– Марк Эфесский тут ни при чем, – попытался объяснить я. – Он искренне верит в то, что делает, но за его спиной стоят люди, которые, прикрываясь именем нашего доброго митрополита, преследуют свои интересы…

– Довольно, Георгий! – Иоанн прервал меня взмахом руки. – Ты уже давно и преданно служишь нашей семье. Тебе доверял мой отец, и я тоже доверяю тебе, но не стоит злоупотреблять моим терпением.

– Государь, я…

– Выслушай, – повелительно промолвил император. – Мои братья уже много лет ведут скрытую борьбу между собой. Каждый из них надеется взять власть в свои руки, когда меня не станет. Я знаю, чью сторону поддерживаешь ты, и потому говорю тебе: не вмешивайся в этот конфликт, он не принесет тебе ничего хорошего.

Иоанн предостерегал меня не напрасно. Видимо, он знал о моих письмах к султану Мураду от имени Константина и переговорах с архонтами, которые я вел, желая заручиться их поддержкой для своего господина.

– Я сделаю все, как вы приказали, – покорно ответил я. – Обещаю, что воздержусь от дворцовых интриг.

Император одобрительно кивнул.

– О Феодоре не беспокойся, он скоро покинет столицу. А теперь можешь идти… Хотя нет, постой.

На несколько секунд в зале повисла тишина. Затем император, кажется, подыскал нужные слова:

– Скажи мне, ты ведь был очень близок с моим отцом… В последние годы, – начал он. – Он делился с тобой мыслями гораздо чаще, чем даже с нами. Скажи, что отец говорил обо мне? Хотел ли он, чтобы я унаследовал престол после него?

Я давно ждал этого вопроса, но до сих пор не знал, что следует ответить. Перед смертью император Мануил подозвал меня к себе и прошептал: «Мой старший сын Иоанн стал бы прекрасным правителем из всех возможных, но не для нынешнего времени. Он замышляет великое, но такое, чего требовали бы более благоприятные времена, а теперь нам требуется иной человек – не василевс, но воин, облеченный императорской властью. К несчастью, Иоанну не под силу это бремя, и боюсь, как бы из-за своих замыслов он не привел Константинополь к гибели».

– Ваш отец всегда гордился вами, – проговорил я, вспоминая лицо покойного императора Мануила – мудрое и одновременно строгое. – Он полагал, что лучшего претендента на престол из его сыновей, да и вообще среди ромеев, подыскать было бы трудно.

– Спасибо тебе, Георгий, – промолвил император, явно приободренный моими словами. Уходя, я заметил на лице василевса некоторое подобие улыбки.

Уважение и признание отца – вот чего всю жизнь добивался Иоанн. Что же, я сказал ему именно то, что он хотел услышать. Остальное императору знать необязательно.

В конце концов, какая польза от правды, если она не принесет никому счастья?

Глава 8

Халиль-паша

Роковое решение

В последнее время великому визирю пришлось провести немало бессонных ночей. Ошибки тех, на кого он так полагался, могли стоить ему очень дорого.

После убийства Хизира во дворце начался настоящий переполох. Халиль поднял на ноги всю дворцовую стражу и пообещал щедрую награду каждому, кто сможет разузнать хоть что-нибудь об этом происшествии. Были допрошены все стражники, дежурившие в тот вечер, а также заключенные из соседних темниц. От последних удалось узнать, что поздно вечером к Хизиру заходил какой-то человек, но лица его никто разглядеть не смог. Узнав имена тех, кто должен был нести караул в это время, визирь послал разыскать их, однако ни в караульной, ни в казармах их не было. Сбежать они не могли – Халиль отбирал стражников из своей личной охраны, и каждый из них был безраздельно предан ему. Да и куда им бежать – на стенах дворца день и ночь дежурили бдительные янычары-балтаджи, вооруженные секирами и луками. Они наверняка бы заметили чужака, а уж тем более несколько человек, пытавшихся выбраться за пределы сераля.

Пока шли поиски пропавших караульных, новость о таинственном убийстве быстро разлетелась по дворцу и вскоре достигла султанских покоев. Желая понять причину суматохи, Мурад выбежал из опочивальни и в окружении охраны спустился в казематы дворца, где в это время все еще находился Халиль. Великий визирь пытался что-то объяснить султану, однако тот жестом приказал ему замолчать.

– Я доверил тебе жизнь своего сына, а ты даже не смог сберечь жизнь заключенного.

Сердце визиря сжалось от страха, впервые он не знал, что сказать своему владыке. Мурад же пошел осмотреть место преступления. Презрительно глянув на покойника, он что-то тихо прошептал, а затем направился обратно в свои покои, даже не взглянув на подавленного Халиля.

* * *

Прошло несколько дней.

