Медузия передернулась от омерзения. В ее тонкой руке неведомым образом возник лорнет, в который она разглядывала части уничтоженного утюга.

– Какая мерзость! Очередное гадкое изобретение лопухоидов... Идемте отсюда! Здесь нам больше делать нечего.

Черноморов покачал головой:

– А вот тут ты ошибаешься. Пришла пора выполнить самую неприятную и тяжелую часть нашей миссии. Я начал об этом говорить, но нам помешали. Мы должны... как это нам ни тяжело... оставить Таню человеку, которого вы недавно видели.

Медузия Горгонова отпрянула. Ее медно-рыжие волосы, и без того растрепанные, встали вдруг дыбом и зашипели. Случайный человек, не знавший, что Медузия давно завязала со своим прошлым, мог бы поклясться, что только что видел клубок извивающихся змей.

– КАК?! Я не ослышалась? Вы хотите отдать дочь Леопольда Гроттера этому жалкому лопухоиду? Девочку, неведомым образом уцелевшую в схватке с Той-Кого-Нет? Девочку, после встречи с которой Та-Кого-Нет пропала?

Уловив в голосе Медузии гневные нотки, академик торопливо отвернулся, чтобы случайно не взглянуть ей в глаза. Отвести древнюю магию можно, но она имеет побочные действия.

– Медузия, у нас нет другого выхода, – сказал он мягко. – Мы просто не можем поступить иначе. Клянусь волосом Древнира, я скорее позволил бы сбрить себе усы и обкорнать бороду, чем отдал бы дочь Гроттера этому лопухоиду, но... мы должны, мы просто обязаны сделать это для блага всего Тибидохса.

– Но почему? – воскликнула Медузия. – Почему?

Величайший из магов опустился на кучу листьев и вытянул ноги в старомодных вылинявших чулках. Последний раз он был в человеческом мире во времена Екатерины II и теперь, постаравшись одеться по моде, малость промахнулся.

– Я расскажу тебе, как все было той ночью. Ты помнишь, три дня назад, когда все случилось, разразилась ужасная гроза...

– ...явно магического происхождения. Мы даже не знаем толком, кто ее наслал, – добавила Медузия.

– Именно. В ту ночь ко мне в окно главной башни Тибидохса, где, как ты знаешь, расположена моя алхимическая лаборатория, влетел насквозь мокрый, дрожащий купидончик в красных подтяжках... – сообщил Сарданапал.

Его усы немедленно сложились в два сердечка. Им нравилось слегка насолить хозяину. Скрывая улыбку, доцент Горгонова облизала губы.

– Купидон? К вам? Но ведь купидон – это амур, а амур...

Усы обиженно встопорщились. Правый попытался даже щелкнуть Медузию по носу, но не достал.

– Мне не надо объяснять, кто такие купидоны, – сухо произнес Сарданапал. – Я не спутаю их ни с гарпиями, ни с домовыми, ни с членами команды Тибидохса по драконболу. Да будет тебе известно, цель его визита была далека от романтической. В наш скучный век в любви все чаще объясняются по телефону. Стрелы амура уже больше никого не прошибают – кожа стала больно толстой, вот беднягам купидонам и приходится заниматься разноской почты. Должны же они как-то зарабатывать себе на нектар и амброзию? Так вот, купидончик выжал свои мокрые подтяжки и вручил мне письмо от Леопольда Гроттера.

– Последнее письмо Гроттера! – воскликнула Медузия. Ее ирония мгновенно улетучилась. – Но вы же никогда никому...

Усы Сарданапала заметались со скоростью автомобильных дворников, показывая, что это строжайший секрет.

– Разумеется, никому. И вы скоро поймете почему. Правду должны знать лишь те, кому я абсолютно верю. Я отправил купидончика согреться в русскую баньку – признаться, я даже рад, что циклопы устроили ее у нас в подвале (хотя когда-нибудь их парная, безусловно, рванет), – а сам немедленно стал читать письмо. Оно было очень лаконичным: Гроттер сообщал, что после множества неудач ему удалось наконец получить Талисман Четырех Стихий.

Зрачки у Медузии сузились. Она тревожно оглянулась на люк, проверяя, не лезет ли из него любопытная бугристая физиономия.

– Скорее всего я сошла с ума, – ошеломленно пробормотала она. – Талисман Четырех Стихий, заключающий в себе силы огня, воздуха, земли и воды! Талисман, дающий тому, кто его носит, огромную силу... Пожалуй, тот, кто владеет талисманом, мог бы бросить вызов самой... Той-Кого...

– Да, Чуме-дель-Торт, – отважно уточнил Сарданапал, невольно взглядывая наверх: не просвистит ли еще один утюг. – Гроттер писал: чтобы получить талисман, он использовал сто сорок семь разных составляющих, среди которых, как я полагаю, обязательно должны были присутствовать сердолик и мышиные слезы... Ну а тайну всего остального он унес с собой в могилу...

