– Интересно, каких же, – я стиснул челюсти, чтобы не выматериться.

– Снабжать остальные кланы едой, получая от них поддержку и защиту, а также платить за то, что пользуемся землей кланов на поверхности.

– Они там совсем умом тронулись? – зашипел я. – Кочевники им что, платят?

– Ну, официально есть документы, где прадеды кочевников подтверждали то, что будут охранять земли гномов, так что они в своем праве, – неожиданно стал защищать старейшин гном.

– Тан Дорн?! – возмутился я. – Ты их защищаешь?!

– Нет, просто по всем нашим законам они правы, – смутился он под моим напором.

– Что еще?

– Нам запрещено спускаться вниз, а также пользоваться тайными путями.

– То есть они вообще отрезали вас от прошлой жизни? – стиснув зубы, спросил я. – Мы теперь клан Отверженных? Ты хоть знаешь о том, что меня похоронили заживо, обрушив за мной проход?

Настала очередь гнома застыть с открытым ртом.

– Но как же, нам всем говорят, что ты работаешь внизу и тебе каждый день по нескольку раз доставляют еду и все необходимое!

– Вот так! – отрезал я. – Как только я оказался внизу, раздался взрыв, и выход наверх засыпали. Не думаю, что у вас часто происходят взрывы там, где тысячу лет их до моего появления не было.

Пока гном приходил в себя от моей новости, я обдумывал сложившую ситуацию. Старейшины, конечно, молодцы, прекрасно все разыграли. Если бы я был на поверхности во время их политических игрищ, неизвестно, чья бы взяла, а сначала избавившись от меня, а затем прикрывшись законами, они устранили и остальную часть своей головной боли, наверняка закупочные цены, которые они установили для колхоза, были просто смехотворными.

«Неужели никто из правления колхоза не возмутился? – удивился я. – Это же беспредел!»

– А чего вы тут тогда делаете? – повернулся я к Дорну. – Зачем на ярмарку пришли?

– Соли и пряностей у нас не хватает для солений и копчений, вот и приходится теперь кругами ходить, – ответил он с поникшей головой.

– И что вы, взяли и вот так согласились? – решил я уточнить. – Ладно вы, а что сказали люди из правления?

По тому, как Дорн стал хмыкать в бороду, я понял, что он не все мне рассказал.

– Да говори уже!

– Правление разделилось на гномов и людей, – нехотя поведал он. – Гномы согласились выполнять распоряжение Совета Старейшин, люди – нет.

– Здрасте, приехали, – ахнул я. – Зачем я вводил демократию в колхозе? Зачем вы выбирались в качестве представителей, если не смогли договориться и решить, как будет лучше для колхоза?!

Я специально выделил слово «колхоз», чтобы он понял, о чем нужно думать в первую очередь. К моему сожалению, гнома это не проняло.

– Ладно, а сейчас‑то мы куда едем? Что за странный маршрут такой и где вы взяли повозки и быков?

– Совет Старейшин ссудил нам под залог будущих поставок, – ответил он, но лучше бы мне не говорил этого, хотелось подойти и применить воспитательные методы, которые так хорошо действовали на кобольдов, жаль, тут такое не прокатило бы, все‑таки он был гном, да и тан как‑никак, еще и возведенный мной в этот статус.

– В общем, ладно. – Я был слишком зол, чтобы принять какое‑то неспешное и взвешенное решение. – Караван отправляй своим ходом, а мы с тобой пойдем тропами, где тут ближайший вход, знаешь?

– Но нам нельзя! – попытался возмутиться он, но тут же притих под моим взглядом.

– Тан, не заставляйте меня жалеть о принятом некогда решении, – я покосился на его пояс, – не только ты, мастер, но и все вы меня очень сильно разочаровали.

Он притих, поэтому, когда мы вернулись, раздал пару распоряжений каравану, назначив старшего и место, куда им нужно будет прибыть, затем вернулся ко мне. Я тем временем забрал свой ломик и, покачивая его в руке, думал, что все же кобольды – чудесные создания, как тут ни крути.

