Василий сел за стол на лавку. Ива присела рядом, всё также держа сына за пальцы. За ней устроился и Дивий. Оба они превратились в двенадцатилетних девчонку и мальчишку.

По обеим лавкам за столом стали появляться другие дети. Видно было, что они двигаются, но у большинства из них лица и даже силуэты были расплывчаты. Хотя некоторые, ближайшие, прорисовывались в деталях, начинали улыбаться и о чём-то перешёптываться друг с другом.

Василёк обернулся, и позади него появился второй такой же длинный стол. Постепенно и он заполнился посудой и силуэтами учеников.

Василий всё это время выглядел напряжённым и сосредоточенным. Он творил. В какой-то момент он шумно выдохнул и посмотрел на девочку Иву.

– Всё? – улыбнулась она ему.

– Неа, ещё два стола с учениками, окна, стол с учителями вон там. Но я уже устал…

– Давай я помогу?

Василёк кивнул, и в зале быстро появилось всё перечисленное.

– Это какая-то школа волшебства? – удивлённо осматривалась девочка Ива. – Ты действительно хочешь учиться в такой школе? Чему здесь учат?

– Заклинаниям учат, как обращаться с волшебной палочкой, – завороженно кивал Василёк.

– Так ты это всё уже умеешь, – засмеялась Ива. – Представь в руках волшебную палочку и действуй.

Василёк посмотрел на свободную руку, в которой тут же появилась красивая палочка. Мальчишка вскочил с лавки и начал выкрикивать разные заклинания. Зал озарился ярким светом, по столу поскакал призрачный олень, а к рукам Васьки стала притягиваться вся окрестная посуда. Он попытался освободить вторую руку, но Ива крепко держала его за пальцы.

С хохотом она увернулась от прилетевших в неё тарелок.

– Ну как? Чувствуешь себя выпускником этой школы? Что будем делать дальше?

Василёк пристально и вопросительно посмотрел на Иву.

– Это же не твой образ, – пожала плечами девочка. – А ты сам-то что хочешь? Зачем тебе эта магия?

Василий задумался. Стены, столы и дальние ученики поблекли. А ближайшие превратились во взрослых Ив и Дивиев. Сидя на лавках, все они молча смотрели на Василька. Одна из Ив улыбнулась и сказала:

– Осознав, что это было привнесённое, преобразуй теперь в своё. Что́ твоё сердце диктует? Где уют? От чего воодушевление? О чём мечтается?

– Я не знаю, – понурился мальчишка.

– Ого! – подхватила другая Ива. – Представляешь, ты годами мечтал чужие мечты! Лелеял чужие образы. А своих не намечтал?

– Именно поэтому, – подхватила третья, – среди деревьев внутреннее знание ценится намного больше внешнего.

– То, из чего будет состоять пространство снаружи тебя, какими качествами оно будет обладать, – присоединилась к беседе ещё одна Ива, – напрямую зависит от твоего внутреннего наполнения.

– А каков ты? Что чувствуешь? Что думаешь? Как оцениваешь себя самого и Мир вокруг? Что хочешь? О чём мечтаешь? Чего страстно желаешь? К чему стремишься? Какие цели ставишь? В чём чувствуешь потребность развиваться, тягу к совершенству, жажду воплощения? – засыпала вопросами другая Ива.

– Понять себя – вот настоящая магия, – шепнула ближайшая Ива, самая настоящая из всех. Та, что всё это время держала Василька за руку.

Мальчишка молчал и круглыми глазами таращился на всё происходящее. Столько мам сразу он не видел никогда раньше.

– Ну что, пойдёмте отсюда, – предложила ближайшая Ива, встала и отпустила руку сына.

Остатки зала и обеденных столов превратились в солнечную лужайку. Невдалеке виден был двухэтажный бревенчатый терем с рыжей черепичной крышей, резным крыльцом и башенкой. Красивые бело-узорчатые наличники и расписные ставни дополняли вид. Позади терема цвёл обширный сад.

Василий оглянулся. Вдалеке виднелись река и лес за ней. Ещё дальше – горы. Рядом с Васильком стояли лишь двое – одна Ива и один Дивий.

– Приглашаю вас в гости, – улыбнулась Ива и жестом указала на терем.

– Это твой дом? – удивился Васька.

– Конечно, – хихикнула мама. – Это всё, – она раскинула руки в стороны, – мой дом. А этот людской теремок я построила специально для тебя и папы. Красивый?

