Зигфрид отдергивает руку от демона и пытается вырваться, убежать прочь, но топь не дает ему сделать и шагу, она всасывает его ноги, обволакивает нагие ступни, которые начинают гореть от кислоты. В дали слышен стук наковальни, уныло поют рабочие в душном овраге, но где до за когтистым холмом, поверх которого бьет красноватый и тусклый свет от кровавого, едва освещающего, но знойного солнца за темными облаками. Кажется, в этом ненастном мире нет покоя, шум, шум и вонь, Зигфрид вдыхает, с ужасом для себя, испарения гниющих в болоте тел.

Мученик:

– Будь проклят ты,

И все твои дела!

И, ты живой,

А я лишь бренный дух,

Гнию средь злобных мерзких мух!

Зигфрид:

– Плевать! Оставь меня! Пусти!

О боже, дай проснуться,

Пусть будет это сон!

Ад может только сниться!

Зигфрид бросается прочь, он вырывается из трясины, ему помогает демон, тот тянет его, старик носится в агонии, в истерике по аду, рвет волосы. Нигде ему нет приюта, отовсюду его гонят черти, говорят "не наш", мученики плюют в него, или тащат к себе, кидают в него камни. Зигфрид надает навзничь на камень и рыдает, а над ним все парит тот демон и наблюдает, нигде ему нельзя укрыться, везде его ждут глаза и чье-то внимание. Если и есть ад, то там, где все от темя постоянно чего-то ждут.

Зигфрид:

– Не думал я, что так закончу жизнь свою…

Но что за свет зовет меня в чужие дали?

Или глаза мои мираж чудесный увидали?

Зигфрид бредёт вперёд и выходит к берегу реки, вновь появляется Харон, который машет несчастному и подзывает его.

Харон:

– Я, проклятый на вечные дела, перевезу тебя обратно без труда,

Будь полон сил и свеж, надеждой полон,

И встрече нашей рад,

Теперь прощай, и впредь, врата в шеол

Живым закрыты навсегда

И нет пути назад!

Зигфрид сходит на обратный берег. Сверкает молния, огонь падает с неба, и Зигфрид просыпается. Вскакивает с кресла в поту, мокрый насквозь, до последней нитки и он всё еще чувствует смрад ада, чувствует как его руки пахнут серой.

Зигфрид:

– О, ночь пронизывает мрак,

Кошмар внушает потаённый страх,

Я весь дрожу и весь в поту,

Ещё чуть-чуть – с ума сойду!

Мне снился ад,

Мне снилось всё, как Данте описал,

Погибший и истлевший сад;

Не ангел, демон за руку держал!

Водил от круга к кругу,

Я видел в них себя, я видел в них и друга.

Друг, если его так можно было назвать, скорее сообщник, который помогал вершить скверные делишки, скрытные и доходные, выманивать взятки. Он умер от сердечной недостаточности, после того, как всё-таки напился, его бедное сердце не выдержало и прекратило стук, они сказало ему "хватит", но Зигфрид лишь улыбнулся, услышав о кончине своего друга, ибо тайну хранит только один. Вопрос безопасности решился сам собой, но хотя, о какой безопасности шла речь, если Зигфрид был не подсудным благородным мужем?

О, это сон, всего лишь сон!

Но так реален он,

Навеял мне животный ужас,

Воспоминанья воскресил все враз,

О том, как я судил в последний раз,

Как я стремясь обогатиться,

Заставил и других монетой обольститься.

Как я душил младенца – брата своего,

Как чувствовал победу над веленьем сердца,

Мне всё наследство утекло взамен,

"Жизнь на кошелек" – хороший сей обмен.

Имение и деньги стариков – вот результат злодейства.

Самая мерзость, таящаяся в Зигфриде – убийство своего брата, старик в молодости был таким деятельным, что любой конкурент был ему помехой в его нелегком деле накопления состояния, и в один день, решив, что брат будет вечно просить у него денег, помощи, тот пришел в ужас и ночью придушил того подушкой. На утро, бедняжку нашли мертвым, синим, решили, что он подавился слюной и умер. Зигфрид ликовал, и ликовал он всю оставшуюся жизнь. Это было чудовище ужасное и самое опасное, скрытное, на вид – человек. Что он почувствовал, убив брата? Сладость власти над человеческим ничтожеством, не более.

И что ж? Сейчас я важный человек,

Дожить свой век не грех,

Ещё б обогатиться как-нибудь,

Насытиться добром, по-старчески вздремнуть,

Но этот сон, он одолел меня уж напрочь,

Кошмар мой прочь! Долой! Исчезни прочь!

Но что это? Я не отбрасываю тень,

Горит свеча, стоит и стол и шкаф,

Иль мой помешанный и буйный нрав

Играет злую шутку?