Путь до колхоза описывать я даже не хочу, он прошел в тягостном молчании, гном дулся на меня за то, что я на него наорал, а я злился на всех, что не смогли договориться между собой, а пошли навстречу старым привычкам и укладам.

…Едва выйдя из врат путей, не останавливаясь и не слушая ошалевших гномов охраны, которые, не узнавая меня, стали допытываться у Дорна, кого это он с собой привел, я зашагал по знакомой дороге. Следы разобщения виделись кругом, там, где раньше стояла общая кузня, теперь виднелись две, там, где стояли дома, в которых жили семейные пары, теперь виднелась изгородь, словно очерчивая границу своих и чужих. Не знаю, почему, но именно эта ограда привлекла мое внимание и явилась последним камушком, столкнувшим лавину. Я свернул с пути и направился к ней, время было вечернее, людей и гномов, вернувшихся с работы, было много, поэтому все высыпавшие наружу из своих домов, а затем и те, кто жил в бараках, стали подтягиваться к тому месту, где я крушил ломиком невинную изгородь, ставшую для меня олицетворением творившегося здесь безобразия.

Появился отряд вооруженной стражи, но, заметив черный блеск металла, стал просто топтаться рядом, не вмешиваясь в мои действия. Я же, выплеснув свой гнев, обернулся к собравшемуся народу, который не знал, что делать с сумасшедшим, появившимся из ниоткуда. Я поднялся на ближайшее крыльцо и, угрожая всем вокруг своим ломиком, стал говорить. Сначала устало и медленно, но по мере того, как на меня накатывало осознание сотворившейся по отношению к нам несправедливости, все горячее и громче.

– Для чего?! Я спрашиваю, для чего мы тут все собрались?! – начал я с вопросов. – Чтобы жить и трудиться! Трудиться, делать себя, своих родных счастливыми и идти к новой жизни! Для кого мы все это делали?! – я стал называть по именам тех гномов и людей, кого знал в лицо. – Для вас, старейшина Дрент? Или для тебя, Гнорт?

Удивившиеся тому, что незнакомец знает их имена, они поворачивались к остальным, пожимая плечами.

– Нет, не для вас мы все это делали и строили, мы строили колхоз для будущего наших детей! Это вторая речь, которую я произношу тут, но возникает чувство, что ничего не поменялось с прошлого раза! Только тогда здесь были сожженные и разрушенные дома, а сейчас я вижу грубые и очерствевшие сердца!

До многих присутствующих, которые являлись старожилами, стало доходить, что раздающийся голос человека, пусть и под этими странными одеяниями, принадлежит их тану и барону Максимильяну, который должен был сейчас работать под землей во славу короля гномов. Я увидел, как по толпе пошло движение, те, кто узнал меня, стали говорить это соседям, затем людская и гномья молва раскатилась вокруг, заглушая даже меня.

Я, словно дирижер, только размахивая вместо палочки увесистым ломиком, опять погрозил толпе, призывая всеобщее внимание:

– В то время, когда мы трудимся, чтобы обеспечить счастье своим детям и детям тех, кто остался под землей, но не стал нам от этого чуждым, за нашей спиной назрел заговор. Причем в этом повинны не наши братья и сестры, которые, трудясь от зари до зари, получают лишь корку хлеба и глоток воды, и видят, как порой умирают их дети от голода, нет, повинны лишь наглые и высокомерные старейшины кланов, которые под предлогом общего блага гномов на самом деле пекутся лишь о своей выгоде и принимают решения, губительные для всех! Все, к чему мы стремились и ради чего не спали все это время, они порушили одним своим указом, сделав нас Отверженными. Они будут забирать у нас еду, одежду и все, что мы создаем своими руками, и продавать это другим, а не отдавать нашим братьям и сестрам!! Нас же они лишь будут снисходительно похлопывать по плечу?! Не бывать этому!!

