За два дня до начала войны, 11 часов, станция Выборгская
Появление троих сталкеров Альянса Данила заметил почти сразу. После того как был взорван межлинейник, а Северная Конфедерация перестала посылать караваны в Большое метро, гостей на Выборгской стало в разы меньше. А военные сюда и вовсе перестали захаживать. И вот из туннеля, ведущего на станцию врачей, появились трое. Все с оружием, в защитных костюмах. Сразу видно – сталкеры.
Впереди шагал крепкий мужик лет тридцати, потрепанный жизнью в прямом и переносном смысле. Физиономию его украшали свежие шрамы. Караванщик немало видел на своем веку матерых вояк, прошедших сквозь ад. Этот парень был как раз из таких. Вооружен он был автоматом Калашникова сто пятой серии. Большая редкость в метро.
Сталкер получил ярлычок от Данилы «Бывалый». Караванщик обожал давать незнакомым людям клички.
Следом на платформу лихо запрыгнула боевая дама с карабином «Сайга» за спиной. Пышная грудь девушки, заметная даже под защитным костюмом, сразу же заинтересовала Данилу, большого охотника до женских прелестей. Но стоило северянину увидеть ее чуть сбитый набок нос, как он сразу отвел взгляд. Драться красавица, без сомнения, умела и любила.
«А эта пусть будет Амазонкой», – решил караванщик.
Третий член отряда без посторонней помощи залезть на платформу с путей не смог. Девушке пришлось протягивать товарищу руку. Выглядел третий сталкер совсем не героически. Невысокий, полноватый, лицо детское, глаза испуганно бегают по сторонам. В руках юноша сжимал помповое ружье «Бекас».
«Салага, новичок», – пренебрежительно обозвал третьего приморца Данила.
Гости между тем привлекли всеобщее внимание. Со всех концов станции потянулись зеваки. Кто-то таращился на их снаряжение, кто-то – на грудь Амазонки. Комендант сунулся с вопросами, но увидел какую-то бумажку в руках владельца сто пятого АК, видимо, спецпропуск, и тут же испарился.
Приморцы кого-то искали. Несколько минут они маячили посреди платформы. Бывалый болтал с местной солдатней. Рядом, взявшись за руки, стояли Амазонка и Салага.
«Охренеть. Они че, вместе? – скривился Данила. – Этот доходяга? С такой женщиной? Да на что он способен, молокосос. Вот я бы ее…»
Северянин так увлекся смелыми фантазиями на тему: «Что, если бы на месте Салаги был я», что не сразу заподозрил неладное. Сталкеры Альянса двинулись в его сторону. А когда караванщик понял это, сбегать было поздно. Гости встали с трех сторон вокруг колонны, прислонившись спиной к холодному мрамору которой, сидел Данила.
– Ну, здарова, конфедерат! – Бывалый присел перед ним на корточки и протянул мозолистую, жилистую руку.
Караванщик не ответил. Он с удивлением косился то на Амазонку, то на Салагу.
Видя, что ответного рукопожатия не будет, сталкер убрал руку в карман.
– Или как вы там называетесь? Северяне? Короче, паря, слушай сюда. Нам тут нужно к вашим в гости заскочить. На Мужества. И проводник не помешает. У тебя, я знаю, долгов – по самые уши. Баш на баш. Альянс платит, ты – ведешь. Ну, что скажешь?
Данила молчал. Предложение приморцев звучало заманчиво. Других вариантов покинуть давно опостылевшую Выборгскую он не видел. Но все-таки караванщик колебался.
Словно бы прочитав его мысли, Бывалый выудил из кармана конверт и потряс им перед лицом Данилы.
– Письмецо у нас. К вашему шефу, Феликсу. От руководства Альянса. Можно сказать, миссия государственной важности. Сейчас, сам понимаешь, почта России не выручит. Надежда только на нас, сталкеров. Кстати, меня Игнатом зовут. А это – Соня и Димон.
Караванщик представляться не стал.
Имена давно стали для него пустым звуком. В метро все или почти все предпочитали жить с кличками. А те, за кем водились темные делишки, и вовсе меняли имена, как перчатки.
Игнат терпеливо ждал ответа. Молчание затягивалось. Нарушила его девушка, которую представили Соней.
– Дело не только в письме. Друга мы ищем. Друзей. К вам недели две назад должны были прийти сталкеры из Большого метро. Один – здоровый мужик, лысый. С ним азиат, молчаливый такой. Еще девчонка примерно с меня ростом, рыженькая. Ты, случайно, их не видел?
Данила издал неопределенный звук и пожал плечами.
– Понятно, что к вам разные люди ходят. Но этих трудно с кем-то спутать, – наседала на караванщика Соня.
– Они могли и не дойти… – чуть слышно произнес Дима.
– Не смей так думать! И тем более говорить, – зарычала Соня, сжимая кулаки. Парень промямлил в ответ что-то неразборчивое.
– Лады. Я в деле, – караванщик в первый раз подал голос.
Все вздохнули с облегчением. Включая кредиторов Данилы, которые с интересом наблюдали издалека за беседой караванщика и приморцев.
