♀ Нет места лучше…

– И вот для чего вам нужно развивать левую руку… – назидательно начал я, приняв боевую стойку.

Пара ламп в этом коридоре тридцатого уровня перегорела, еще часть еле-еле светила, поэтому курсанты, стоящие передо мной, сливались в единое многоликое существо, часть которого скрывалась в темноте перехода. Мне стало неуютно. Конечно, здесь, в Нижнем Городе, не могло водиться никаких чудовищ. Тут и люди-то были все наперечет и по списку, и даже каждого дождевого червя знали и в лицо и в ж… в общем, знали. Но сейчас что-то древнее, хтоническое, не поддающееся никаким анализам и не руководимое здравым смыслом, накатывало на меня. Словно в моей крови разом завопили предки, которые тысячелетия назад, сжимая в волосатых лапах сучковатые дубины, с опаской заглядывали в пещеры, где жили дикие звери и непознанные враги. А уж то, что мы сейчас, по сути, окружены этими пещерами, наверное, вообще противоестественно…

Я сглотнул. В кармане лежал блистер с таблетками на случай подобного панического страха, их выдавали всем жителям Нижнего Города, но мне не хотелось позориться перед юнцами. Пусть я и старше их лишь на десяток лет, но мой статус не позволяет допустить даже возможность «страха коридоров».

Поэтому я передвинулся ближе к свету и снова принял стойку. Не обошлось без доли пафоса, но спишем на то, что ребята видят ее в первый раз.

Один из курсантов смущенно кашлянул и сделал неловкий жест.

– Ну, или правую, для левшей, – поправился я. – Не суть важно. Итак, основной рукой совершаем обманный маневр, якобы проводя хук, а другой в этот же момент вырываем из стены морковь – оп! – и втыкаем ее сопернику в глаз.

Я сделал выпад, и воображаемый противник был так же воображаемо повержен.

Курсанты восхищенно загудели и зааплодировали. Я с притворным смущением поклонился. Что ж, раньше, будучи инженером, подобного успеха испытать не пришлось, так почему бы не насладиться им сейчас? Страх начал постепенно отступать. «Позитивные эмоции, – мысленно отметил я. – Позитивные эмоции, видимо, активизируют выброс гормонов, которые нейтрализуют химические процессы, вызывающие чувство страха. Эндорфины или как-то так. Надо сказать доктору Берку, лишним не будет».

Курсанты рассредоточились, насколько позволял тесный коридор, и стали пытаться повторить прием. Повсюду слышалось чпоканье выдергиваемых из плотных стен корнеплодов. Эдак они всю делянку попортят!

– Всё, все свободны, следующее занятие послезавтра, – деланно утомленно махнул я рукой и смачно откусил кусок моркови. На зубах омерзительно заскрипела земля. Я скривился, сплюнул, сунул трофей в карман и отправился в бюро.

* * *

Защелка пневмопочты чпокнула, и на мой стол упал свернутый в трубочку лист. Ну вот, как раз утром закончились профилактические работы по прочистке терминалов, и уже послание. Странно, ведь месяц как в этом секторе наладили телефонную связь. Проще позвонить, чем возиться с пневмопочтой, которая то и дело норовит то засориться, то переслать отправление кому-нибудь другому, то вообще потерять, словно и не было. Да, конечно, и с телефоном не все было ладно. Перепутывались провода, срывались звонки, параллельно были слышны разговоры других людей, но это все-таки лучше и оперативнее, чем древняя пневмопочта.

Так что неудивительно, что меня несколько озадачило это послание. Но, памятуя, что люди с трудом приспосабливаются к новым условиям, – а ведь когда-то многим потребовались годы, чтобы отвыкнуть от телефона и привыкнуть к пневмопочте, и вот теперь все заново! – решил не обращать внимания.

Осторожно, – ведь именно такого типа письма мне еще никогда не приходили, – развернул его, запоздало сообразив, что надо бы надеть перчатки, черт знает, вдруг каким ядом пропитано, – и тут же одернул себя, проклятого параноика, начитавшегося справочников по криминалистике. Ну а что, ускоренная переподготовка и перепрофилирование не всегда проходят гладко.

«В батве завились вридители, – было выведено на пожелтевшем листке неуклюжими печатными буквами. – Корнеплоду угражают чирвоточины».

Я чертыхнулся. А ведь считалось, что время таких писем прошло уже лет тридцать как! В те-то годы не только предупреждений об угрозах было в избытке, – в том числе и фальшивых, каюсь, сам грешен, хотя что взять с ребенка, – но и нападения на рабочих, подрыв котлованов, саботаж и вредительство на самом деле имели место. До тех пор, пока не ввели самосуд и смертную казнь. Времени тянуть с юридическими закавыками все равно уже не было. Потом поутихло. Так, раз в пару-тройку месяцев какой-нибудь окончательно сорвавшийся с катушек житель Верхнего Города начинал буянить, ломиться в люки или подкладывать петарды к выходам. Конечно, теперь это не представляло для нас серьезной угрозы, только прибавляло головной боли дежурным смотрителям за люками. Но все равно подобные поползновения нужно пресекать, давить в зародыше. Да и вообще, в последние пару лет было подозрительно тихо, наземники практически не доставляли нам беспокойства. Готовятся, что ли, собираются с силами для последней попытки прорыва вниз?