Не знаю, какая муха меня укусила, но моя речь все скатывалась и скатывалась к речам вождя мирового пролетариата и призывам к восстанию против мировой тирании капитализма. Горячая речь и порхающий в моих руках черный ломик поначалу словно загипнотизировали толпу, молчание, наступившее после моих рассказов о том, как все счастливо заживут, когда мы, свергнув старейшин и поставив на единоличное правление любимого всеми короля, заживем в светлом будущем, нашли отклик в сердцах не только гномов, но и людей, которых гномьи заморочки также коснулись в последнее время. В общем, через два часа я с ужасом понял, что все слова, что я здесь произнес, назад не вернуть, теперь бушующая и скандирующая мое имя толпа просто не поняла бы меня, если бы я свел все к шутке.

В общем, хотите смейтесь надо мной, хотите нет, но когда меня несли на руках в мой дом, я понял, что назад пути нет – придется устроить у гномов революцию и свергнуть власть Совета Старейшин. Когда меня внесли дом и оставили одного, я, ужасаясь тому, что наговорил, сидел на стуле и бился потихоньку о ломик головой.

«Пипец! Просто пипец, тоже мне Ленин нашелся. – Я сидел и не знал, что делать дальше. – Красить ткань в красный цвет, рисовать на ней серп и молот, а потом, поднимая стачки, захватывать почту и телеграф?»

Дверь в мой дом скрипнула, и в нее вошел Дарин, а также мой управляющий господин Костел. Увидев меня, они переглянулись, и Дарин задумчиво произнес в пространство:

– Мы пришли спросить, куда это понесло нашего тана, но, похоже, он сам не знает, что наделал.

Я усмехнулся, потерев пылающий лоб и отложив ломик в сторону, хмуро сказал:

– Я‑то знаю, что делать дальше, только вопрос, сможем ли мы все это осилить?

Присутствующие нахмурились.

– Думаю, лучше будет привести нашего барона в человеческий вид и выслушать для начала историю, каким образом он оказался здесь, потому что версия мастера Дорна попахивает вымыслом чистой воды, – как всегда трезвомыслящий Костел предложил приемлемый вариант.

Меня он устраивал полностью, поэтому через час: умытый, подстриженный, в чистом белье и без противной бородки, которая постоянно чесалась, я предстал перед Советом Колхоза. Правда, собравшемся не в полном составе. Шаман и орк еще не вернулись с задания, как меня просветили остальные, Рона также не было.

История моя была недолгой, я не стал вдаваться в подробности, а уж тем более оповещать всех о своих удивительных способностях, приобретенных под землей, и просто перечислил факты: гномы козлы, кобольды крутые, нужно навести в колхозе порядок и спускаться вниз, ибо еще ничего не сделано из обещанного королю.

Самым странным для меня было то, что никто из присутствующих даже не заикнулся о том, что можно поступить по‑другому. Слово, данное конкретному индивиду, здесь ценилось на вес золота. Если ты пообещал и не сделал, с тобой больше не будут иметь дела – так в этом мире все работало, и поэтому все спокойно отнеслись к моим заявлениям, что, как только я закончу дела на поверхности, снова уйду к кобольдам.

– Хорошо, а что делать теперь с народом? – перешел Дарин к главному вопросу совещания. – После того, что ты им наговорил, все только и толкуют о возможностях и новом времени. Люди и гномы не расходились еще час, обсуждая сказанное тобой.

– Да что, будем развивать тему революции. – Я пожал плечами, раз отступать некуда. – В свете последних событий, это не самый худший вариант. Кстати, что там с моей деревней? Удалось ли их перевезти?

– К сожалению, нет, господин барон, – нахмурился Костел. – Они стали давать неплохую прибыль, и новый управляющий герцога не отпустил их.

Я посмотрел на Дарина, и тот подтверждающе кивнул головой.

– Ладно, тогда я расскажу вам, как мы поступим. – Разумеется, это было печально, но я не собирался отступать. Герцога можно купить, стоит разобраться тут с проблемами и начать приносить прибыль, а ее теперь можно приносить не только с колхоза. Но я никого не собирался просвещать о возможностях кобольдов в поиске драгоценных металлов.

– Нам понадобится знамя и символ, – я пододвинул к себе пергамент и в который раз подумал о необходимости начать производство бумаги. Жаль, я не могу себя клонировать и одного клона оставить здесь, а второго отправить к кобольдам, это было бы хорошим выходом из ситуации, но к сожалению, неосуществимым.