– Ага, только не современный какой-то. Больше на музей похож.

– Ну и ладно, – насупилась девушка, – такой образ дома мне купец Никанор подарил. Других домов я не видела.

– Сейчас нет таких имён. И купцов уже нет, – усмехнулся Василёк.

– Я знаю, – улыбнулась Ива, – у людей всё слишком быстро меняется. Но мне было неоткуда узнать о более новых домах. Так что… есть, что есть. Пойдёмте внутрь!

Они направились к терему. Вокруг вкусно пахло цветами из сада. Ива шла первая. Не сбавляя ходу, она повернулась спиной вперёд и обратилась к сыну:

– Кстати, папе очень понравилась та комнатка из этого дома, которую я смогла перенести в междумирье.

– А почему ты весь дом туда не перенесла? – Василёк содрогнулся от воспоминания густой чёрной пустоты, которая выглянула из-за приоткрытой двери той каморки.

– Да за одну эту комнату Иве нужно памятник поставить! – воскликнул Дивий. – Ты знаешь, что такое междумирье?!

– Нет, конечно. Откуда ему знать? – примиряющим взглядом посмотрела на него Ива. – Давай за чаем ты ему всё обстоятельно и расскажешь?

Внутри, и правда, было как в музее: лестница наверх с резными балясинами, расписные сундуки и массивный фигурный комод, резное панно прямо на брёвнах одной стены и большой гобелен по другой стене.

Вокруг стола с угощениями расположились изящные лавки и мягкие стулья. От фарфорового чайничка на вершине самовара шёл пар. Молоденькая девушка в чепчике и белом фартуке, хлопотавшая у стола, завидев гостей, тут же скрылась из виду.

– Кто это? – тихо спросил Василёк.

– Да Ива это, – отмахнулся Дивий.

– Это моя горничная, Маруся, – одновременно с ним пояснила Ива. – Присаживайтесь, не стесняйтесь.

Василёк испытующе заглянул маме в глаза. Уловив этот взгляд, она улыбнулась и ответила:

– Конечно же, это я сама в роли горничной. Я бы не стала принуждать другую сущность служить мне.

– А зачем тебе, вообще, служанка? – не понял Василий.

– Не знаю, у людей так принято.

– Уже нет.

Ива разлила чай по чашкам.

– Вот мёд, варенье, плюшки, бублики, пряники, сахар, – указала она на угощение, а потом внимательно посмотрела на сына: – Ты хочешь сказать, люди больше не принуждают друг друга?

Мальчишка тут же поперхнулся чаем. То ли от вопроса, то ли от кипятка. Откашлявшись, он ничего не ответил.

Ива налила себе чай в блюдце, но понаблюдав за сыном, тоже отхлебнула из чашки.

– Дивий, ты хотел рассказать Васильку про междумирье.

Дух дуба кивнул, и, копируя движения Ивы, аккуратно отпил чай из чашки.

– Междумирье – это самое пустое место, которое только можно себе представить. Это не пустыня и не бездна. Это даже не чёрный холодный космос. Там нет и этого – нет пространства, нет времени, нет холода. Нет и самой пустоты. Междумирье – это граница между мирами – внешним и внутренним. Сознание человечества обитает снаружи, а сознание древечества – внутри, – Дивий снова отхлебнул чай. – Раньше людские волхвы умели пересекать эту границу. Они приходили сюда за силой.

– За какой силой? – заинтересовался Василёк.

– За силой жизни, за волшебством. Так же, как наши соки текут в мире снаружи, жизненные соки людей текут тут, внутри. По преданиям, волхвы были мощными волшебниками, несли знания о Мире и свою магию туда, в мир людей. Но мы с Ивой их уже не застали – теперь таких волхвов нет. Только горстка древоходов и осталась.

– Древоходов? – зацепился за новое слово мальчишка.

– Да, это такие современные волшебники, друзья деревьев. Они тоже умеют пересекать междумирье, но совсем ненадолго – заходят у одного дерева и тут же выходят у другого, – седовласый потянулся за мёдом. – Однако что-либо построить в самом междумирье за всю историю умудрилась лишь Ива. Она у нас уникальная, – Дивий расплылся в улыбке и посмотрел на хозяйку терема.

Ива улыбнулась ему в ответ.

Василий угощался вкусняшками, а взрослые внимательно наблюдали за ним и старались копировать его действия.

