– Необходимо заключить перемирие с королем Владиславом, – предложил Исхак-паша, первый после визиря сановник в государстве. – Наша казна слишком скудна, а времени слишком мало, чтобы собрать достаточную армию и перебросить ее на запад.

– Неверные зашли слишком далеко, – возразил ему Турахан-бей, убеленный сединами ветеран многих сражений, чья воинственность лишь укрепилась с годами. – Их армия уже марширует по территории Сербии! Нужно остановить Хуньяди любой ценой и лишь после заключить мир на наших условиях!

– Войско крестоносцев увеличивается с каждым днем, – вторил ему невозмутимый и осторожный Саруджа-паша. – Если мы не вмешаемся сейчас, то потеряем контроль над балканскими землями.

– А если вмешаемся и потерпим поражение? – не сдавался Исхак-паша. – За истекший год неверные уже дважды одерживали победу над нашими войсками!

Напоминание о горьких поражениях резко обострило споры.

– Давно уже пора призвать к ответу тех, кто повинен в наших неудачах! – крикнул Касым-паша, молодой и подающий надежды бейлербей западных провинций империи. – Только тогда у военачальников пропадет желание сдаваться в плен неприятелю.

– Кого ты имеешь в виду? – ехидно спросил Саруджа. – Может быть, Шехабеддина-пашу?

– Именно его! – оживился Касым. – Такие полководцы – позор для нашей армии. Из-за таких, как он, неверные осмелились бросить вызов Османской империи, полагая, что среди сынов Аллаха не найдется достойных воинов, чтобы проучить их!

– Шехабеддин доказал свою несостоятельность, – согласился Исхак. – Не следовало платить за него выкуп, а если и платить, то лишь затем, чтобы потом передать в руки палачу!

– Пусть для начала отчитается перед повелителем за свое семилетнее пребывание на посту бейлербея Румелии, – усмехнулся Касым. – Думаю, там за ним водится достаточно грехов, чтобы падишах самолично отправил его на плаху.

Эти слова были встречены с одобрением, однако Халиль уже устал от пустой болтовни.

– Не забывайте, что именно султан возвел Шехабеддина в должность бейлербея Румелии, – напомнил визирь. – И только повелителю решать, жить ему или умереть.

Вельможи склонили головы в знак согласия.

Халиль и сам не питал любви к Шехабеддину-паше. Заносчивость и высокомерие этого человека, посеянные на благодатную почву султанской милости, усиливались год от года. Как полководец Шехабеддин показал себя с наихудшей стороны, что особенно проявилось в битве у Железных ворот, когда его восьмидесятитысячная армия была наголову разбита венграми под командованием все того же Яноша Хуньяди, у которого под рукой было не более двадцати тысяч воинов. Сам же Шехабеддин попал в плен и был выкуплен султаном за баснословные деньги.

– Что касается вторжения христиан… – Визирь провел рукой по своей пепельной бороде. – Думаю, что перебрасывать наши армии с востока бессмысленно, для этого у нас нет ни времени, ни средств, поэтому приказываю…

Халиль выдержал небольшую паузу и, оглядев совет внимательным взглядом, кажется, принял окончательное решение.

– Турахан-бей, – обратился он к пожилому полководцу. – Ты сию же минуту отправляешься в Пловдив. Тебе следует организовать оборону города и подготовить все необходимое для нашей армии, которая пройдет через этот район.

– Будет исполнено, – кивнул военачальник.

Затем визирь повернулся к Касыму-паше:

– Ты будешь отвечать за подготовку армии. Я наделяю тебя для этого всей властью. Костяк нового войска составят воины, которые только что вернулись из Анатолии, к ним присоединятся отряды янычар из Эдирне, можешь также рассчитывать на подкрепления из Софии и Видина. Только поторопись – к сентябрю армия должна быть готова. Ты все понял?

– Армия будет готова в срок! – живо откликнулся Касым, радуясь возможности показать себя в деле. – Благодарю за оказанное доверие.

– Вот и решено, – сказал визирь, собираясь уже объявить об окончании заседания, но тут его прервал один из присутствовавших в зале санджак-беев⁸.