На глазах северянина Игнат выудил мешочек патронов и в пять минут уплатил все его долги. Причем ушлые кредиторы содрали с Пса раза в два больше. Но сталкер отдавал патроны спокойно. «Не свое – не жалко». Данила был свободен.
– Пшол вон, бес-дельник! – крикнул на прощание комендант.
– Дармоед! – донеслось из приоткрытой кухонной двери.
– В другой раз будешь девку пялить – за часиками следи, – напутствовали караванщика постовые у гермозатвора.
Даниле хотелось пожелать всем этим людям гореть в аду синим пламенем. Станция и ее обитатели за эти пять дней опостылели парню до тошноты, до изжоги, до зубовного скрежета. Данила не боялся поверхности. Он бывал там много раз, знал, как избежать опасности, сохранить жизнь. Лишь одно тревожило караванщика. Проделать этот путь предстояло в компании людей, о которых он представления не имел.
За полгода до начала войны,
станция Площадь Ленина
Алиса Чайка с содроганием ждала разноса от Сергея Васильевича. От Грачевой она и вовсе держалась на расстоянии выстрела. Девушка боялась, что старшая сестра ее если и не съест, то заклюет точно.
К удивлению Чайки, старший врач ругаться не стал. Даже голоса ни разу не повысил.
Просто вызвал в кабинет, велел сесть и произнес устало:
– Твое счастье, птичка, что это был не солдат Альянса, а вольный сталкер с Владимирской.
Алиса выдохнула.
В сильных, влиятельных общинах жизнь сталкеров ценилась очень дорого. Кто, кроме них, мог обеспечить метро медикаментами, боеприпасами и другим позарез необходимым хабаром? А заодно притащить с поверхности предметы роскоши для новых хозяев жизни. Не все сталкеры принадлежали к конкретным общинам, были и «свободные охотники», они сами располагали собой.
– Командир его, Борис Молотов, человек адекватный, не склочник, – продолжал Сергей Васильевич. – Он тебя, кстати, знает. В общем, претензий к тебе особых нет. Но…
Тут старший врач выдержал паузу и добавил уже строже:
– По твоей вине у сталкера Кирилла Суховея сотрясение мозга. Его несколько раз рвало. Так что сиделкой к нему назначаю тебя.
Девушка поспешно кивнула и выбежала из кабинета, даже не спросив, где лежит раненый.
Не так, совсем не так представляла она себе путь на славном поприще сестры милосердия…
«Розовые очки всегда бьются стеклами внутрь», – говорил один ее знакомый. Алиса долгое время не понимала значения этого выражения.
Только выйдя из кабинета старшего врача девушка сообразила, что не знает, где искать Суховея. Но возвращаться побоялась. Спросила у первого попавшегося санитара:
– А где сталкер лежит? Раненый. С Владимирской.
Санитар отправил ее в другой конец станции. Там, в одиночной палате, на чистых простынях лежал человек с забинтованным лицом. Под кроватью стояла утка.
Алиса застыла на пороге, не решаясь нарушить покой больного. Места для сиделки в палате не было. Можно было сесть только на край койки.
– Привет, сестренка, – заговорил тем временем раненый. – Ты заходи, не боись. Я не мумия. Обычный человек.
– Что вы, я не боюсь, – промолвила Чайка, осторожно переступая порог. А про себя подумала: «У него даже хватает сил шутить!»
– Ты садись, сестренка, не боись, – снова подал голос сталкер. – Я не трону. Нечем трогать…
С этими словами он слегка приподнял забинтованные руки.
«В прошлый раз в бинтах была только одна рука. Неужели это тоже моя вина?» – подумала Алиса, опускаясь на кровать. Под ее весом койка слегка прогнулась, пружины тихо застонали.
– Слышишь? Они нам что-то хотят сказать.
– Кто?
– Ну, пружины. Привстань чутка, сестренка.
Девушка послушалась.
Пружины отозвались печальным скрипом.
– Да, говорят. Они говорят: «Держись, парень, не ссы».
Раненый хотел засмеяться, но вместо этого закашлялся.
– Молчите-молчите, – заволновалась Чайка. – Лучше я вам что-нибудь расскажу. Например, стихи. Про фараона.
– Серьезно? Неужто Тутанх… Кха-кха! – сталкер зашелся надсадным кашле-смехом.
– Тише, тише. Вам нужен покой. Не говорите ничего, слушайте молча.
Она на миг закрыла глаза, сосредоточилась и начала декламировать свои любимые стихи о скарабее, невзрачном жуке, которого почитали как божество в древнем Египте:
…Прервется род египетских царей,
И в шорохе последней укоризны,
Несется вниз быстрей, быстрей, быстрей,
Навозный шарик, черный шарик жизни[7].
– Красиво, – произнес раненый, когда девушка умолкла. – Особенно если забыть, что шарик скарабея состоял из самого обычного говна…
Алиса слегка смутилась.
– А как вы думаете, война начнется? – спросила она, решив сменить тему.
В метро только и разговоров было, что о грядущей глобальной экспансии Империи Веган. Но многие верили, что все как-то обойдется.