Он может ослепил меня, чтоб я

Сплясал от страха под чужую дудку?

Но нет, не вурдалак же я!

О боже, я погиб, судьба!

Старик замечает, что он перестал отбрасывать темь, словно он стал прозрачным эфиром, духом. Он стал легче, головная боль покинула его.

Но кто это крадётся там за дверью не спеша,

Неужто всё – конец? За мною смерть пришла?

Со скрипом отворяется дверь, появляется тень Зигфрида. Старик недоумевает, он думал, что сон кончился, но где его тень? Что за чертовщина?

Входит человек в черном, он словно вливается в комнату, словно сгущается сумрак при закате солнца.

Тень:

– Злодей и тень злодея

Рядом, что может быть глупее?

Хотя и труп отбрасывает тень,

Когда его насквозь пронизывает тлен.

Ты умираешь, посмотри на руки,

И не от злобы, не от скуки,

Тебя ведь старость скручивать

Давно уж принялась!

Старик сторонится, он чувствует что обмочился от страха, горит и от стыда, но ему все равно, он пропал, и просто не подает вида, что опозорен и немощен.

Зигфрид:

– Оставь меня, изыди, бес!

Тень:

– А старость как берёт своё, так и брала,

Едва ли в бархат убралась,

И в гробик нежный улеглась,

Неужто и твоя так жизнь стара?

Зигфрид:

– Ты мучаешь меня, скажи, ну кто ты?

Испуганный Зигфрид рад потерять сознание, но не может, из груди вырывается жалобный писк, не производящий на незнакомца ни капли впечатления.

Тень:

– Я вестник злой охоты.

Давно меня манил твой грех,

Ценитель всех твоих пороков, всех!

Давно я наблюдал и грезил,

И, наконец, тебя я встретил.

Зигфрид:

– Я понял всё, ты смерть моя!

Тень:

– О нет, о нет.

На лице тени не прослеживается ни одной эмоции, кажется, что это не человек, а статуя, словно неподвижная маска его черты. Оно белое и мрачное.

Зигфрид:

– А кто тогда?

Не человек!

Тень:

– Я тень твоя.

Зигфрид:

–Но ты мужчина!

Тень:

– Так тень мужчины я, и ты мужчина,

Но не печалься, не горюй так сильно,

Не буду я тебя насильно

Своим вниманьем наделять,

Скажи, злодей, тебе чужое горе всласть?

Зигфрид:

– О чём ты не пойму…

Тень:

– О том, что нынче на слуху

У каждого мальчишке во дворе,

Пока спокойно ты сидишь наедине

С самим собой,

Ведь кто-то занялся тобой,

Тебе не скрыться между днем и темнотой,

Средь полок пыльных и бездарных книг,

Среди чернила, бумаг и букв сокрытых в них.

Старик понимает, что существо видит его насквозь, все без утайки, всё оно знает и нет существу смысла врать, не соврешь.

Зигфрид:

– Так знаешь ты и все и вся…

Тень:

– Отнюдь, ведь не творю я чудеса,

Я лишь сопровождаю своего творца

От самого начала до конца.

Зигфрид:

– Ты дьявол!

Тень:

– Может быть,

Но не тебе меня судить,

Ведь сам ты сущий дьявол,

Ты самый гнусный вор, злодей,

Ты зло творишь среди людей,

А я творю лишь злоключение злодеям,

И берегу своё, так и чужое время.

Зигфрид:

– Зачем ты здесь, кошмар?

Тень:

– Развеять силу злостных чар.

Не бойся, похвались судьбою,

Открой тщеславное и влажное нутро

Передо мною.

Там где душа должна зиять,

Там пустота и черви спят.

У каждой тени свой творец,

Бывает мудрый, бывает и мудрец,

Бывает и злодей невероятный и паскудный,

Бывает острый на язык, бывает скудный.

Зигфрид:

– Злодеем ты меня зовёшь,

Но знать не знаешь, что сокрыто под листвой

В тени моей души!

Тень:

– Меня хоть не смеши!

Ты обделён душою, затем я и пришёл,

К тебе домой,

Лишь договор оформить меж тобой и мной.

Бездушный человечишка во вред

Ты совесть променял на власть,

Но чтоб себя единственно лишь оправдать,

И пред творцом предстать

И на колени пасть,

Готов без воли всякой угодить в китову пасть.

Зигфрид:

– Откуда знаешь ты, о чём я думаю, чего боюсь?

Тень:

– Чу, я на ошибках то учусь.

Зигфрид:

–Напасть, напасть!

И лоб горячий, кошмар, ущипну себя!