Через некоторое время Ива обратилась к сыну:

– Василёк, позволь мне, пожалуйста, познакомить тебя с Советом старейшин. У нас для тебя есть одно большое, важное дело. А взамен – любая магия! Хочешь – с волшебной палочкой, хочешь – без.

– Что ещё за дело? – напрягся мальчишка.

– Не волнуйся, мы всё обстоятельно тебе расскажем, спросим твоего согласия. Всё без хитростей и без утайки – деревья не умеют лгать. Искристость и искренность – одни из основных свойств сознания любого дерева. Ну так что, познакомлю тебя с Советом?

Василёк неуверенно кивнул.

– Вот спасибо! – захлопала она в ладоши и обратилась к Дивию: – Тогда давай соберём Совет сегодня через два выдоха Земли. Я подготовлю пространство и оповещу всех. А ты пока расскажи всё Васильку.

– Хорошо, – встал из-за стола седовласый мужчина и протянул мальчишке руку. – Пойдём тогда ко мне пока?

Горница померкла. По поверхности прозрачной сферы вновь потекли золотистые пульсирующие струйки. А потом и они исчезли. Василёк с Дивием стояли на утрамбованных камушках гравийной дорожки – ровно на том же месте и в той же позе, как были, когда решили навестить Иву. Рядом с ними возвышался большущий дуб. Вокруг одинокого дуба раскинулась просторная лужайка с сочно-зелёной травой.

– Хочешь, присядем? – Дивий указал на скамейку с пологой спинкой и ажурными подлокотниками.

– Твоя мама – единственная и неповторимая, – начал дух дуба, усевшись поудобнее. – В Иве соединились сразу несколько уникальных способностей. Её род ив обладает очень мягким, пластичным и подвижным сознанием – подобным их телу – гибкому, мягкому, но, к сожалению, крайне недолговечному. Они бы могли быть первоклассными изобретателями, учёными, волшебниками, если бы не умирали так скоропостижно, – Дивий на несколько секунд замолчал, явно о чём-то вспоминая. – Так вот, у твоей мамы, непревзойдённая жизнестойкость. Она превзошла по возрасту своих родственников уже раз в пять!

– Ого! – отозвался Василёк. – Так она древняя старушка?!

– И да, и нет. Посмотри на неё – похожа ли она на старуху? А после недавнего варварства людей она как будто ещё помолодела.

– Какого варварства?

– Ты разве не знаешь? Её чуть не погубили – спилили весь лес. Ива чудом выжила. Кстати, и твоё тело дерева погибло тогда. Теперь ты неприкаянный во внутреннем мире, без собственного пространства.

Василий удивлённо вытаращил глаза.

– Да, – грустно вздохнул Дивий. – Может быть, именно поэтому человеческого в тебе больше, чем древеческого.

Василёк задумчиво посмотрел вдаль, пытаясь уложить в своей голове всё услышанное.

– Я про маму твою не закончил, – опомнился седовласый. – Другой дар Ивы – пересекать границу миров. Очень мало деревьев на такое способны! А она научилась выходить наружу не только сознанием, но даже и некоторыми энергиями. Этого оказалось достаточно, чтобы быть услышанной и увиденной.

– Кем?

– Да много кем. Всеми обитателями леса. И людьми. С людьми у Ивы накоплен богатый двухвековой опыт общения. Она у нас как профессор по людской культуре. Это правильное слово – «профессор»?

Мальчишка кивнул. Мужчина в ответ тоже:

– Спасибо. В этом вскрывается ещё одна особенность Ивы – несмотря на то обилие зла, что люди с ней сотворили за всю её жизнь, она не утратила любовь к ним. И это просто поразительно! Многие деревья охладели к людям и, вообще, не хотят больше контактировать. А она – наоборот, кучу сил тратит на поиски возможности общения с ними. Более того, не так давно она научилась оформлять свой образ снаружи в виде разных зверушек и человеческой девушки. Что из этого получилось – ты хорошо знаешь.

Василий поднял брови и отрицательно помотал головой.

– Ну как это нет? – всплеснул руками седовласый. – Ты́ получился! Получилась любовь с человеком и уникальное дитя, каких не рождалось уже веков десять. В порыве этой любви Ива, вообще, превзошла сама себя и всех старейшин древечества вместе взятых! Она смогла создать пространство и условия присутствия человека во владениях великого ничто! Там, где просто находиться-то невероятно сложно, не говоря уж о том, чтобы сотворить что-то. Это я про междумирье и её комнатку.

