Хозяин неспешно начал зажигать свечи на высоких бронзовых жирандолях, стоящих на резных бюро и секретере, и на таких же настенных канделябрах с цветным стеклом. Кабинет начал постепенно освещаться, и Тихомиру сразу стало понятно, почему дверь запиралась на замок… По мере освещения Тихомиру представлялись стены кабинета, сплошь увешанные оружием поочередно с чучелами голов животных. Первое, что бросилось в глаза Тихомиру, – это старинное кремневое ружье с прикладом, расписанным арабской вязью. Оно висело между головами сохатого лося и бурого медведя с раскрытой пастью. Вообще, казалось, что все трофеи были развешаны бессистемно. Наверное, только сам хозяин знал особый порядок. Головы волков, оленей, косуль, кабанов, кавказского тура, козерога и других, неизвестных Тихомиру, животных, были перемешаны с саблями и шашками, ружьями, шпагами и рапирами, мушкетами, кинжалами и кортиками, пистолетами, бердышами и секирами, карабинами, булавами и кистенями… Все это, в сочетании с бликами от цветного стекла при зажженных свечах, создавало «впечатление».

Стены кабинета в нижней трети были отделаны лакированным желто-коричневым деревом, а дальше вверх до подбитого такими же деревянными панелями потолка – тиснеными обоями.

– Вот! Сделал по-московски, – похвалился хозяин, проводя рукой по стене, – раньше стены были обиты тканями, а теперь бумажные обои – от слова «обивать»!

Тихомир улыбнулся словам хозяина:

– Прогресс! Девятнадцатый век на дворе!

При всем этом своеобразном великолепии Тихомир не увидел шкафов с книгами, хотя в Москве модно было обустраивать библиотеки. Ни на бюро, ни в секретере не было никакого намека на бумаги или документы. Они были завалены разного калибра патронами вперемешку с охотничьим снаряжением, курительными трубками и табачными коробками. Да и письменного стола тоже не было. Тихомир понял, что хозяин не занимается управлением имения.

Зато были два стула и кресло. Именно в него хозяин заставил присесть гостя:

– Присаживайся, друг любезный! Табачку?

– Нет, нет. Спасибо. Не курю я, – Тихомир поспешил отказаться, уже понимая, что отказы тут не сильно принимают.

Тихомир уселся и обратил внимание на толстый слой пыли на всех поверхностях и отдельные кучки пепла на паркете и на ковре…

«Видно, хозяин сюда никого не допускает», – подумал он.

* * *

Тихомир Богданович подошел к трехногому вешалу, прикрытому белой тканью. Он торжественно, словно открывал музейный экспонат, сдернул покрывало.

Взору Тихомира открылся гусарский мундир. Однобортный доломан из сукна светло-синего цвета, присвоенного Ингерманландскому полку, застегнутый слева направо мельхиоровым костыльком, был обшит в пять рядов оранжевыми шнурами с тройными петлями по концам. Наплечные шнуры из двойного золотого жгута «гусарского узла» указывали на звание ротмистра. Композицию увенчивал фетровый колпак шапки гусарского образца с белым султаном и золотой подвесой с георгиевской ниткой. Суконный шлык шапки, украшенный оранжевой тесьмой по золотому прибору с российским двуглавым орлом и обтянутый черным барашковым мехом, своим светло-синим цветом также указывал на принадлежность к Ингерманландскому полку.

Тихомир чуть сдержался от комичности момента и для виду начал снова рассматривать стены – хозяин явно располнел с тех пор, как в последний раз надевал парадную форму.

Хозяин понял реакцию Тихомира по-своему и решил пояснить:

– Все мои предки были людьми служивыми. Почти все на чужбине сложили головы за Родину и Отечество. А я вот – живой, в преклонном возрасте, уйдя в отставку, поселился в родовой усадьбе.

Тихомир понимающе кивнул, а хозяин с горечью продолжил:

– Так сказать, променял столичную суету на размеренную жизнь. Обрел покой и уединение в родовом гнезде.

Тихомир понял, что хозяину взгрустнулось, и решил его взбодрить.

– С трофейным оружием мне понятно, а чучела? – спросил он.

Тут хозяин улыбнулся и с охоткой рассказал:

– Мои служивые предки в имение приезжали только на короткий срок – как в отпуск. Они увлекались благородным занятием: с древнейших времен русской забавой была охота! Даже созывали охотников с собаками медведей бить. Была и соколиная охота. Были свои ловчие и сокольничьи. И я иногда похаживаю…

– Ну и как? – с живостью перебил его Тихомир, которому уже немного надоело представление.

– Вот мои… волк и кабан, – хозяин с гордостью показал на чучела голов.

Тихомир одобряюще закивал головой.

Тихомир Богданович заулыбался еще больше:

– Нуда ладно! Сейчас что покажу! Бери свечку.

Он откинул легкий напольный коврик, под которым прямо в наборном паркете оказался люк, окованный стальными полосами.

С усилием открыв люк, хозяин подмигнул:

– Пошли!

* * *

Они спустились в довольно глубокий погреб, стены которого были обложены камнями.

В холодке на полках располагались многочисленные разнокалиберные бутылки.

– А это моя гордость, – расплылся в улыбке хозяин. – Переделал погреб по всем правилам… и вентиляция есть!

