– Нет, папа, мы должны его принять дома, он меня спас. Жизнью рисковал.

Кофман посмотрел на дочь, потом на меня.

– Вы раньше были знакомы?

– Нет, – мотнул я головой. – Я не настаиваю на приглашении. Отдам портфель и на этом распрощаемся. Ваш человек проверит, что деньги на месте и…

– Нет, – притопнула ножкой бывшая заложница. – Вы должны обязательно быть у нас сегодня же.

– Ну, ладно, – усмехнулся я. – Раз должен, почему бы и нет.

– Решено, – кивнул Кофман и повернулся к таксисту. – Большое спасибо, Антон Семёнович, за помощь. Я искренне вам признателен.

Он вытащил из кармана тонкого импортного пальто с коротким ворсом пухлый портмоне и, раскрыв, отсчитал пятнадцать сотенных бумажек.

– Пожалуйста, пусть сегодняшнее происшествие останется между нами.

– Так мне же диспетчеру… – обескураженно начал «Папанов».

– Ну, вы уж придумайте что-нибудь. Только наши тайны не выдавайте, хорошо? Мы этот вопрос решим по-своему, по-семейному. Вы поймите, зачем нам огласка, бессмысленная трата времени, слухи… Да? Мы понимаем друг друга?

Судя по тому, что водила не сводил глаз с пятнадцати сотенных, они друг друга понимали.

– Ну…

– Вот и отлично, – резюмировал Кофман, протягивая деньги.

– Ладно, вопросов нет, – крякнул таксист. – Были, да кончились.

Я сел в машину с двумя громилами и поехал на вокзал. Забрал портфель и передал своим сопровождающим, а потом вместе с ними отправился на Патрики. Честно говоря, вопросы о том, где я и кто я в этой суматохе отступили на задний план и даже не возникали. А теперь вот снова встали, в полный рост, так сказать.

То, что со мной происходило сегодня никаким сном, никаким дурманом не объяснялось. Это вообще никак не объяснялось. Материя, как говорится, есть объективная реальность, данная нам в ощущении… М-да… А если это всё надолго? Или, например, навсегда? Я даже и не знал, что думать…

Квартира Кофманов была обставлена роскошно. И сама квартира роскошная, и обстановка. Антикварная мебель, картины, паркет, богатые портьеры. Вычурность не в моём вкусе, но стоимость всего прямо бросалась в глаза.

– Проходите, молодые люди, – приветливо улыбнулась яркая черноволосая дама, открывая дверь. – Я Эллочкина мама, Ада Григорьевна.

– Очень приятно, – кивнул я. – Я Александр… э-э-э… Жаров… С наступающим вас.

Ну вот, я и назвался чужим именем. В прихожую вышел и отец Эллочки.

– Порядок? – настороженно спросил он у парней.

– Да, вроде, – ответил один из них и протянул портфель.

– Ада, проводи гостя в гостиную, а вы подождите в машине пока.

Парни тут же вышли, а я двинулся за Адой Григорьевной.

– Как Элла себя чувствует? – спросил я. – С ней всё в порядке?

– Да-да, к счастью, всё в порядке. Только что доктор ушёл. Он её осматривал. Она так вымотана и потрясена, что уже уснула. Это такой ужас и кошмар, что просто не укладывается в голове. Я до сих пор осознать произошедшее не могу. Вы даже не представляете, через что мы все прошли. Врач посоветовал ей несколько дней оставаться в полном покое.

– Думаю, вам этот совет тоже не помешает, – понимающе улыбнулся я. – Я не планировал вас беспокоить, но ваш супруг настоял.

– Что вы, Александр, какое же это беспокойство.

– Это я настояла, – раздался дерзкий и немного хриплый голос от двери.

– Эллочка, ты зачем поднялась? Тебе же доктор…

– Да всё нормально, мама. Подростковая психика очень гибкая, врач же сказал.

Я хмыкнул. Подростковая. Ей восемнадцать, вообще-то. Студентка меда. Уже не лялька. Хотя, на вид ещё дитя. Она стояла в коротком шёлковом халате, выставив напоказ загорелые стройные ноги, и выглядела очень даже ничего. Привлекательно выглядела. Я вдруг почувствовал интерес. Давненько, как говорится не брал я в руки шашки.

Я оглядел её с головы до ног и подмигнул. Она только плечиком повела, смотрите какая. Вошёл глава семейства, успокоенный после пересчёта билетов государственного банка СССР.

– Ну, что же, Александр, присаживайся, – показал он на стул за столом. – Ада, давай будем ужинать. Элла, я так понимаю пришла в себя, достаточно, чтобы присоединиться. Переоденься пойди.

Девушка вспыхнула, покраснела, но перечить не стала, молча повернулась и вышла, причём, плавные покачивания бёдрами я принял исключительно на свой счёт. Вскоре она появилась в ещё более короткой джинсовой юбке и футболке, надетой на голое тело.