Хм, может быть, это донос по поводу именно этой попытки? Червоточины… Странно знакомое название… кажется, именно так называли лунки, в которые вкладывали тротиловые шашки. Ох, и нехилый фонтан земли тогда поднимался! Десятилетнего пацана, коим я был, это весьма впечатляло.

Но вернемся к делу. Что это? Неужели целая террористическая группировка? Да еще и с внедрением в Нижний Город? Черт, как нехорошо…

Я повертел в руках послание. Обычная бумага. Не местный суррогат из торфа, а та самая, из поры моего детства. Несомненно, отправитель из Верхнего Города. Более того, это обрывок страницы из какой-то книги. Я поднес оборотную сторону к лампе. Полустертый шрифт, – сколько же лет этой книге? Тридцать, сорок? – еле читался: «Н.т ..ст. лу..е, чем .од.о. .ом». Тупик.

Только вот одна закавыка, точнее, еще одна, – пневмопочта уже много лет как связи с Верхним Городом не имела. После того, как оттуда начали стабильно сыпаться письма с угрозами, а также слезливые послания от родственников, что дестабилизировало местных и не давало работать, приемники наверху обесточили. Говорят, что они так и стоят, забитые под завязку, полные никому не нужных слов.

Я снова взглянул на письмо. Еще одна странность – ни исходного кода, ни перфорации. Великое изобретение – щадящий режим транспортировки, позволивший отказаться от капсул и контейнеров и пересылать документы и нехрупкие предметы без защиты. Плюс оборудованный марк-машинками терминал входа не пропускал ни одного послания не помеченным координатами блока-отправителя. Письмо-призрак какое-то, право слово.

Я потер подбородок, оставил листок в покое и выглянул в перископ. Разумеется, простые люди обходились смотровыми площадками, но один из плюсов должности лейтенанта службы безопасности заключался как раз в наличии перископа в кабинете. Хотя этот плюс будет существовать еще недолго.

Наверху было сумрачно. Уже полтора года как. Видимо, опустившись до определенной точки, небесная твердь стала препятствием для распространения солнечных лучей. А может быть, все испарения и выбросы, что копились в главном городе в течение веков, наконец-то спрессовались, оформились в нечто осязаемое и теперь заменяют там воздух и свет.

Я подкрутил увеличение и перевел перископ на главный город. Район небоскребов зиял полуразрушенными зданиями, как рот гнилыми зубами. Я даже смог разглядеть, как под напором небес осыпается один из этажей когда-то крупнейшего в округе офисного центра. Здесь, внизу, все перекрывал мерный гул работающих машин, наверху же, наверное, жили под аккомпанемент медленно разрушающегося мира.

* * *

Стенки лифта были из плексигласа, – не нужно тратиться на дополнительное освещение. Я наблюдал, как передо мной медленно и плавно проплывают ярусы. Бюро находилось достаточно далеко от поверхности. Официально – затем, чтобы как можно более оперативно реагировать на проблемы нижних ярусов, неофициально – чтобы в случае теракта наземников пострадать не сразу.

И поэтому я сейчас, прислонившись к стенке лифта и сглатывая, чтобы не закладывало уши, рассеянно следил за сменяющими друг друга сельскохозяйственными ярусами, игриво обрамленными репой, картофелем и редисом; техническими пластами, где то и дело шныряли чумазые «кроты» и ненароком слепили меня фонарями, коридорами интернатов, по которым парами чинно вышагивали детишки в белых комбинезончиках… Все это напоминало мне кукольный домик моей сестры, – три этажа в разрезе, бесстыдно вываленные на всеобщее обозрение архитектурные потроха. Но иначе никак, клаустрофобия здесь хоть и весьма успешно подавлялась правильно подобранными лекарствами, людям все равно требовалась какая-никакая иллюзия открытого пространства.

* * *

– Джонни, гляди в оба, – наставительно сказал я парню у люка.

– А что, мистер, – хмыкнул он, – грозит чего?

– Ты давно выглядывал наружу? – спросил я. – Через год сюда будут ломиться с воплями, мольбами, угрозами, тротиловыми шашками, коктейлем Молотова и прочими малоприятными вещами. Спроси у старого Питера, он тебе порасскажет, как это бывает. И уточни между делом, не помнит ли он, кто отгрыз ему левое ухо.

Парень судорожно икнул.

– Вот так-то, – покровительственно сказал я. – И не пропускай занятия.

– Вы думаете, если что, то морковки нас спасут? – уныло спросил он.