– Мудрый Халиль, ты, кажется, позабыл обо мне! – послышался звучный голос, выдававший в его обладателе иноземца. – Неужели у тебя не найдется задания и для моих храбрецов?

Все взоры тут же устремились на высокого чернобородого мужчину с орлиным носом и отважным взглядом воина, презирающего опасность. Этим человеком был Искандер-бей – талантливый полководец и любимец самого султана, в жилах которого текла албанская кровь.

– Неужели ты успел пресытиться жизнью в столице? – снисходительно поинтересовался Халиль. – Повелитель высоко ценит твое общество и не хочет отпускать тебя.

– Полагаю, повелитель простит мою дерзость, когда я принесу ему голову Яноша Хуньяди на золотом блюде!

Халиль призадумался. До сих пор Искандер-бей не знал поражений. Получив свое грозное прозвище в честь Александра Македонского⁹, он, казалось, достиг вершин воинской славы. Неудивительно, что теперь он хочет померяться силой с одним из лучших христианских предводителей.

– Хорошо, – согласился Халиль. – Отправляйся в свой санджак и собирай верных людей. Ты присоединишься к армии Турахана в Пловдиве.

Искандер приложил руку к груди и поклоном поблагодарил визиря за оказанную милость.

– На этом все! – сказал визирь, взмахнув худощавой рукой. Один за другим вельможи стали покидать зал совета, и вскоре комната опустела.

Выждав некоторое время, Халиль тоже направился к выходу, надеясь, что на этот раз сумеет избежать вопросов о здоровье падишаха. Вопросов далеко не праздных, учитывая, что султан вот уже несколько дней не появлялся перед взорами подданных. Но что мог ответить Халиль, который и сам уже не раз тщетно обивал порог государевой опочивальни, рассчитывая на краткую аудиенцию!

Очутившись в полутемном дворцовом коридоре, освещаемом лишь слабыми бликами светильников, Халиль двинулся в сторону своего кабинета, однако почти сразу же услышал за своей спиной чьи-то мягкие шаги. Накопившийся за долгие годы смертельный страх заставил его обернуться, однако свет факела выхватил из темноты хорошо знакомые черты главного хранителя султанских покоев. Широкое, лоснящееся лицо кизляра-аги¹⁰ светилось белоснежной улыбкой, которая казалась не менее фальшивой, чем льстивые речи, которые изливались из его уст.

– Сегодня вечером повелитель ждет вас у себя, – прошептал он так, словно кто-то в этом пустом коридоре мог услышать их разговор. Впрочем, Халиль не сомневался, что кто-то его все-таки слышит, ибо дворец султана бережно хранит свои тайны, но едва ли человек сам сумел бы сохранить их, находясь в пределах дворца.

Халиль коротко кивнул, стараясь не выдавать охватившего его волнения: зачем повелитель хочет видеть его под покровом ночи?

Тем временем евнух отвесил поклон и бесшумно растворился во тьме коридора, оставляя визиря один на один со своими мрачными мыслями.

Итак, падишах решил прервать свое уединение и переговорить с ним наедине. Но к чему такая тайна?

За долгие годы службы у Мурада визирь так и не смог привыкнуть к неожиданным причудам своего государя.

Однако стоило признать, что Мурад был действительно выдающимся правителем и поступки его хотя и были неожиданными, но всегда шли на пользу империи.

За время правления султана Османское государство достигло небывалого доселе могущества. Мурад сумел закончить дело своего отца и восстановить империю, которая чуть было не прекратила существование после вторжения ужасного Тамерлана. Все двадцать лет своего правления султан провел в бесконечных войнах против недружелюбных восточных соседей и алчных западных правителей, подавляя при этом многочисленные восстания внутри самого государства.

И все же по своей натуре султан был миролюбивым человеком, который предпочитал военным походам и кровопролитным сражениям общение с философами и поэтами. Он не раз всерьез помышлял, чтобы удалиться от власти, и охотно делился этими мыслями со своим визирем. Однако Мурад слишком хорошо сознавал, какая огромная ответственность лежит на его плечах, и потому продолжал ежедневно трудиться на благо своей державы.