Халиль вновь председательствовал на заседании дивана. Вчера он еще верил, что недовольство султана удастся сгладить хорошими новостями с запада. Он надеялся, что Турахан легко нанесет поражения войскам крестоносцев и освободит захваченные христианами земли, однако сегодня его надежды были разбиты в прах.

– Сражение под Нишем проиграно, – такими словами начал свою речь гонец от Турахана.

Все присутствующие с тревожными лицами уставились на визиря. Он изо всех сил старался сохранять самообладание, хотя внутри все рокотало, словно в жерле вулкана.

«Вину за эти неудачи султан непременно возложит на меня, – рассуждал Халиль. – Очередной козырь в руках моих врагов, и всему виной моя неосмотрительность!»

Тем временем гонец продолжал зачитывать письмо своего командира.

Турахан писал, что его армия совместно с армией Касыма-паши отступает к Софии, оставляя после себя выжженную землю. Однако крестоносцы продвигаются достаточно быстро и, по его словам, вероятно, уже пересекают границу с Болгарией. Османский полководец просил у султана разрешения оставить город с тем, чтобы подготовить войска для новой битвы.

– Это все, что он хотел сообщить нам? – спросил Халиль у гонца.

– Нет. Также он просил вручить вам вот это письмо, – посланник выудил запечатанный документ.

Халиль кивнул слуге, и тот забрал письмо у посыльного.

– Я ознакомлюсь с ним позднее, – сказал визирь. После недолгого молчания он обратился к вельможам, коротко обрисовав сложившуюся ситуацию. – Турахан хочет оставить Софию, сохранив там лишь небольшой гарнизон. Султан вряд ли одобрит эту затею, но все зависит от того, как я представлю ему это дело.

– С вашего позволения, – подал голос Исхак-паша, второй визирь дивана. – Болгарская столица находится всего в двухстах милях от Эдирне, а Хуньяди преодолевал и большие расстояния за считаные недели. Может быть, следует закрепиться там и выиграть время?

– Хуньяди не пойдет на штурм хорошо укрепленного города, в котором засели остатки армии Турахана и Касыма, – рассудил Саруджа-паша, пряча руки в полы теплого кафтана. – Вероятнее всего, он блокирует город и двинется дальше. В таком случае Эдирне окажется под угрозой, потому что собрать новую армию против крестоносцев будет сложно, а из Анатолии подкрепления подойти не успеют.

– Вопрос, сумеет ли Турахан реорганизовать армию и остановить крестоносцев до того, как они явятся сюда, – сказал Исхак-паша.

– Кажется, Хуньяди смогут остановить только холод и сугробы, – недобро усмехнулся Саруджа. – Все мы знаем, с каким непримиримым и хитрым врагом имеем дело. Этот венгр, без сомнения, даст отрубить себе руку, если будет уверен, что второй сможет ухватить нас за горло. И у этого человека сейчас есть только одна цель – Эдирне, поэтому он не станет тратить время на осаду Софии. Либо крестоносцы возьмут этот город сразу, либо двинутся дальше.

– Янош Хуньяди – сильный противник, – согласился Халиль. – Но даже у него не хватит сил на эту авантюру. Оставив позади себя армию Турахана, он отрежет себе путь к отступлению и окажется в западне. Сейчас ему помогает лишь то, что он ведет бои на христианских землях, здесь такой поддержки он получить не сможет. Однако соглашусь, что сейчас рисковать не следует и наша армия в любом случае должна быть неподалеку от столицы. На мой взгляд, следует предложить государю вывести наши основные силы из Софии и занять наиболее выгодные позиции на подступах к Эдирне.

Большинство присутствующих поддержали это предложение, и после обсуждения всех деталей визирь распустил совет. Задержался только его друг и верный помощник – Исхак-паша.

– Тебе удалось что-нибудь разузнать? – осведомился Халиль, когда они остались наедине.

– Тела стражников нашли в одном из подвалов недалеко от темницы, – ответил Исхак. – Им перерезали горло. Свидетелей, разумеется, нет, каких-либо следов обнаружить тоже не удалось.

– Снова концы в воду, – покачал головой Халиль. – Мастерство и дерзость, с которой действуют эти люди, впечатляет. Однако дворец султана – не Амасья, здесь сложно что-либо утаить.

– Мои люди непрерывно ведут расследование, и я доложу, как только узнаю что-нибудь важное.

– Держи меня в курсе всего, а пока постарайся усилить охрану дворца своими лучшими людьми. Я не хочу, чтобы подобные события повторились снова.

Халиль тяжело вздохнул и добавил:

– Нам противостоит кто-то очень влиятельный. Возможно, эти люди даже восседают в совете, поэтому я попрошу тебя пристально следить за каждым пашой, беем или агой, кто так или иначе мог быть связан с недавними убийствами. Особое внимание обрати на Шехабеддина. Этот шакал снова вернулся в столицу и явно что-то замышляет,

Исхак-паша внимательно выслушал приказ визиря.