О нет, всё чувствую, не сплю…

Тень:

– Ты думаешь, я тень твоя, тебя дурю?

Мне ведь забавно экое с тобой игранье,

Как любишь ты губить людей,

Так я люблю свиданья.

Зигфрид:

– Они не люди – чернь, не знать!

Тень:

– Ну мне ли этого не знать?

Бездушный ты, давай поищем душу?

Ведь я тебя не брошу, я же тень твоя,

От слов моих сойдёшь ты через месяц-два с ума.

Зигфрид:

– Да, да! Ты прав, боюсь суда…

Тень:

– Пойдём со мной, не чары это и не колдовство,

Любезность – это ремесло.

Зигфрид:

– Куда?

Тень:

– Хотел же ты сбежать с суда

Себя, так вот спасение твоё,

Найти раскаянье своё.

Зигфрид:

– Раскаяние? П-ф-ф, оно ли меня гложет?

В ад я не хочу!

Тень:

– И в ад я дверь найду,

Хотя не близкий путь,

Там жарко очень – не вздохнуть, не продохнуть.

Там будет страх – одно твоё страданье,

Игривых змей удушливый и едкий яд,

Там смерти нет – одно лишь наказанье.

Зигфрид:

– Идём, идём!

Зачем родился я на свет?

Я чувствую, как жар сочится, и пятки жжёт,

Я столько натворил, я сколько ведь трудился,

Ведь я злодей – ничто!

Я столько жизней загубил,

Я засудил и осудил,

Мне, нищему душой червю, все золото давали!

Все! Покуда руки мои брали,

И всё в сокровище бросали, всё нагромождали!

За деньги не могу купить я искупленье,

Зато за деньги покупал я утешенье в наслажденьи,

За то платил, чего давно в помине нет…

Тень:

– Довольно, не терзай себя пустым,

Похвально то, что был хотя бы нелюдим,

Но статус, власть тебя так извратили,

Что и с монетами карманы сделались пустыми.

Мы улетим, пробило уж двенадцать,

Часам и нам не спать,

Победою дано походу увенчаться,

И не дано нам попусту пропасть.

Зигфрид:

– Куда меня зовёшь, о зло?

Тень:

– Я отражение твоё,

Не зло.

Зову лишь посмотреть твои плоды

Творенья, с обратной, тёмной стороны.

Зигфрид:

– Идём, не выдержу мученья,

Мои вески в сединах и спина не та,

И силы нет в руках, противна и еда.

Идём же!

Тень:

– Вся жизнь стремится к смерти,

И если смерти ты творец простой,

То в смерти ты найдёшь конец и свой.

Жизнь – как приведенье,

Внушает страх,

Кому и преступленье.

Зигфрид уходит, за ним движется его тень.

II

Городской притон, бордель, верхние палаты, наполненные оргией, шумом и дымом.

Чтобы вшей плодить

Талант не нужен,

Достаточно волос на голове,

Постель готовит им особый ужин,

И кстати, на пустом столе.

Причина быть, и смысл всего

Не в будущем и не в настоящем,

Заключена она в особняком стоящем

Прошлом, до сотворенья бытия,

До возмущения конечной точки,

Сингулярности и проявленья света,

До появления трущеб, труда и кабака.

Сомнительный успех венца природы,

Сталь делать из пустой породы,

Из леса заготавливать и доски и дрова,

Из них же собирать публичные дома

В итоге,

Не надо и великого ума.

Пройти короткий путь от обезьяны до творца.

Туда-сюда, одно из поколений выбралось со дна,

Другое всех обратно утащило,

И нам уже знакомая рука чиновника

Для этого усилье приложила,

Зигфрида, печать законника

Воленье утвердила.

Зигфрид:

– Где мы?

Тень:

–Мы храм греха с тобою посещаем,

Здесь нет свечей, молитвы ни читают,

И над умершими монашки здесь не причитают.

Задушены любовь и ласка матерей,

Здесь двери, двери средь дверей

В палаты бархата, разврата,

Здесь вывеска – дорога ада.

Зигфрид:

– Кто здесь сокрыт?

Тень:

– Не матеря – блудницы,

Когда ты разорял станицы,

Они как мотыльки порхали,

И красотой блистали.

Они от грубости и нищеты

Так низко пали.

Их заманили палачи,

Что сладострастие для них? Не грех,

Когда оно лишь славится средь всех

Единственным прекрасным из мирских утех.

Едва ли их коснулось горе,

Как красоту они продать успели, как товар,

Покуда грим не смоет слёз их море,

Их красота – дешёвый дар,

Но вскоре, она угаснет навсегда,

Зачахнуть им и умереть –

Так предначертана судьба.

Зигфрид:

– Неужто это всё моё?