И среди друзей, и среди врагов султан прослыл справедливым и добрым человеком. Те, кому довелось лично общаться с Мурадом, отмечали его проницательный ум и широкий кругозор. Благодаря своей начитанности он мог на равных спорить с видными учеными и богословами. При этом султан благосклонно относился к каждому, кто проявлял интерес к знаниям, и сам не жалел денег на возведение все новых мектебов и медресе¹¹.

Именно при Мураде у власти окончательно закрепилась старая османская аристократия во главе с Халилем-пашой. Ее представители занимали ключевые посты в государстве, практически полностью контролируя экономику, армию и внешнюю политику Османской империи. Ставленники великого визиря легко добивались новых должностей и укрепляли свое положение, жертвуя немалые суммы на насущные нужды султана.

Свою неоспоримую власть Халиль направил на то, чтобы установить мирные отношения с соседями, полагая, что лучше укреплять могущество Османской империи деньгами, а не мечом. Такая политика приводила в бешенство янычар и сипахов¹², для которых война была главным ремеслом и смыслом жизни. Но визирь мог не обращать внимание на ропот военных, у него были свои верные отряды тимариотов¹³, которые получали земельные наделы за свою преданность лично ему.

Халиль был настолько самоуверен, что даже не скрывал своей дружбы с греками, древнюю культуру которых высоко ценил и уважал. Посланники из Константинополя всегда могли рассчитывать на радушный прием. В свою очередь император Иоанн не скупился на подарки и для самого Халиля, что позволило несколько смягчить политику султана в отношении Романии¹⁴. Однако влияние визиря все же не было столь велико, чтобы окончательно избавить греков от турецкого нашествия. Многие города так или иначе оказались под властью османов, и для новой войны нужен был лишь повод.

Дождавшись положенного часа, Халиль направился в покои повелителя. Смутно догадываясь, с какой целью султан позвал его к себе, визирь взял все необходимое: чернила, перья и стопку чистой бумаги – длительная служба у Мурада научили его предусмотрительности.

Перед покоями султана его ожидал мускулистый чернокожий евнух, неусыпно стороживший покой своего хозяина. Почтительно склонив голову, слуга промолвил:

– Я доложу повелителю о вашем прибытии, – с этими словами он несколько раз стукнул костяшками по деревянной дверце и, тихонько приоткрыв одну из створок, проник внутрь. Спустя несколько секунд евнух вновь показался снаружи, жестом приглашая Халиля зайти. Визирь переступил порог и оказался в опочивальне султана.

Комната была очень плохо освещена, и Халиль не сразу различил силуэт Мурада, стоявшего к визирю спиной перед раскрытым настежь окном. Ночная прохлада приятно разливалась по душной комнате, выветривая стойкий запах благовоний и едва уловимый аромат грешного напитка. Визирь печально покачал головой – он до последнего надеялся, что султан сумеет избавиться от своего дурного пристрастия. Но разве можно иначе заглушить столь ужасную боль?

Остановившись у двери, Халиль выдержал небольшую паузу, затем негромко промолвил:

– Повелитель. По вашему приказанию я прибыл.

Мурад молча обернулся, но Халиль не узнал своего государя – за три дня он постарел лет на десять! Осунувшееся и усталое лицо султана избороздили новые морщины, глаза запали, волосы на голове и бороде припорошило сединой. Взгляд его был рассеян и лишен какого-либо выражения.

– Да, проходи. Нам есть о чем поговорить, – наконец произнес Мурад своим привычно тихим голосом. Заметив бумагу и чернила в руке визиря, он добавил: – Никто не должен знать о нашем разговоре.

Халиль все понял и аккуратно сложил свои принадлежности на небольшой письменный столик. Затем собеседники устроились на удобном диване, возле которого был накрыт роскошный дастархан¹⁵. Изобилие всевозможных кушаний быстро напомнило Халилю, что с самого утра он почти не притрагивался к еде, однако есть в присутствии султана было немыслимой дерзостью.

– Скажи мне, Чандарлы, справедлив ли я был по отношению к своим сыновьям? Достаточно ли времени уделял им? Быть может, в их смерти и моя вина? – начал Мурад, отпив воды из золотого кубка.