– Постараюсь сделать все, что смогу, – неуверенно сказал он, ибо слова Халиля вселили в него тревогу. – И все же я полагаю, вам следует поделиться своими предположениями с султаном. Все знают, как он доверяет вам, кроме того, вас связывают и родственные узы³².

– Я не могу затевать с ним этот разговор, не имея достаточных доказательств, – объяснил Халиль. – К тому же повелитель больше не доверяет мне. Это целиком моя вина. Чтобы вернуть его былое расположение, я должен как можно скорее разобраться в этом деле.

Тут взгляд Халиля упал на нераспечатанное письмо, полученное им от посланника из армии Турахан-бея. Он сломал печать, пробежал глазами по пергаменту. Внезапно глухой стон вырвался из груди визиря, его рука безжизненно опустилась, и письмо выскользнуло из пальцев.

– Кажется, поражение под Нишем станет лишь началом наших бед, – прошептал Халиль пересохшими от волнения губами.

Обеспокоенный состоянием визиря, Исхак нагнулся за письмом.

– Но это не почерк Турахана, – удивился он.

– Это письмо написано рукой моего брата, – сказал великий визирь. – Он регулярно предоставляет мне сведения о походе. Прочитай, что он пишет.

«Отступление нашей армии сопровождается массовым дезертирством», – прочитал Исхак отрывок письма. – Что же, это бич любой армии, тем более что в рядах Турахана сражается много сербов и болгар…

– И албанцев, – неожиданно произнес Халиль. – Не торопись успокаивать меня, просто дочитай письмо до конца.

Исхак выполнил просьбу визиря, а затем вслух прочитал фрагмент, который до дрожи поразил и его самого:

«Подлый предатель Искандер-бей дезертировал прямо из лагеря с небольшим отрядом своих сторонников. К сожалению, преследование закончилось неудачей, и ему удалось скрыться».

Сложив письмо и подавив первое волнение, Исхак воскликнул:

– Это немыслимо! Как у этого человека хватило дерзости так поступить после всех милостей, которыми его осыпал наш государь?

Этот вопрос, казалось, вывел великого визиря из забытья. Усталость в глазах визиря сменилась гневом.

– Хотя Искандер много лет служил в армии султана, но не стоит забывать, что он был сыном албанского князя и попал сюда в качестве заложника! – Визирь сжал кулаки. – Христианам-ренегатам нельзя доверять, я уже не раз говорил об этом султану! Тот, кто предал один раз, непременно предаст снова. Однако повелитель продолжает наделять этих людей все новыми полномочиями и даже делает их визирями! Придет время, когда один из них займет мое место, и когда этот день настанет, власть в стране окончательно перейдет в руки этих безродных выскочек, которые не будут чтить ни наши традиции, ни нашу историю! Во имя собственного честолюбия они будут ввергать страну в новые войны, ради него же станут презирать установленные порядки и обычаи и в конечном счете перестанут считаться даже с властью султана! Боюсь даже представить, во что тогда превратится наша великая империя!

Халиль покачал головой и замолчал. Исхак-паша, его верный друг и второй визирь, также не произносил ни слова. Сейчас он вспоминал, как когда-то, много лет назад, его, малолетнего ребенка, крестили в небольшой церквушке на берегу Эгейского моря. Он помнил, как ровно через год эту церковь сожгли вместе с его родной деревней. В тот день он лишился всего, что имел, но вскоре обрел новый дом и новую веру, а главное – именно тогда у него появился шанс стать тем, кем он был сейчас.

Исхак-паша, правая рука великого визиря могущественной державы, никогда не забывал, кто он и откуда родом. Однако сейчас второй визирь молчал, не решаясь напомнить об этом Халилю. Ведь несмотря на все свои заслуги в глазах османской знати он навсегда останется всего лишь выскочкой и христианским ренегатом, к которому никогда не будет доверия.

* * *

Еще одной головной болью для Халиля был Мехмед. Юный принц наотрез отказывался слушать учителей, которых визирь нанимал для его обучения. Он предпочитал проводить время на тренировочных площадках, где часами упражнялся с мечом, луком и другим оружием. Его привлекало военное искусство, однако иные предметы Мехмед на дух не переносил и желал поскорее избавиться от назойливых преподавателей. Одному из педагогов не поздоровилось, когда тот попытался насильно усадить принца за книги, в результате почтенный улем чуть было не лишился глаза, а в другой раз наследник престола посчитал для себя оскорбительным упрек учителя в непослушании и лени, поэтому решил проучить обидчика, намяв тому бока ножнами сабли.