Глава 5

За окном стоял вечер, когда эти двое вернулись.

Первой вошла Аасма, потом у порога обрисовалась и фигура того урода с дороги. Снова от одного его вида меня прошибает пот. Ему бы живым экспонатом в кунсткамеру – идеально бы вписался.

Закрыв дверь на замок, Аасма вешает ключи на привычный гвоздик и, оглядывая нас, давит лыбу.

Август на удивление спокоен. Не бросается на меня с кулаками, не стремится убить.

В руках у него поднос с тарелками. Он опускает их на пол и мне в глаза бросается заткнутая у него за пояс плётка с длинным черным хлыстом. Представляю, как он хлещет меня ей, как она впивается в мою кожу и мне становится плохо. Что-то отламывается от сердца, отрывается; по затылку и спине прокатывается покалывающая волна непреодолимого отчаяния и унижения.

– Ты огорчил меня, дорогой, – с сожалением произносит Аасма. – Придется преподать тебе урок.

– Что? – не выдавая страха, спрашиваю я. – Какой урок?

Подвал наполняется ароматом свежего бульона и вареной картошки.

На потяжелевших ногах поднимаюсь, сжимаю вспотевшие ладони в кулаки и встаю.

Тяжело дыша, Август чешет раздутую башку, скалится в кровожадной ухмылке и вынимает из-за пояса кнут. С наслаждением сжимает его рукоять, проводит рукой по хлысту…

– Ты сам во всем виноват, – меланхолично произносит Аасма. – И я надеюсь, ты примешь наказание достойно.

Она складывает руки на груди, постукивая пальцами по своим ребрам, а Август всё смотрит на меня и скалится. Предвкушает приятное занятие.

Передний край его засаленной мешковатой кофты, натянутой поверх комбинезона, колышется от неровного тяжелого дыхания, лоб напряжен и покрыт испариной. Виски пульсируют, на мясистом горбатом носу тоже проступили капли грязного пота.

– Я прошу вас, не надо! – слезно просит Аня. – Он больше так не будет! Слышите меня? Он больше не будет грубить!

Аасма смущенно поджимает губы, давая понять, что она тоже не восторге от всего происходящего, но выбора у неё не остается.

– Что бы вы не задумали, лучше не надо, – глухо говорю я. – Не надо!

Август в ответ еще шире скалится, Аасма вздёргивает бровь.

– Умоляю, не надо… – как загипнотизированная повторяет мои слова Аня.

– Всё будет хорошо, милая, – спокойно отвечает ей Аасма. – Твой муж справится.

Грядет сильная боль – я ощущаю это всей кожей, каждой клеткой тела. Грядет самый настоящий ужас.

– Просто скажите, что вам нужно? – спрашиваю я у Аасмы, ретируясь к стене, но не расслабляя кулаков. – Мы отдадим всё!

– Отдадите, – соглашается Аасма. – Но сначала ты понесешь наказание.

– Да что вы о себе возомнили, уроды? – злость становится нестерпимой. – Вы не имеете на это права!

– Август, любимый мой, ты готов? – спрашивает Аасма.

Тот в ответ кивает, искривляет губы в дикой ухмылке, причмокивает и вскидывает кнут на изготовку.

Я отскакиваю назад чуть ли не ударяясь затылком в стену. Всё также держу стойку, но не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять – равной битва не получится.

– Не переусердствуй, милый, – просит Аасма Августа и, взмахнув ладонью, разрешает ему приступить.

Тот в ответ надувает грудь, облизывая дыру в губе и наступает.

Вскидывает плеть.

В последние мгновения перед ударом, заорав на сколько хватило сил, я ору и прыгаю на него в надежде ударить.

Промахиваюсь.

Прыжок спасает меня от первого удара. Плеть пролетает в нескольких сантиметрах от лица и ударяется о матрас, с треском распарывая его.

То же самое будет и с моей кожей?

– Прошу вас, не надо! – взмаливается Аня, но никто кроме меня её не слышит.

Август от удивления выпячивает нижнюю губу, наблюдая за моим перекошенным от страха лицом, а потом подлетает и бьет кулачищем в переносицу.

Нос вдавливается куда-то меж глаз, в глазах фейерверком рассыпаются разноцветные точки. Лишаюсь равновесия. На пошатнувшихся ногах прижимаюсь спиной к стене и сползаю вниз.

Больно.

Из носа течет кровь, лицо горит огнем, но что-то мне подсказывает, что это еще цветочки.

Снова взмах и вновь плеть взмывает в воздух.

Падаю на четвереньки и, поджав ноги, прижимаюсь всем телом к матрасу. Зажмурившись, закрываю лицо руками. Плеть вздымается еще раз и, хлёстко ударяясь о мое правое плечо, вгрызается в кожу. Боль от удара настолько сильная, что глотка у меня от крика чуть ли не разрывается на части.

Плечо словно ошпарили кипятком.