Тень:

– Твоё, твоё. Их не одна, их и не сотня,

Их Существо, изящна суть,

Для них давно уж не играет лютня,

Любви им жалок стал алтарь и путь,

Её уж в сердце не вернуть.

Зигфрид:

– И как же мне исправить всё, скажи мне?

Тень:

– Злодей не может этого исправить наперёд,

Он губит и коварствует и лжёт,

Живёт в довольном умиленье.

Он жмёт и сеет лишь своё поганое творенье,

Из мёртвых ведь никто уж не встаёт.

Зигфрид:

– Они не умерли, спасти их можно ли?

Тень:

– Увы…

Зигфрид:

– Но почему?

Тень:

– Они и живы и мертвы, как спят,

Но их сердца совсем пусты,

Заброшены, забыты,

И их мечты давно тобой убиты.

И это самый тяжкий грех –

Убить мечту для тех,

Каму даровано родиться в нищете,

Усугубить их положение в тройне,

С ехидной мерзкой на лице улыбкой.

Зигфрид:

– Не знал я. Есть на свете вещи хуже смерти!

Тень:

– О, смерть освобождает от оков,

Особенно от власти дураков.

Идём, предстало ль нам смотреть прелюбодейство,

Когда же дней прошедших свойство

Нас всё зовёт в поход к подножию лачуг,

И подворотен городских,

Где жизнь кипит, где нет и принципов людских.

Где в нищете едва ли мать готова

Второпях вскормить родного сына,

Ведь жизнь её, еда и быт – невыносимы.

Судьба скотины.

III

Тень и Зигфрид появляются в городских трущобах. Ночь. Тень водит Зигфрида от лачуги к лачуге.

Тень:

– Как короток у жизни век,

Возможно, станешь – раб, возможно – человек.

Кто мы хочешь знать?

Оглянись вокруг,

Мы вещи, которые делают новые вещи

И это замкнутый круг, друг.

Зигфрид:

– По кругу водишь ты меня…

Тень:

– И этот круг второй,

Порой,

И стоит покружить,

Коль хочется ещё прожить.

Зайдём, здесь не услышишь ты

Весёлый смех детей, увы!

Помимо плесени, печной золы,

Здесь копошатся вши, клопы.

Здесь беднота – само богов творенье,

Она особенно так богачей стройнит,

Когда у тех от вкусных блюд живот болит,

Их не терзают угрызенья.

И это всё твоё соизволенье,

Когда рука во зло дела творит.

Еда – базарные объедки,

Из них супы, похлёбки едки,

И что лишь свет – подъём для них,

Для всех сирот, и вдов, больных,

Грядут вонючие, сырые будни,

И кабаков развязный гул,

Как в крупный док заходят судна,

Так в них, людей, вошёл порок.

В лачугах света нет,

Уж спят давно,

Им всё равно

На ваше омерзенье,

Которым вы, похабно открывая рот,

Хулите их, меж тем, используя как скот.

Зигфрид:

– Не верю я,

Что это всё творил лишь я, один!

Тень:

– Ты погоди, не пройден путь, мой господин!

Равно всё то, что может уровняться,

Скитаться то, что может по миру скитаться,

И жить, всё то, что может и дышать и мыслить, или говорить,

Но не в трущобах гадкие дела творить!

Их жизнь – не жизнь,

Им смерть – лишь облегченье,

Им в жизни есть одно лишь утешенье,

Напиться вечером, и обо всём забыть.

Когда людишек бог творил,

Он думал о хорошем,

Но он ли вас, злодеев породил?

Таких как ты, как плева от зерна,

Бог отделил, как явность ото сна.

Но только всем известный демон зла,

Который извиваясь со ствола

Спустился, и воплотился,

И переродился,

В чиновника, и книжного червя,

В тебя, в тебя ничтожество вселился.

Зигфрид:

– Не выносимо мне здесь находиться,

Хули, ругай меня, бичуй!

Тень:

– Не торопись, я обличу

Тебя во всех твоих делах,

Но содержание сего ни в двух словах,

Я выразить смогу,

Оно давно во книги поместиться норовит,

Твой грех, подобен древнему папирусу – он просто свит.

Зигфрид:

– Уйдём отсюда, не выносим мне здешний смрад!

Тень:

– Но как? Ведь в проведеньи божьем нет пути назад!

Что хуже ада может быть?

Лишь худший ад!

Зигфрид:

– Довольно…

Тень:

– Идём, идём, не суждено тебе в трущобах гнить,

Но будет позже с чем сравнить.

Прохлада нищенских могил,

Тебе остудит пыл,

Все те, кого убил и погубил,

Не зная ни имён, ни душ,

Они зовут тебя!

Зигфрид:

– Веди меня, ну что ж…