– А его талисман? Он у вас? – взволнованно спросила Медузия.

– Талисман пропал. Исчез самым невероятным образом. Но ты не дослушала... Едва дождавшись окончания грозы, я сел на реактивный диван и полетел к Леопольду Гроттеру.

– Вы полетели на реактивном диване? Черноморов смутился. Впрочем, нельзя сказать, чтобы очень.

– Да, я понимаю, что ты хочешь сказать: кто-то из учеников, особенно из «темных», мог меня увидеть и поднять на смех. Еще бы: академик, лауреат премии Волшебных Подтяжек, глава легендарного Тибидохса летит на драном диване с ощипанными куриными крылышками... Диване, из которого торчат медные пружины... Было уже поздно, и меня никто не видел... Да и откуда? Разве кто-то стал бы выглядывать в окно, услышав всего-навсего небольшой грохот... М-м... Я почти даже и не врезался в витраж Зала Двух Стихий, а если стекло и осыпалось, то от времени... Все-таки ему было семьсот лет...

«Кошмар! А я думала, что витраж разбило молнией!» – подумала Медузия.

– Вначале я хотел воспользоваться ковром-самолетом, но отправляться на ковре в такую сырость было бы транжирством: его погрызла бы моль. И потом, реактивный диван почти в полтора раза быстрее... Ну а про сапоги-скороходы я вообще не говорю. С тех пор, как их сглазили, точность приземления у них почти двадцать верст... О, конечно, я мог бы взять швабру с пропеллером или летающий пылесос, но вы отлично знаете, что они неудобны. Во время долгих перелетов на них затекает спина, а отсутствие багажника мешает захватить с собой даже самый мало-мальский груз.

Преподавательница нежитеведения тихонько вздохнула. К чудачествам академика Сарданапала в Тибидохсе давно уже привыкли. Он вполне мог, перепутав эпохи, заявиться на занятия в римской тоге или воспламенить по ошибке чью-нибудь ушную серу, перепутав ее с серой химической. А что стоит тот случай с гостем с Лысой горы, когда академик погрузил его в трехмесячный сон, прочитав ему случайно вместо приветственной речи заклинание зимней спячки сусликов? Но что ни говори, а все же он был величайшим волшебником после Древнира.

– Вы слушаете меня, Медузия? По-моему, вы отвлеклись! – Академик укоризненно взглянул на свою спутницу, а та, встревожившись, запоздало сообразила, что забыла защитить свои мысли охранным заклинанием.

Когда имеешь дело с могучим магом, нельзя упускать из внимания никаких мелочей.

– Итак, я летел к Леопольду, – продолжал Сарданапал. – Ветер был попутный, так что на дорогу ушло не более трех часов. Еще не добравшись до места, я обнаружил, что вокруг его дома во множестве толпится нежить. Вела она себя престранно – бормотала что-то, пыхтела, ходила кругами и вообще была какая-то пришибленная. Заметив меня, нежить за считанные минуты рассосалась. Вы же знаете этих существ: то их много, то вдруг разом никого нет...

– И никто даже не попытался напасть? – удивилась Медузия.

– Абсолютно. Я глазам своим не поверил. Столько нежити в одном месте могла собрать только Чума-дель-Торт, но она бы уж точно не упустила шанса свести со мной счеты. Вот загадка – еще совсем недавно нежить готова была разорвать нас в клочья, а теперь мы для нее словно не существуем... Занялась своими мелкими дрязгами.

– И тогда вы догадались, что Та-Кого-Нет исчезла?

– Ну не совсем еще догадался, но уже задумался. Я подошел к дому Леопольда, постучал – в ответ ни звука. Тогда я толкнул дверь, и она открылась. Даже не открылась, а просто упала от одного прикосновения. В доме все было перевернуто кверху дном. Внутренние стены обрушились, перила обуглились, от мебели остались лишь щепки. Похоже, кто-то, наделенный чудовищной магической силой, произнес заклинание полного уничтожения. Я кинулся в лабораторию. Она пострадала больше всего. Даже гранитный валун, служивший Леопольду столом для опытов, осыпался в порошок, едва я к нему прикоснулся... – Голос Сарданапала дрогнул. – Гроттер и его жена Софья... им уже никак нельзя было помочь. Даже я не мог, хотя, как вы знаете, Медузия, я слегка соображаю в магии. Но вот чудо – посреди лаборатории, на выщербленном заклинаниями полу, среди осыпавшейся штукатурки лежал футляр от контрабаса, а в нем – крошечная девочка, их дочь... Мы же хорошо знали Гроттеров, Медузия, Они были люди искусства, маги высоких материй. Волшебство и музыка – вот ради чего они жили. Для ребенка у них не было даже коляски, он вполне обходился футляром от контрабаса. Испугавшись, что девочка тоже мертва, я наклонился над футляром, и – о чудо! – она безмятежно спала, а в ладони у нее был зажат серебряный скорпион Чумы-дель-Торт...