Август еще раз заносит плеть, готовясь к очередному удару и встаёт в более удобную позу, широко расставив ноги. Чтобы эти самые удары получались сильнее.

Группируюсь. Нужно вести себя насколько это возможно достойно – не кричать как девчонка и не скулить как псина.

Аня кричит всё громче, умоляя Аасму остановить весь этот ужас, но та не реагирует. Она наблюдает. Смотрит и получает удовольствие от моих криков и стонов, от этих ужасных звуков плети, вонзающихся в мою кожу.

Еще удар. По спине.

Кажется, сердце сейчас остановится. В глазах мутнеет.

Какое там достоинство? Меня скручивает изнутри так, что дышать становится просто невозможно.

Август шипит от переполняющего его удовольствия и снова бьет – теперь по пояснице.

– Хва-а-тит! Я пр… пр-р-рошу вас! – задыхаясь от боли, завываю я. – Умол-ляю! Пож… пож-а-а-луй-ста!

Вместо какого-либо ответа еще удар – прямо вдоль позвоночника. Решил на мне живого места не оставить.

Со спины на живот ручейками стекает теплая кровь и, просачиваясь сквозь рубашку, капает на матрас.

Это не я, это не со мной, этого не может быть.

Не хочу умирать. Я не готов к этому.

Мысли перепутались, мозг отключился.

Я ничего не видел уже – не раскрывал глаз. Слышал только, как визжит у противоположной стены Аня, как она молит их, чтобы они оставили меня, как хрипит от удовольствия Август, как снова и снова описывает в воздухе пируэты плеть, ударяясь о моё измученное тело, истекающее кровью.

Но вскоре боль отступила. Звуки приглушились, сознание растушевало окончательно и я полетел куда-то.

Темно.

Проваливаюсь в пустоту, а подвал этот, уменьшаясь в размерах, остается где-то внизу, превращаясь в крошечную точку.

Боль отступает.

Исчезает всё.

Остаются умиротворение и легкость. Они уносят от меня все страхи и волнения, но эйфория длится недолго – меня затягивает обратно в эту маленькую точку внизу словно джинна в лампу.

Звук собственного дыхания, голос Ани, свист плети, кислая вонь от этого урода – всё возвращается на свои места.

Аня рыдает, задыхается от слёз. Собирается что-то сказать, но у неё зуб на зуб не попадает.

Я сплевываю на матрас сгустки окровавленных соплей, силюсь разжать глаза и хоть одним глазком посмотреть на Аню.

Аасма и Август уходят.

* * *

Чёрный, бесконечный каменный лабиринт, живым из которого не выбирался еще никто.

Под ногами шипят змеи и кишат насекомые: пауки, тараканы, многоножки. Ядовитые и голодные – хотят облепить и сожрать меня. Стрекочут и клацают клешнями, скребут щетинистыми лапками где-то совсем рядом.

И как меня угораздило оказаться в этом страшном, забытом Богом месте? И есть ли отсюда выход?

Если и есть, то вряд ли я его найду раньше, чем меня уничтожат эти мерзкие твари. Или годы… ведь я здесь навечно.

– Руслан, очнись!

Неужели и она здесь? Это ведь голос Ани?

Она здесь!

– Руслан…

Я с трудом приподнимаю тяжелые, налитые свинцом веки. Темно.

В слабом свете луны различаю знакомые очертания нашего логова. Тот же матрас, те же цепи, та же Аня… Её голос снова возвращает меня в реальный мир. Сколько раз это случилось за последние сутки?

Лежа на животе, уткнувшись щекой в матрас, выпрямляю окаменевшую шею. Шевелить руками и ногами тоже больно, всё тело словно утыкано иглами.

Прислушиваюсь к своему дыханию, биению сердца. Лежу и дышу, просто дышу, пытаясь свыкнуться с болью. Тело не хочет слушаться – каждое движение дается дорого, но я нахожу силы подняться и сесть. Морщась от боли, нащупываю спину рукой и через дыры в рубашке касаюсь ран. Нужно понять, насколько все плохо.

От прикосновений по телу волнами прокатывается кусающая, острая боль.

– Прости, – шепчет мне из темноты Аня. – Прости меня, Руслан…

Плачет.

Её раскаяние и слезы тешат меня, но извинения звучат неубедительно. Говорит она это всё для проформы, а не от того, что всерьёз сожалеет о допущенной оплошности.

Ничего не отвечаю – трудно говорить, да и нечего.

– Это правда – я во всем виновата… – жалобно произносит она. – Мы здесь из-за меня…

– Уже всё равно, – хрипло отвечаю я.

Откашливаюсь, но тело от каждого глубокого вдоха разносит всё сильнее. И еще мой голос… он какой-то пустой, охрипший. Говорю не я, а какой-то старик, легкие которого разъедает раковая опухоль или смертельные язвы.