* * *

Наверху я сначала стравил из легких весь воздух, подождал десяток секунд, и только потом вдохнул полной грудью. Несмотря на то, что внизу удалось практически идентично воссоздать земную атмосферу, все равно некоторых погрешностей и примесей избежать не удалось. Ну, или дело было в том, что местный воздух испортился, – ведь не просто так висят эти вечные сумерки? В любом случае, от смешивания воздухов обоих городов начинала кружиться голова, и к горлу подкатывал комок тошноты.

На всякий случай проверил пояс. Да, револьвер и нож на месте. Кто знает, как местные нынче относятся к людям из Нижнего Города. Револьвер наш, как и светящийся порох, уникальная разработка, и ракетницей послужить может, и по прямому назначению. Молодцы мы все-таки, не только город строим под землей да агрономикой занимаемся, а и в других областях науки и техники хватку стараемся не терять. Не зря нас отобрали, не зря. Я горделиво приосанился и, стараясь не особенно явно оглядываться по сторонам, направился к нужному дому.

– Кто там? – спросили из-за двери, когда я, отчаявшись получить ответ на свой стук, пару раз пнул ее ногой.

– Билли, это я, – вот же трус поганый!

– Кто «я»? – переспросили настороженно и чем-то лязгнули.

– Я, Марк, – и тише добавил: – Снизу.

За дверью заскреблись, и она распахнулась.

– Мы же вроде договаривались, что больше не будем, – с неудовольствием сказал Билли-Ящерица, вглядываясь в полумрак за моей спиной. – Правда, тут в последнее время спокойно, но мало ли что…

– Я один, Билли… – зло прошипел я, надвигаясь на него. – Да впусти же меня, в конце концов! У вас тут холодно и сыро!

– Вот, к слову о впустить. Вы мне так и не дали пропуск, – Билли в дверном проеме не сдвинулся ни на дюйм.

– Да вот он, бери, – чуть не добавил «подавись» я и сунул ему тонкую металлическую пластинку.

Билли с жадностью схватил ее и поднес к глазам.

– Ух ты! Наконец-то! Двадцатый ярус? Это как?

– Примерно как и здесь, – нехотя сказал я. Двадцатый ярус, конечно, не был трущобами, их мы заселять пока не собирались, со временем путем естественного отбора наполнятся сами, но и на фешенебельный не тянул. В общем, Билли ничего не терял, но и не приобретал. За исключением, конечно, жизни.

– Ну хорошо, хорошо, – кивнул он, тщательно пряча пропуск. – Ладно. Но последний раз. Несколько сложновато быть осведомителем, знаете ли.

Я молча отпихнул его и прошел в дом. Тут было гораздо теплее и суше, чем снаружи. И, конечно, светлее. Под потолком мерцала лампочка.

– Энергосберегающая, – усмехнувшись, указал на нее я.

Билли развел руками.

– Какая была. У нас тут не до выбора, знаете ли.

– Как думаешь, успеет перегореть до того, как небо упадет на землю?

Билли снова развел руками. На беседу он явно не был настроен. Ну ладно, тогда перейдем к делу.

– Билли, что это? – я показал ему записку.

Он внимательно вчитался и пожал плечами.

– Понятия не имею.

– Билли, ты в курсе всего, что тут происходит. Тут какой-то заговор против Нижнего?

– Слушай, инженер…

– Я больше не инженер, я теперь в службе безопасности.

– Хорошо, службез, но я все равно не имею понятия, о чем идет речь. Во-первых, что за бред: «корнеплод», «ботва»?

– Шифровка? – предположил я.

Мне не нравилось, что Билли уходил в глухое незнание. В конце концов, пропуск на проживание в Нижний Город – достаточно лакомый кусок, и его нужно заработать. Да, раньше Билли мне помогал, и достаточно активно, но вся эта помощь не будет стоить и ломаного гроша, если сейчас мы прохлопаем теракт.

Билли лениво пожал плечами:

– Зачем она тут?

– А как вы нас называете? – спросил я.

– Говнюки, – нехотя ответил он.

– Что?

– Ну, просто когда вы еще только начинали свои раскопки, отработанная почва была уж шибко похожа на кучки дерьма.

Я хмыкнул.

– Ну и вы, надо сказать, тоже не меньше на него смахивали, – тихо добавил он.

– Билли, ты теперь тоже среди нас, тебе ли жаловаться?

Он промолчал.

* * *

От осведомителя я вышел в растерянности.

С одной стороны, тот божился, что не имеет даже представления, кто мог отправить мне это послание и о чем вообще может идти речь. Это могло означать как то, что это была всего лишь дурная шутка, так и то, что наш осведомитель уже вычислен и находится в информационной изоляции.

Я поднял воротник пальто повыше. Может быть, я отвык от поверхности и, конечно, успел забыть мелочи жизни на ней, но похоже, что климат действительно несколько изменился. Такая сырость, вода, сочившаяся словно отовсюду, и слизь, которая, казалось, покрыла меня всего, – были ли они раньше?

Я поднял голову. И как нынче далеко до верха? В прошлый раз небесная твердь была на высоте около двух миль. А теперь? Судя по тому, что я видел через перископ в главном городе, расстояние до земли уменьшилось втрое.