Медузия резко выпрямилась. Медно-рыжие ее волосы вновь зашипели змеями.

– Как? Тот самый скорпион-убийца, которого Та-Кого-Нет подсылала жалить своих жертв, когда хотела насладиться их мучениями?

– Да. Но девочке он не смог повредить, хотя на кончике носа у нее я заметил два красных пятнышка. Похоже, скорпион ужалил ее прямо в родинку. Даже легкого укуса обычно хватало, чтобы убить взрослого волшебника... А она, эта малютка, его попросту раздавила. Годовалая девочка управилась с серебряным скорпионом, даже не проснувшись.

– Все-таки невероятно, что она выжила. А если скорпион изжил свой яд? Или использовал его раньше? – с недоверием спросила Горгонова.

– Нет, яда было достаточно. А старых скорпионов Чума-дель-Торт не держала. Но даже если забыть о скорпионе, остается другое: заклинание полного уничтожения – эта грозная белая вспышка, которая выжигает все кругом, – также не смогло причинить Тане никакого вреда. А ведь этот вид магии не из тех, что направляют выборочно. Он разносит всё и всех, кто окажется поблизости, за исключением того, кто произнес заклинание.

По щеке Медузии прокатилась слеза и упала на кучу кленовых листьев. Листья задымились. Неизвестный народный сказитель, впервые назвавший женские слезы горючими, похоже, был знаком с кем-то из волшебниц.

– Несчастные Гроттеры! А что же Талисман Четырех Стихий? – всхлипнула Медузия.

– Я так и не сумел его обнаружить, – сказал Сарданапал. – Его не было ни у Леопольда, ни у его жены Софьи, ни у ребенка... Не было нигде в доме. Скорее всего он был уничтожен заклинанием вместе со всеми остальными изобретениями Гроттера. Вначале я, правда, подозревал, что его унесла Чума-дель-Торт, но, если бы это случилось, мы бы уже об этом знали. Нет, она точно исчезла, и странное поведение нежити – тому лучшее подтверждение. Не знаю, что случилось в доме Гроттеров, но эта крохотная девочка сделала то, чего не смог сделать ни один волшебник... Она остановила Ту-Кого-Нет...

Только теперь обнаружив горящие листья у себя под ногами, Медузия произнесла короткое заклинание, сопроводив его знаком, который ее магическое кольцо начертало прямо по воздуху. Огонь погас. Начертанный Медузией знак еще некоторое время, слабо колеблясь, висел в воздухе. Горгонова раздраженно стерла его ладонью.

– Но почему вы хотите отдать девочку Дурневу? Зачем посылать ее в мир к лопухоидам? Что нам стоит вырастить ее в Тибидохсе? – с досадой спросила она.

– Медузия, ты забыла, что за место Тибидохс? Уж кому-кому, а ребенку там делать совершенно нечего. Только представь себе, Тибидохс – и вдруг ребенок?

. А если выплывет Безглазый Ужас? Или, скажем, Пельменник упустит свое Гробовое Покрывало, и оно, как в прошлый раз, будет подкарауливать припозднившихся учеников на темных лестницах? А циклопы, буйствующие каждое полнолуние? А Раздирало, которого, кстати, ты совершенно напрасно вытащила из раскаленной пещеры в сердцевине Земли, где он был заточен.

– Он обещал, что бросит все свои привычки и будет у нас привратником. Вы же сами знаете, что на циклопов сложно положиться. У этих тупиц голова как сито, – оправдываясь, сказала Медузия. – А потом... ну вы сами знаете, что потом...

– Вот именно... По коридорам Тибидохса ходит невидимый Раздирало, воет, хрипит и творит что придется, а мы даже не можем его поймать, потому что он может отразиться только в Зеркале Судеб, но туда-то он и носа не показывает! – сердито крикнул Сарданапал. – И ты хочешь, чтобы я отдал в Тибидохс дочь Гроттера?

– Но я могу наложить охранные заклятия! Мощнейшие охранные заклятия, через которые не перешагнут ни Раздирало, ни Карачун, ни Деревянная Баба, ни Безглазый Ужас. А пустая Инвалидная Коляска и летающее Гробовое Покрывало – это же вообще мелочи. Они способны причинить вред только новичку, не знающему отгоняющего заклинания... – с презрением сказала Медузия.

– А новорожденная девочка, по-твоему, способна его произнести?

– Нет, не способна. Но, Сарданапал, мы же можем наконец искупать ее в Отводящей Ванне, и тогда...