Султан сделал паузу, казалось, он говорит сам с собой и не ждет ответа на свои вопросы, однако визирь хранил молчание, хорошо зная характер повелителя и ожидая, что государь продолжит свою речь. И действительно, через минуту Мурад заговорил снова.

– Я старался воспитывать своих сыновей так же, как и мой отец воспитывал меня. Хотел, чтобы они продолжили мое дело и были достойны наследия, что я им оставляю. Однако смерть настигла их раньше срока. Скажи, за что судьба так жестоко обошлась со мной?

– Повелитель, – осмелился вставить слово Халиль. – Ваша слава гремит на весь мир, простой народ боготворит вас, враги дрожат при одном только упоминании вашего имени. Но даже вы не в силах изменить волю Аллаха…

– Мой сын и внуки были убиты в собственных постелях, Халиль! – вскричал Мурад, стукнув кулаком по столу так сильно, что медная посуда, стоявшая на нем, со звоном попадала на пол.

Халилю еще не доводилось видеть султана в таком отчаянии. Мурад умел сдерживать свои чувства и старался сохранять самообладание в любых ситуациях, однако теперь сделать это было не под силу даже ему. Немного отдышавшись, падишах продолжил:

– Я хочу, чтобы расследование было доведено до конца! Пусть найдут тех, кто решился на это злодеяние, и меня не волнует, какие чины стоят за всем этим!

Немного помолчав, Мурад поднял на визиря свой потухший взор.

– Как я слышал, убийцу уже нашли? Кто этот человек?

– Да, повелитель, – поспешно ответил Халиль, облизав пересохшие от волнения губы. – Сложно в это поверить, но им оказался Кара-Хизир, до этого много лет верно служивший династии Османов. Вскоре его доставят в Эдирне, и я обещаю, он расскажет нам все, что знает!

– Распорядись, чтобы все происходило в строжайшей тайне, его жизнь должен забрать я, а не кто-либо другой, – произнес Мурад, уставив на визиря раскрасневшиеся глаза. – Я уверен, что за убийством моего сына стоят близкие ко мне люди, и, если это так, пусть он назовет мне их имена.

Султан еще раз взглянул на визиря, который явно принял намек на свой счет, и пояснил:

– Я доверяю тебе, Халиль, – успокоил его Мурад. – Тебе и твоей семье нечего бояться, но мой сын пал жертвой чьих-то грязных интриг, и тот, кто это сделал, несомненно относится к моему ближайшему окружению. Эти люди покусились не только на жизнь моих наследников, но и на мою власть! Отныне я не буду знать покоя, пока все виновные не поплатятся за свои преступления!

Воцарилась тишина. Испытывая какие-то неведомые визирю муки совести, султан не мог найти себе места. Наконец он встал, снова подошел к раскрытому настежь окну и уже более спокойным тоном произнес:

– Согласно заветам моего отца я старался укреплять могущество государства всеми возможными средствами. Я работал день и ночь, не жалея ни себя, ни своих подданных. И вот я достиг всего, чего хотел и к чему стремился – моя страна вернула себе утраченное величие, весь мир, как в былые времена, трепещет перед армией османов, а народ живет в благоденствии.

Голос Мурада опять сделался тихим:

– Какой толк теперь от всего этого, если я потерял самое дорогое, что имел, – моих любимых детей? Зачем мне эта безграничная власть, если я не смог защитить даже их? Все, что я создал, – это лишь пыль и прах. С точки зрения вечности я и сам всего лишь песчинка, увлекаемая течением времени.

Султан поглядел на перстень с большим кроваво-красным рубином, который он снял с руки своего покойного сына.

– Роль, которая выпала мне волею судьбы, вряд ли была предусмотрена для меня, – проговорил он. – Я никогда не жаждал власти и хотел лишь одного – покоя. Если бы только я мог удалиться от дел и зажить тихой, безмятежной жизнью…

Султан горько покачал головой и замолчал, углубившись в свои размышления.