Кофман крякнул, но ничего не сказал, а она победно улыбнулась. Действительно гибкая психика, почти такая же, как девичий стан. Хоть она и просидела в холодном подземелье всего один день, меньше суток, тем не менее, реакция была весьма странной. Впрочем, она, как мне показалось, не верила, что с ней могло случиться что-то плохое.

Отец Эллы подробно расспросил кто я такой и что делаю в Москве. Узнав, что я москвич, но по распределению работаю на швейной фабрике в Сибири, а здесь сейчас нахожусь в командировке, успокоился, решив, что с моей стороны его дочери ничего не угрожает. В смысле, никаких амурных глупостей, на фоне внезапной любви к рыцарю-освободителю не предвидится. Банально, в силу нешуточного расстояния.

Ещё его крайне интересовал вопрос, не связан ли я с милицией или прокуратурой. Но узнав, что я занимаюсь вопросами снабжения, кажется, успокоился. И уже ничто не мешало нам сосредоточиться на еде.

Кормили в этом доме отменно. Увидев обильный стол, я понял, насколько голоден. Пирожок, проглоченный на вокзале, давно уже превратился в смутное воспоминание. Ели курицу и рыбу фиш, баклажаны и что-то ещё вроде хумуса. Ну и, разумеется, заморские деликатесы на столе тоже присутствовали. Ветчина, финский сервелат, и даже наш отечественный торт «Птичье молоко».

– Яше сегодня из «Праги» прислали.

Ну, ещё бы. Яша – величина.

В конце вечера завмаг завёл меня к себе в кабинет и прикрыл дверь.

– Александр, я хочу сказать тебе пару слов. Это, естественно, слова благодарности.

– Да, вы уже сказали, – кивнул я.

Удивительно, этот дядя был младше меня, но сейчас я чувствовал себя очень молодым человеком.

– Сказал, да. Но не всё, что хотел. Ты показал себя честным и бескорыстным человеком. И благородным. Не позарился на деньги, а деньги были немалые. Это характеризует тебя вполне определённо. Поэтому я хочу выдать тебе небольшую премию.

– Да вы что, мне не надо, – покачал я головой. – Я ведь не из-за денег.

Просто я знал, чем дело кончится и не мог не попытаться помешать.

– Не из-за денег, но деньги никому ещё не повредили в этой жизни. Держи. И вот ещё что, если что-то понадобится, обязательно дай мне знать, чем смогу всегда помогу.

Он протянул мне две пачки сотенных.

– Держи, не робей. Бери-бери, я от чистого сердца.

Мне было и неловко, и не особенно приятно, но он буквально запихнул мне деньги в карман пиджака.

– Ещё хочу попросить… Элла девочка горячая, с фантазией, может нафантазировать неизвестно чего, а ты парень уже зрелый, с пониманием…

Я хмыкнул и кивнул.

– С пониманием, не без этого.

– Ты хороший человек, но ей пока учиться надо, а не…

– Слушайте, Яков Михайлович, вы не беспокойтесь. Я и без денег понять могу.

Я полез в карман, чтобы вытащить его награду.

– Не обижай, – серьёзно помотал он головой. – Это не отступные. Это просто премия.

В итоге бабки остались у меня.

– Я могу рассчитывать, что всё произошедшее останется в тайне?

– Естественно, – подтвердил я. – Я не болтливый и не слишком любопытный.

– Это хорошие качества. Мужские.

Мы вышли в прихожую.

– Сашенька, – улыбнулась мама Эллы. – Большое вам спасибо. Вот возьмите, это торт и шампанское. И вот, мимозу ещё. Бабушку с праздником поздравите, а то вы ведь сегодня не успели ничего купить.

– Спасибо, – улыбнулся я. – Действительно, вечер уже.

Блин, встречу с бабушкой я не планировал. Подобная перспектива меня не радовала. Собственно, я пока вообще ничего не планировал, хотя и стоило бы. Ещё как стоило. Впрочем, чего там планировать, нужно было попытаться вернуться обратно в своё время, пока весь этот пипец не зашёл чересчур далеко.

– Забегай, когда в Москве будешь, – пожала плечами Элла и подмигнула, возвращая моё собственное подмигивание.

Она сложила руки на груди, отчего тонкая ткань футболки натянулась, чётко обрисовывая острые шишечки на её выпуклостях. Я усмехнулся. Хороша злодейка.

– Ладно, забегу. Ты смотри, больше не попадайся в лапы к бандитам.

– Теперь с ней всегда мой человек будет ходить, – хмуро заметил её отец.

– Ну, папа! – возмущённо воскликнула она, резко поворачиваясь к отцу.

Я едва заметно усмехнулся. Про судьбу Толоконникова и его подельника я не спрашивал. Тут мне было всё более-менее понятно.