Академик Белой магии перебил ее:

– Да, согласен. Можем. Гробовое Покрывало – это мелочь. Коляска – тоже. Замораживающие Капканы и Статуи-душители тоже, пожалуй, ерунда. А Безымянный Подвал? Ну а Исчезающий Этаж тоже мелочь? Мы до сих пор не знаем, что стало с теми двумя балбесами, которых угораздило туда пробраться. И наконец, что ты скажешь о Жутких Воротах?

Медузия вздрогнула.

– Вы правы, Сарданапал, – сказала она убито. – О Безымянном Подвале и о Жутких Воротах я не вспомнила... Но это же дочь Гроттера! Девочка, которая сумела пережить встречу с Той-Кого-Нет и выдержать...

Академик перебил ее:

– Мы не знаем, как ей это удалось, но знаем, чего это стоило Леопольду и Софье. И снова подвергать девочку опасности... Кроме этого... – тут Сарданапал сделал длинную паузу, – существует еще одна причина... Крайне важная, по которой Таня никак не может находиться в Тибидохсе. Во всяком случае, как можно дольше не должна там появиться...

– Какая причина?! – горячо воскликнула Медузия. Сарданапал укоризненно посмотрел на нее.

– Пока я не могу тебе рассказать, хотя доверяю тебе больше, чем кому-либо. Но это та самая причина, по которой Гроттер не остался жить в Тибидохсе, а увез Софью и ребенка в такую глушь, где, кроме болотных кикимор, оборотней и нежити, никого и не встретишь. И это Гроттер – с его столичным образованием, прекрасными манерами и привычкой к ежедневному музицированию. Понимаешь, Медузия?

Доцент Горгонова уныло кивнула, осознав, что причина, загнавшая Гроттера в глушь и заставившая его покинуть Тибидохс в расцвете карьеры, должна была быть очень весомой.

– Итак, решено... Сегодня же ночью мы вернемся сюда с ребенком и подбросим его Герману Дурневу и его жене. Не может быть, чтобы вид бедной сироты не тронул их сердец... Пускай воспитывают вместе со своей собственной дочерью. Девочки ровесницы, им будет веселее вместе. Идем, Медузия. Нам пора! А-а-а-а-пчч! – Внезапно академик чихнул так оглушительно, что с его платка разом сдуло все созвездия, а телефонная будка, стоявшая у дома, с грохотом завалилась набок.

– Я же говорила: вы простудитесь! – укоризненно сказала Медузия.

– Ерунда! – рассердился Сарданапал. – Перестань следить за моим здоровьем! Тот, кому три раза отрубали голову, может не страшиться банальных насморк... Пччч!

Академик Белой магии запахнулся в оранжевую мантию и, решительно наступая себе на бороду, направился мимо домов к небольшому скверу. Его беспокойные усы делали отмашку в такт шагам: раз-два, раз-два. Медузия направилась за ним.

Множество прохожих, наполнявших в тот час улицу и спешивших по своим делам, обращали на них очень мало внимания. Да и что должно было привлечь их любопытство, когда они видели лишь косматую дворнягу и чуть поодаль тонкую изящную борзую с длинной мордой? Для опытных волшебников не составляло труда состряпать парочку отводящих заклинаний.

Сделав шагов тридцать, академик Сарданапал неловко подпрыгнул, прищелкнул в воздухе коленками и, буркнув заклинание, растворился в воздухе. Медузия в отличие от своего учителя не обладала способностью к мгновенным исчезновениям из человеческого мира. Она дошла до сквера и извлекла из кустарника детскую лошадку-качалку, расписанную хохломскими узорами. Проверив, на месте ли все двенадцать талисманов, без которых лошадка попросту не взлетела бы, она с трудом взгромоздилась на нее и, круто взмыв, исчезла среди кучевых облаков.

Любопытно было то, что даже на смешной детской лошадке доцент Горгонова ухитрялась выглядеть величественно и смотреть перед собой коршуном. Попадись ей где-нибудь на пути Мертвый Гриф, бедняге не поздоровилось бы. Впрочем, он и так был уже мертв, так что особенно терять ему было нечего.

Солнце лениво зевнуло и поднялось с крыш. Необычный день продолжался.

* * *

У Германа Дурнева было сто семнадцать плохих настроений. Если первое настроение можно было охарактеризовать как слегка плохое, то последнее, сто семнадцатое, равнялось хорошему восьмибалльному шторму. Именно в этом сто семнадцатом скверном настроении руководитель фирмы «Носки секонд-хенд» и возвращался в тот день домой. В дороге ему постоянно мерещилось, что другие машины движутся слишком медленно, и он то и дело начинал стучать ладонью по гудку.

При этом дважды ему мерещилось, что звук гудка слишком тихий, и тогда, высовывая голову из окна машины, он орал:

– Эй, чего тащитесь? Объезжай его, объезжай! Мне что, выйти и накостылять? До инфаркта хотите довести больного человека?