Он подошел к отдельно стоящему стеллажику и снял бутылку:

– Все наливки делаются по моим рецептам, которые я корректирую каждый год и уже добился хороших результатов. Сейчас угощу тебя особенной.

Хозяин подмигнул и, не глядя, привычным движением снял со стеллажика две чарочки.

– Держи!

Тихомир понюхал налитое и залпом выпил:

– Ух! Крепкая!

– А то, – хозяин довольно улыбнулся и выпил сам, – ну, давай еще!

* * *

Так, уединившись в погребе, они «перепробовали» весь «эксклюзивный ассортимент».

Уже в изрядном подпитии хозяин завел сокровенный монолог – наболело:

– Ты не знаешь, Тихомир, как мне опротивела эта глушь! Мне еще в отрочестве все тут надоело, а ведь тогда все было по-другому! Совсем другая жизнь была! Жили богато! Ведь поэтому я на военную службу и подался. Многие города и веси повидал, пока молодой был, а на старости лет… доживаю тут.

Тихомир, сам хорошо охмелевший, пропускал его слова мимо ушей, но тактично кивал в знак согласия.

Хозяин объяснял:

– Война забрала лучших мужиков, и остались почти одни бабы. Работать некому! Пропадает хозяйство. Дохода нет. А мои дети подрастают, их надо отправлять в город, давать образование и обеспечивать.

Выпили еще по чарке, и хозяин продолжил:

– Заставляю крепостных работать больше и больше, иногда даже кнутом, но сам понимаю, что уже нельзя ничего из них выжать. И я не один такой – по всей России разруха. Живых денег нет ни у кого.

И, подмигнув, добавил:

– Хотя другие неплохо живут! Миллионщики.

Тихомир понял, что разговор про его отца:

– Так спросили бы денег у отца?

Хозяин отмахнулся:

– Совестно. Да пока еще и не так прижало. Есть у меня затея – паровую лесопилку поставить. Леса у меня хватает. Только вот кто работать будет? Вот если надумаю, то тогда уж обращусь к Андрею.

Тихомир подумал: «Сам отцу скажу».

* * *

Выпили еще по одной. Хозяин перешел на шепот:

– Скоро станет совсем худо. 19 февраля император Александр II подписал манифест об отмене крепостного права. А я об этом людям не сказал. Хочу напоследок подзаработать. Завтра Ивана Купала – самый сбор трав. Травы потом сожгу до золы да выпарю поташ. Продаю его на ярмарке в Ростове-на-Дону. Там люди понимающие – берут мой поташ по хорошей цене. Мой отличается от всех остальных на ярмарке, высоко ценится и в основном идет за границу на лекарства. А знаешь почему? А потому что рядом с усадьбой живет старая знахарка – она и знает все целебные травы. Живет она в этих местах очень давно, и никто не знает, сколько ей лет, но она жила еще при деде моем, принимала роды отца моего и мои тоже. Отец наказывал ни в коем случае не притеснять ее, да я и не думал. Успокаивает она мои старые раны в своей баньке-развалюхе и травы дает всякие, да и всех местных она лечит. Забесплатно!

Хозяин потер озябшие руки:

– Ну, давай еще по одной, и пойдем. Покажу тебе мою единственную отраду!

Они выпили и начали выбираться наверх.

* * *

От открытого люка отпрянула и спешными бесшумными шажочками убежала подслушивающая разговор Пелагея.

* * *

Мужчины прошли через коридоры терема и вышли к его заднему выходу.

Тихомиру стало понятно, что терем имеет форму креста: спереди короткий выступ парадного входа, по бокам флигеля, а сзади длинный выступ с «черным» ходом. Ему это что-то напоминало, но затуманенный мозг уже не имел над ним полной власти.

* * *

Позади терема были расположены хозяйственные постройки и конюшня.

Хозяин с гордостью завел Тихомира в конюшню, где в отдельных стойлах со свежим сеном перебирали ногами два рослых жеребца черной масти.

Хозяин, улыбаясь во весь рот, потрепал каждого жеребца по холке:

– Вот они! Моя единственная радость и отдушина!

Действительно, это были знатные восточные скакуны.

– Жеребцов продал по сходной цене Игнат, тот, который тебя из города привез. Да и напросился на работу. А чего не взять? Толковых людей мало. Он с дочерью своей приехал, Пелагеей. Беженцы они. Война многих крова лишила, – рассказывал хозяин, а сам все выглаживал гривы, – Игнат плохо говорит на русском и не любит общаться с людьми, поэтому я только его в город отправляю. Других людей не выпускаю – мало ли чего прознают раньше срока.

* * *

В конюшню зашел крепкий рослый мужчина средних лет:

– Тихомир Богданович! Для работы все готово. На заре будем начинать.

Хозяин кивнул:

– Ты, Третьяк, как всегда: только о тебе подумаешь, а ты уже тут. Знакомься, это сын моего старого боевого товарища. А зовут его…

– Тихомир, – сказал Тихомир и улыбнулся.

Третьяк слегка поклонился:

– Управляющий.

– А не устроить ли вечернюю верховую прогулку? Как ты, Тихомир?

Хозяин хлопнул одного из жеребцов по крупу. Раздалось резвое ржание.

– Третьяк, седлай, застоялись они. Да и сам езжай, устал я.

Затем хозяин прищурился и потер руки:

– А мне «мишеней» организуй.