Ребята Кофмана довезли меня до Ленинградского шоссе. До того места, где, собственно, всё и началось, до сто двенадцатого дома дробь один, корпус один. На лавочке у подъезда сидел понурый человек. Я остановился и присмотрелся, потому что он показался мне смутно знакомым.

Надо же, это был тот самый бомж, которого не так далеко отсюда прессовали патрульные. Усталый, пыльный и несвежий.

– Здорово, отец, – кивнул я, присаживаясь рядом с ним. – Ты чего здесь мёрзнешь сидишь? Ты кто?

– Я? – осклабился он. – Бывший интеллигентный человек. БИЧ.

– И чего тут делаешь? Бичуешь?

– Бичую. Чего мне ещё делать. А ты кто?

Я поставил коробку с тортом рядом с собой, положил букет, откинулся на спинку и втянул свежий, слегка морозный московский воздух. Советский. Советский воздух. Бодрящий, наполняющий энергией и оптимизмом. А оптимизма в моей жизни давно уже не хватало…

– Хороший вопрос, – покивал я. – Только отвечать больно долго.

И не известно что.

– Пока сам себе не ответишь, кто ты есть, будешь болтаться, как говно в проруби.

– Или я хороший человек, или оно все-таки тонет, – усмехнулся я.

– Юморист, – прохрипел растянулся в улыбке бич.

– Ну, типа, – согласился я. – Я много кто так-то. Например, десантник, которому в восемьдесят седьмом полноги оторвало. Подойдёт такой ответ?

Он поморщился.

– Мне всё подойдёт. И что ты без ноги делал в своём восемьдесят седьмом?

– Бухал, батя. Крепко бухал.

– А потом?

– А потом перестал, – вздохнул я. – В школу пошёл работать. Друзья пристроили, труды вести. Потом универ закончил, стал дерзким салабонам литературу преподавать. Хотел в бизнес, да не получилось у меня. Деньги занял, да не отбил. Снова бухал.

– Хех, – усмехнулся бомж, – эк завернул. В бизнес.

– Точно.

– Так щас учитель, что ли?

– Нет, пристроили в телевизор. Когда из школы попёрли. Не сразу, правда, ещё всякое другое было.

– Всякое – это да…

– Точно… Сначала редактору помогал, потом стал сценарии писать. В группе товарищей. А теперь вот вообще самостоятельно.

– И чего, не нравится что ли?

– Да как сказать… Грех жаловаться. Зарплата нормальная…

Надо было зайти в подъезд и подняться туда, где стоят софиты. Если это был «портал», я мог вернуться обратно в своё время. А что, сгонял типа в командировку, спас барышню, можно и назад идти. В одиночество и… как вот этот бич, практически…

– А жена, дети? – спросил тот, обдавая меня запахом «керосина».

Я ничего не ответил.

– Бросай ты свой телевизор, – махнул он рукой. – Лучше нормальным делом займись. Чтоб по-настоящему, а не эта… иллюзия.

– Как ты?

– Ну, хотя бы.

– Послушай, философ, тебе сколько денег для нормальной жизни надо?

– Червонец, – не задумываясь ответил он.

– А если хорошо подумать? Дай простор фантазии. Чтобы паспорт справить, не забухать, а новую жизнь начать. Работу найти. Не размышлял ты над этим?

– Сто рублей, – так же быстро ответил он.

Я запустил руку в карман и, не считая, вытянул несколько сотенных.

– Держи. Только не пропей. На дело потрать.

Он взял, хмыкнул и, не глядя, засунул деньги в карман.

– И ментам не попадайся. Отберут.

Бич кивнул.

– А ты, – прохрипел он, – определись, чего хочешь. Откуда ты и куда идти думаешь. Определись, сынок. Где свои, где чужие. Без этого никак. Пропадёшь без этого. Хотя, всегда ведь в бичи можно податься, да?

Он криво улыбнулся и встал с лавочки.

– Сейчас, кстати, какой год на дворе?

– Две тысячи двадцать четвёртый, – ответил я.

– О! – удивлённо покрутил он головой. – Новый век наступил, а я и не заметил. Благодарствуй, добрый человек, за презренный металл и за щедрость. Если чего надо, обращайся, я всегда поблизости ошиваюсь.

Повернувшись, бич поднял воротник и поплёлся в сторону арки, а я вошёл в подъезд, поднялся по трём ступенькам и нажал кнопку. Новенький, незагаженный лифт довёз меня до верхнего этажа. Я вышел и подошёл к последнему пролёту, ведущему на площадку, туда, где был выход на крышу. И туда, где наши телевизионщики оставили свет и портфель с деньгами.

– Определись, сынок, – повторил я слова бича.

Это можно. Я кивнул. Это мы махом…

Собственно, и так всё было понятно. Я снова кивнул, прочистил горло и ступил здоровой ногой на ступеньку. Раздался лёгкий электрический гул…