Аня утирает слезы. Я не вижу её глаз, но уверен, что она смотрит прямо на меня. Разглядывает в вечернем полумраке мое тело – полуживое, искалеченное.

Не помню, как это случилось, но меня снова одолел сон. Очнулся, когда на улице уже светало. Засохшая кровь слепила губы, веки стали еще тяжелее. Спина ноет, но боль уже не такая страшная. Возможно, потому что раны немного подсохли.

Прислонившись спиной к стене, Аня внимательно наблюдает за мной и я точно не нахожу в её глазах сопереживания.

– Пить! – с трудом проговариваю я.

– Там, – тихо отвечает Аня и указывает на пластиковую бутылку около моей подушки.

Действительно, наполнена водой. Схватив её, жадно выпиваю всё без остатка. Жидкость не первой свежести, теплая, но мне плевать.

– А это что?

На полу в метре от матраса стоит железная миска. Её содержимое остается для меня загадкой. Чтобы увидеть, нужно встать, а это для меня непозволительная роскошь.

– Суп, – отвечает Аня. – Она сказала, чтобы ты обязательно поел после того, как очнешься. Чтобы мы оба поели.

С трудом сажусь, подмяв под себя ноги и молча гляжу в точку на потолке.

– Я не представляю, как ты выдержал всё это, – со слезами на глазах произносит Аня.

Заставляю себя подняться и, повернувшись к ней спиной, расстегиваю рубашку.

– Что там?

Аня плачет сильнее, громко всхлипывает.

– Что там, Аня?

– Рассечено всё, – не сразу отвечает она. – На порезы похоже.

Я оглядываю самого себя насколько могу. На левой ноге сзади от колена до пятки растянулась ярко-красная полоска как от ожога, края её вздулись и посинели. Уже успела немного подсохнуть и покрыться прозрачной кровяной коростой. Такие же раны я нашел на плече, ягодицах и пояснице. Но сильнее всего болела спина. С неё будто содрали кожу лоскутами.

– На спине также как тут? – спрашиваю я, демонстрируя Ане побитое плечо.

– Да, – отвечает она и снова начинает реветь. – Господи… Мне так жаль…

– Почему нас до сих пор не нашли? – спрашиваю я, застегивая рубашку.

– А ты уверен, что нас ищут?

– Я уже ни в чем не уверен, но я надеюсь, что это так – нас ищут и скоро найдут.

Вспоминаю обрывки фраз из нашего с Аней разговора. Полина, ребенок, измена… Не слишком ли много для одного вечера? Понимаю сполна теперь выражение «беда не приходит одна» – меня просто завалило этими бедами. Так завалило, что света белого не видать.

А где-то кому-то сейчас так хорошо…

Представляю солнечные берега Иссык-Куля и веселые лица друзей, слышу музыку и смех. Душу наполняют свобода и праздник, безнадежно мной упущенные.

Аня права. Возможно, нас еще и не начали искать, так что не стоит сидеть тут и ждать, пока за нами придут – родные, друзья, полиция, спасатели. Всё зашло слишком далеко и если хочется жить, нужно самим что-то организовывать.

Эти психи всё спланировали, подготовились. Наверняка и машину мою отогнали, спрятали. Сомневаюсь, что этот дикарь умеет водить, но кто его знает? От этих психов всё можно ожидать. И удивляться чему либо уже не стоит.

Но ведь у нее спущены колеса…

И что?

Где же наша машина? Где она?

Какая нахер разница – оставили или отогнали? На ваше положение это никак не влияет.

Подхожу к миске.

В остывшем бульоне, покрытом тонким слоем жира, плавают макароны и несколько кусочков картошки.

– Пусть она это сама жрёт!

Отшвыриваю со звоном тарелку к двери и хватаюсь за поясницу – от резких движений спина стреляет и жжёт сильнее.

Возвращаюсь к матрасу, ложусь аккуратно на живот, закрыв лицо руками.

– Не стоило… – Аня мнется, не знает как закончить. – Нам нужно их слушаться, Руслан.

– Слушаться?

– Мы должны бороться, вот что я имею в виду. И быть умнее. Нельзя их злить, нужно подыграть им. И тогда у нас появится шанс на спасение.

– Как это мы выберемся? – нервно и ехидно спрашиваю я. – Если ты не заметила, мы прикованы и заперты!

– Не знаю, – пожимает плечами Аня. – Но им что-то нужно от нас, значит, в ближайшие дни они нас не убьют и нам стоит принять правила их игры, понимаешь? Чтобы выиграть время для полиции или самим предпринять попытку убежать. Главное, не паниковать.

Я ухожу в раздумья над тем, что можно на это ответить и меня уносит в дебри подсознания, таящего в своих в укромных уголках еще много вопросов без ответов.

– Внутри меня зарождается жизнь, Руслан. Настоящий живой ребенок, – напоминает мне Аня о том, что и без того не выходит у меня из головы. – Мы должны спасти его.