– Ясен красен, – отозвался сталкер. – Тут и думать нечего. Начнется, сто пудов. Вопрос лишь, когда. Но ты не боись, сестренка, – губы под бинтами улыбнулись. – Мы вас в обиду не дадим. Заштопайте нас получше – и мы встанем в строй.
– Заштопаем. Конечно, заштопаем! – ответила медсестра с нежной улыбкой и в первый раз решилась дотронуться до могучего тела раненого, но не сломленного воина.
В этот момент на пороге возникла грозная фигура старшей сестры Аллы Ивановны Грачевой. Свет падал на лицо пожилой женщины таким образом, что оно казалось маской.
– Так-так-так, Чайка выполняет распоряжение главврача, – Алла Ивановна не шумела, не ругалась, говорила подчеркнуто вежливо. – Какая, в самом деле, разница – Псарев, Суховей… Куда хотим, туда летим.
Тут только Алиса поняла, что пришла к другому сталкеру.
– Про-простите, Алливанна, из-извините, – пролепетала девушка и поспешно вскочила, совсем забыв про низкий потолок. Ударилась головой. Глухо застонала от боли.
– Меня зовут Алла Ивановна! – сдвинула брови старшая сестра. – Пора уже запомнить. А что это у вас за методы такие – стихи раненым читать? От этого, вероятно, ожоги быстрее заживают?
Слезы навернулись на глаза Алисы. С какой теплотой, с каким щемящим чувством ностальгии вспоминала она сейчас станцию Невский проспект, где никто не позволял себе унижать и высмеивать ее. Были на Невском свои проблемы. Но сейчас Чайка готова была махнуть рукой на все мечты и улететь обратно в сытую, спокойную рутину элитного медпункта…
– Не ругайте ее, – тихо, но твердо произнес раненый.
Грачева мигом смолкла. Перечить сталкеру старшая сестра не решилась.
– Да, сестренка, – добавил тот, обращаясь к Чайке. – Ошибочка вышла. Суховей в другой палате. Ты заходи, Алис. Спой мне еще что-нибудь.
Чайка поспешила в палату Суховея. Там она провела почти сутки.
Кириллу в самом деле было плохо. В отличие от товарища, Суховей не шутил, прибаутками и хохмами не сыпал. Он вообще не разговаривал. Лишь поприветствовал медсестру хмурым:
– А. Это ты, дура.
Девушка проглотила обиду.
Песен Суховею она не пела и стихов не читала. Вообще ни слова не сказала. И когда нелюдимый сталкер заснул, Алиса стала вновь и вновь прокручивать в памяти короткий диалог с Игнатом Псаревым.
– Какой же он классный… – вздохнула девушка.
За три года, прожитых на Невском, Чайка повидала всякое.
Местные хозяева жизни знали толк и в грязных развлечениях, и в бесстыдных оргиях. Последняя война изменила многое, многое перевернула с ног на голову. Но деление людей на тех, кто борется за каждый новый день, и тех, кто эти дни беспутно прожигает, осталось. А вот процент честных и порядочных мужчин если и изменился, то разве что в том смысле, что они вовсе перевелись. Благородство в метро ценилось мало. Слово подчас не стоило и ржавого патрона.
Встречались на пути Алисы и авантюристы, и проходимцы всех мастей, и нечистые на руку дельцы, и просто бандиты. А вот благородных рыцарей – ни одного. Перевелись богатыри. Вымерли, как динозавры. Или вовсе никогда не существовали, как драконы.
Закон джунглей действовал во всех общинах. Каждый, у кого был хоть какой-то капитал, пускал его в дело, чтобы выторговать себе местечко поближе к кормушке, подальше от радиации. Еще кое-что объединяло жителей бедных и богатых станций. Пессимизм. Он был такой же массовой бедой, как хронический насморк.
И вот на пути девушки появился Игнат Псарев. Человек, который, даже будучи прикован к больничной койке, продолжал излучать оптимизм и заражал всех вокруг непреодолимой тягой к жизни.
27 марта, за семь месяцев до начала войны,
станция Площадь Ленина
Едва выдалась свободная минутка, Алиса вытащила из потайного кармана письмо. Перечитала, дополнила.
Бумага была в дефиците. Производить ее своими силами жители метро не могли, приходилось тратить довоенные запасы, растаскивать на листы книги, газеты и плакаты. Впрочем, количество людей, умеющих читать и писать, с каждым годом сокращалось, и если нужно было отправить весточку на другую станцию, послание обычно передавали устно.
Чайка, в отличие от многих, писать умела. Минут пять она старательно выводила буквы. Потом тщательно сложила лист бумаги вчетверо. Письмо было готово. Теперь предстояло самое важное: доставить его по адресу. Вечером на станцию пришел сталкер Борис Молотов. Он часто заглядывал на Площадь Ленина, Молота тут знали и пропускали на блокпостах без лишних вопросов. Борис зашел к старшему врачу, поболтал с местными солдатами. Заглянул он и в спальный блок, где его ждала Алиса.
О проекте
О подписке