Василёк смотрел отсутствующим взглядом. Было непонятно, слушает ли он или нет. Немного спустя мальчишка с серьёзным видом взглянул на Дивия и спросил:

– Десять веков не было таких как я? Каких таких?

– Ммм… – напрягся седовласый мужчина. – Эх, забыл человеческое слово, которым встарь называли детей волхвов и деревьев. А, вспомнил! Древолхва́ми. Это были очень уважаемые волшебники, послы мира между цивилизациями людей и деревьев, хранители паритета и взаимосвязи миров. Ведь и древечество, и человечество черпают силы жизни сразу в обоих мирах.

– А что эти древолхвы делали?

– Выстраивали диалог между людьми и деревьями, разрешали сложные ситуации, защищали тела деревьев-волшебников от посягательств, возвращали сгинувшие людские силы. И правители человеческого общества, и Совет старейшин древечества всегда прислушивались к ним. Совет древолхво́в мог изменить любые планы обоих миров… Теперь же всё это ушло в небытие. Последний древолхв покинул явь около трёх веков назад.

– Покинул явь?

– Да, умер. С тех пор не осталось никого, кто мог бы достойно поддерживать диалог между нашими мирами. И сама возможность союза между человеком и деревом исчерпалась. Не осталось таких людей-волхвов, способных подолгу путешествовать по миру древечества.

– А чем плохо, что деревья и люди стали жить по-отдельности?

– Много чем плохо. Деградируют оба мира. Люди всё позабыли и одичали. Чудовищными темпами они стали выпиливать тела старейших. Даже самые мощные деревья-волшебники, на чьих плечах держатся оба мира, ничего не смогли с этим поделать, и уходили в небытие, – Дивий выглядел взволнованным и удручённым. – Ты только представь себе, древнейшие из рода гигантских секвой были почти полностью уничтожены! Их разума хватило бы людскому прогрессу на сто-двести-триста лет вперёд. А их распилили на доски, – Дивий огорчённо качал головой.

– Никогда не слышал о таких.

– А ты в смартфоне своём поищи, как вы обо всём там ищете. Спроси про вырубку гигантской секвойи или про секвойную лихорадку.

Васька достал смартфон из кармана.

– Сети нет, – сообщил он.

– Понятное дело, – ухмыльнулся Дивий. – Ты же не снаружи. Тут и сам телефон – лишь привычный тебе образ. Стоит напрячься, и образ телефона изменится.

Василёк уставился на телефон и наморщился.

– Не получается, – выдохнул он.

– А что ты пытался?

– Сделать его круглым.

– Образ под собой всегда имеет заряд. Пока ты не можешь его преодолеть. Попробуй попроще что-нибудь. Цвет поменяй, например.

Васька снова наморщился.

– О! – воскликнул он. – Смотри, смотри! Кожух был прозрачным, а стал зелёным!

– Молодец! – Дивий заулыбался и закивал. – Ладно. Можешь мне поверить на слово, за последние два века древечество очень многое потеряло. И в количестве, и в качестве. Молодые деревья нынче не считают людей собратьями по разуму. Не хотят, да уже и не могут взаимодействовать с людьми, потому как словесную форму контакта не научились воспринимать.

Василёк убрал смартфон обратно в карман.

– Люди тоже многое потеряли, – кивнул ему Дивий. – Память, живость ума, волшебство, радость жизни, здоровье. На смену всему этому пришла немощь, рутина и серость будней, тысячи новых болезней и вечный стресс. Так, конечно, не у всех, но у большинства. Зато упадок внешнего мира – у всех – горы мусора, отравленный воздух, тухлая вода. Внешний мир не может без внутреннего, так же как и внутренний без внешнего.

– Да уж, – загрузился Василий.

– Чувство угасания рождает в людях всеобщее недовольство жизнью. А оно часто выливается в слёзы деревьев.

– Почему, – вынырнул из задумчивости мальчишка.

– Недовольство людей рождает войны или массовые переселения. В обоих случаях люди активно начинают рубить деревья. Причём, самые старые, самые здоровые и большие. Им, мол, так удобнее. Ладно б молодняк выкашивали, если уж без убийств никак обойтись не могут! Но нет – первыми умирают деревья-волшебники и старейшины родов.