно, и Ефрем на фоне включил радио с лёгкой, расслабляющей музыкой. За окном слышался шум двигателей проезжающих машин и громкое чириканье мелких пташек. Людей на улице в этот будний день почти не было. Лишь однажды проходила какая-то бабка с тележкой, да шарилась по дворовым мусоркам бродячая собака. Когда весь ливер был порезан, Ефрем снова выглянул в окно и увидел эту облезлую шавку, которая что-то выискивала в кустах прямо под его окнами.

«Съест или не съест? Если не будет есть, придётся вниз спускаться… А если съест? По-любому съест. Эти даже за кусок черствого хлеба перегрызутся», – подумал Ефрем, свистнул собаке и через форточку бросил на голые ветки кустов небольшой кусочек лёгкого. Собака принюхалась, тут же подхватила его пастью и начала жевать. Вслед за первым куском лёгкого он кинул и второй. Через минуту под окнами Ефрема возникла ещё одна дворняга, которой он выкинул кусок сердца. Уже совсем скоро под окнами бегала целая стая из восьми собак. Они вынюхивали пропахшие мясом кусты, снег у дороги и узкую тропку через двор. Многие поднимали морды вверх и голодно облизывались. Ефрем решил, что такая стая собак у его окон вызывает слишком много подозрений. Кормёжку надо прекращать. Он выкинул собакам ещё пару кусков и хотел уже закрыть окно, как услышал с улицы громкий старушечий голос.

– Вот зажрались, свиньи! Тут людям нечего есть! Лапы куриные на ужин варю, а они мясом собак бездомных кормют! Что ж ты делаешь, сынок? Если мясо тебе некуда девать, так выноси, я-то быстро его приспособлю!

Ефрем призадумался.

– Ливер будешь?

– Так это ж самое вкусное!

– Печень заберёшь?

– Ты ещё спрашиваешь? Сам бы попробовал котлетки из печёнки. Знаешь, какие вкусные? Да ты выноси! – спохватилась бабка, испугавшись, что если она сильно расхвалит вкусовые качества печени, но Ефрем решит готовить её сам и передумает ей отдавать.

– К подъезду подходи.

Ефрем наложил бабке в пакет печёнку и две почки в нагрузку – он понял, что те люди, которые едят варёные куриные лапки с магазина, всеядны. Он вышел из подъезда на крыльцо и наткнулся на соседа Акима, который курил под козырьком крыльца.

– Здорово! – протянул тот руку Ефрему.

– Привет, – уклончиво ответил Ефрем и поспешил сразу зайти на угол дома, чтобы сосед не увидел ничего лишнего, но из-за угла навстречу Ефрему уже бежала голодная бабка.

– Печень свиная-то? – громко прогундела она сразу как увидела Ефрема.

– Свиная, свиная, бабуль.. – тихо ответил он. – Пошли за угол, а то видишь, сосед вон, тоже хочет.

Бабка сразу всё поняла, закрыла свой рот и молча зашла за угол дома.

– Тебе ещё почки положил, вот, – протянул Ефрем ей черный пакет.

От счастья бабка начала благословлять Ефрема и кланяться ему в ноги за его щедрость и доброту.

– У тебя ж если будет ещё – больше не выкидывай! – строго пожурила его бабка на прощанье. – Если что, я на той улице живу, на Тимирязевской, дом двацпять. Спроси Ефимовну, меня там все знают!

Ефрем что-то сказал, отмахнулся от приставучей бабки и пошёл обратно домой.

– Никак свежину добрым людям раздаешь? – прищурился Аким и хитро, как-то подозрительно подмигнул Ефрему. Ефрем смутился, но виду не подал.

– В деревне на выходных был, свинью резали… – сочинял Ефрем на ходу. – Дал мне этого ливера кучу…

– Людям чужим, значит, раздаёшь, а со своим соседом поделиться западло, э? Мясо-то есть на продажу? Я бы вырезки у тебя взял, если со скидочкой предложишь, – снова подмигнул Аким.

– На продажу больше нет, – натянуто улыбнулся Ефрем.

– Эх, тыы… – весело протянул Аким, предлагая Ефрему прикурить. – Как жена поживает? Работу не нашла?

– Всё хорошо, – уже не знал, что ответить Ефрем, сделал вид, что не заметил протянутой ему пачки и прошёл мимо Акима в подъезд.