Халиль не смог выдержать такой тяжелой паузы и произнес:

– Повелитель! Вы не должны укорять себя за то, что случилось. Вы – отец нашего народа и столько сделали для процветания империи! Вам выпало нелегкое бремя, но ведь Аллах посылает испытание каждому, дабы укрепить его дух и веру. Вспомните хотя бы, что у вас есть еще один сын…

Султан резко обернулся:

– Мехмед? Ты говоришь о нем?

Халиль заколебался. Младшему сыну Мурада Мехмеду было 12 лет, и сейчас он жил в Манисе, куда его в возрасте шести лет отправил сам султан. Официально было заявлено, что Мехмед отправляется туда с целью получения необходимых знаний и опыта государственного управления, но все понимали, что это путешествие равносильно ссылке – султан всегда полагал, что трон после него займет один из его старших сыновей, и не желал создавать им конкурента в лице Мехмеда.

Халиль никогда не понимал такого неприязненного отношения султана к своему сыну. Сам визирь плохо знал Мехмеда, однако был наслышан о его своевольном и непослушном характере. Говорили, что юный принц крайне вспыльчив и высокомерен, но при этом легко осваивает все новое и обладает замечательной памятью. Халиль подозревал, что вздорный характер принца объясняется старой обидой на своего отца, который всегда относился к нему холодно и несправедливо.

– Да, повелитель, – проговорил визирь. – Мехмед уже не ребенок, и пришло время обучить его искусству государственного управления. Полагаю, что нужно призвать наследника ко двору.

Мурад тяжело вздохнул.

– Ты все верно говоришь, Халиль, обычаи и порядки требуют этого, однако…

Султан погладил свою густую бороду, как он часто делал в период тяжелых раздумий.

– Видишь ли, я всегда старался быть справедливым по отношению к своим подданным. В моем государстве каждый должен получать то, что заслуживает. Любая несправедливость должна караться независимо от того, кто ее совершает. Но что делать, если я сам допустил несправедливость? Кто в таком случае должен покарать меня? Ответь.

– Только Аллах, – тихо промолвил Халиль.

– Только он, – согласился султан. – От взора Всевышнего ничто не может ускользнуть. Я могу врать себе, но Его обмануть не в силах. И вот мое наказание – он забрал двух любимых сыновей, а оставил Мехмеда… Ты полагаешь, что я говорю ужасные вещи? Пусть так. Я убит горем и могу нести разную чепуху, однако мой сын… – султан покачал головой, – он чужд мне.

Халиля тревожило состояние султана, однако он не смел прервать его речь.

– Мехмед рожден от женщины, которую я никогда не любил, – продолжал султан. – Все свое детство он провел вдали от столицы, каждый день ожидая смерти. Его душа пропитана ядом ненависти и недоверия. В этом повинен я.

Мурад горько усмехнулся.

– Знаешь, Халиль. За долгие годы я научился читать души людей, подобно книге. Я погружался в самые темные глубины человеческого сознания, где обитают зависть, гордыня, коварство и страх. Подобно ядовитым скорпионам, они терзают душу человека и однажды вырываются наружу. Такой человек теряет контроль над разумом и может быть опасен. Но знаешь, что может быть еще страшнее?

– Что, государь? – кротко поинтересовался визирь.

– Когда такой человек получает власть.

Султан прохаживался по комнате и продолжал говорить:

– Безграничная власть, Халиль, очень опасная вещь, она может обернуться как великим благом, так и великим злом. Это не дар свыше, а испытание, которое не каждый сможет выдержать.

– Мне кажется, что не стоит вам торопиться с выводами, – осмелился прервать султана Халиль. – Мехмед еще очень юн, и правильное воспитание, возможно, пойдет ему на пользу. В конце концов, молодости тоже присущи свои недостатки. Да, он вздорен и своенравен, но вспомните себя в его годы.

Султан коснулся бороды, как он делал всегда, принимая серьезное решение.

– Безграничная власть всегда открывает истинное лицо человека, – задумчиво проговорил он.

Сказано это было так тихо, что Халилю пришлось напрячь слух, чтобы разобрать слова повелителя.

Повернувшись к визирю, Мурад произнес уже громче и тверже:

– Что же, я принял решение. Мы призовем Мехмеда ко двору, и пусть он проявит себя.