– В общем, знамя у нас будет красного цвета, олицетворяя готовность проливать кровь до последнего за наше дело, а символом того, что гномы идут рука об руку с людьми, станет скрещенный серп и молот.

Я нарисовал то, о чем говорил, и показал им эскиз. Судя по их спокойным лицам, они пока слабо представляли, во что я их втягиваю, и это было хорошо. Когда маховик раскрутится, никто не сможет сойти с выбранного пути.

– Также необходимо организовать производство бумаги, пусть серой и низкого качества, но бумаги.

Я показал, как на основе водяных мельниц, работающих у нас на помол муки, можно сделать размельчители любой ткани или волокон, лучше всего однородных по составу, затем, после варки получившегося состава до однородного состояния, прямоугольными металлическими ситами выгребать его и, разгладив, оставлять сушиться под солнцем. Затем, чтобы убрать рисунок, оставшийся от сита, помещать получившиеся листы под пресс из двух плоских и отшлифованных камней или их аналогов, и бумага готова.

Потом я показал, как можно с помощью глиняных дощечек с перевернутым и предварительно сделанным на них шрифтом делать оттиски на бумаге, производя что? Нет, не книги и другую нужную литературу, а листовки! Я решил начать так долго откладываемое из‑за нехватки времени производство простейшей бумаги и чернил, на основе сажи и растительного масла, только чтобы печатать листовки! Да простят меня потомки за это.

Поскольку я пока не намеревался затевать мировую революцию, а ограничиться только гномами, то текст намеревался печатать специально для них. Вспомнив историю, я понял, что нужно действовать теми же способами и методами. Сначала убедить и заслать одиночных агитаторов с листовками на сороковые штреки, которых было полно по гномьему королевству, и, затевая смуту там, продолжить распространение листовок и агитации на все слои населения, чтобы гномы знали, что можно жить по‑другому. Я нисколько не обольщался, что это будет быстро, да это мне и не нужно сейчас, поскольку, раздув небольшой костерок революции, я собирался спуститься под землю и лишь позже заняться ею всерьез. Когда у меня будет золото и серебро кобольдов, раздуть этот костерок в пламя пожара будет значительно проще. Сейчас же я собирался выбрать из местных харизматичных гномов своих представителей, которые имели к тому же обширную родню и смогли бы по прибытии в столицу гномов затаиться у них, затем промыть им мозги идеями революции и отправить их тайными путями на нижние уровни, снабдив большим количеством листовок. Главное – усилить воздействие листовок, помимо текста, еще и красивыми рисунками, чтобы те, кто не может читать, мог наглядно видеть, что их угнетают и порабощают.

Рассказывая и показывая все это, набросал план на пергаменте и, закончив, посмотрел на совет. Царило молчание.

– Не знаю, чем я больше удивлен, – за всех ответил мастер Дорн, – тайными знаниями, которыми ты, Макс, походя разбрасываешься, или тем, что ты серьезно говоришь о своей «революции». Думаешь, гномы пойдут за каракулями на кусочках листов? Давно я не слышал такого бреда.

Я в шоке посмотрел на остальных гномов, но они были согласны с его словами, люди лишь смущенно прятали глаза.

«Они недооценивают общество, в котором живут, – подумал я. – То, что не все довольны нынешним положением, я знал еще живя с Роном в гостях у гномов, а уж если купить молодежь деньгами и обещаниями светлого будущего, то мало никому не покажется, в моей истории была куча примеров этому».

Вспомнив о нубийце, я понял, что мне не давало покоя с самого начала совещания нашего Совета.

– А где Рон?

– Еще не приехал, – ответил Дарин, – умотал за своими гвардейцами, с тех пор и не видели.

– Вы, надеюсь, ему в дорогу дали не слишком много денег? – осторожно поинтересовался я, вспомнив прошлые поездки с ним в столицу.

– Он взял несколько изумрудов, – подал голос Костел, – сказал, что обменяет на наличные.

Я тяжело вздохнул, поражаясь их наивности.

– Ладно, если нет вопросов, начинаем работу по осуществлению плана.