Цитаты из книги «Тайная магия Депресняка»

Мефодий повел за собой Даф по расчищенному снежному тоннелю в сторону памятника Юрию Долгорукому, однако остановился уже через два дома. Выбрался на сугроб и втянул за собой Даф. Они оказались на ледяном островке перед занесенными окнами какой-то туристической конторы. Пока Меф процарапывал на ледяной корке руну против подслушивания, Даф взглянула на крышу, с которой белыми клыками свисали сосульки. Некоторые, самые уникальные, не уступали размерами мечу Арея. Здесь же к стене жались листы формата А4, сообщавшие четким языком лазерного принтера: «НЕ ХОДИТЬ! ВОЗМОЖЕН СХОД СНЕЖНОЙ ЛАВИНЫ!» – Прям-таки лавины! Сразу видно, когда дворник увлечен горами! Нет чтоб написать: «Сосулькой по балде шарахнет!» Только на его месте я бы почаще бывала на крыше с лопатой и ломом, – заметила Даф. Меф не ответил. Он смотрел себе под ноги. Вид у него был угнетенный, однако все попытки Даф осторожно проникнуть к нему в мысли натыкались на стену. – Дафна, я хочу поговорить с тобой! – повторил он. – Про поговорить я уже слышала! Слишком долгая прелюдия способна изгадить любой струнный концерт. – ДАФ, Я СЕРЬЕЗНО! – Ого, какие грозовые интонации! И что последует дальше: предложение руки и сердца? Или меня попросят вернуть какую-нибудь вещицу, которую я заиграла у тебя год назад? – Примерно. Мы должны расстаться. – К-а-ак? – ТЫ ДОЛЖНА ВЕРНУТЬСЯ В ЭДЕМ! – сказал Меф. Даф застыла. Да, спору нет, она сама готовилась к разлуке, но услышать такое первой! Негодный Меф сыграл на опережение: вышвырнул ее чемодан пятью минутами раньше, чем она проделала это с его чемоданом! Озеро хорошего настроения Даф мгновенно обмелело. На дне сидела и квакала кровосмесительная вариация на тему лягушки-царевны и утопшего водолаза. – Куда я должна вернуться? Прости, я забыла утром почистить уши, – переспросила Даф вкрадчиво. – В Эдем! – И почему же, не уточнишь? Может быть, ты меня больше не любишь? – М.Б., – машинально сказал Меф, которому вдруг пришло в голову, что «может быть» начинается с тех же самых букв, что и Мефодий Буслаев. Это был самый неудачный ответ из всех возможных. Даже слово «нет» не обидело бы Даф так сильно, как это снисходительное «Мэ-Бэ».

Услышав, что кто-то вошел, Меф повернулся, увидел Даф и испытал почти физическую боль. – Чего ты на меня так смотришь? – спросила она настороженно. – Как? – Как человек, который искал одно, нашел другое, втайне же мечтал найти третье. Меф некоторое время переваривал этот сложный вербальный образ, но так и не переварил. Это его не удивило. Он давно привык к тому, что Дафна эмоционально настроена тоньше, чем он. Ну и правильно. Мужчина создавался и проектировался не с этой целью. У отбойного молотка мало чувствительных линий, именно поэтому он хорошо делает свою работу. «Пора! Хватит размазывать кашу по голове повара!» – подумал он. Меф рывком встал с кровати, на которой кто-то кого-то когда-то, предположим, все-таки задушил. – Пошли! – сказал он властно. – Куда? – не поняла Даф. – Все равно куда. Куда-нибудь подальше отсюда. Нам нужно поговорить, – сказал Меф. Даф занервничала. – Что, прямо так официально? Буслаев молча взял ее за руку и потянул за собой. Даф все взвесила и, решив быть беспомощной, позволила себя буксировать. Внизу, у лестницы, они вновь натолкнулись на Нату. Та ничего не сказала, зато скорчила такую гримасу, что, появись у Даф желание вникать в подробности, она ощутила бы, что ее опустили ниже подвала и там зарыли в песочек. Зато Улита, успевшая вернуться и даже с ногами забраться в кресло, посмотрела на Мефа и Даф с интересом. – Наконец-то хоть какое-то проявление страсти! Когда кто-то кого-то тащит, это уже обнадеживает в плане продолжения банкета, – сказала она.

«Арей прав. При смеси белого и черного получается серое… Но проклятье! Я не хочу с ней расставаться! Если бы Лигул не пытался похитить ее и не подсылал к ней убийц, я наплевал бы и на тьму, и на свет…» – думал он.

Ближе к вечеру, когда Даф была уже на Большой Дмитровке, 13, в резиденции появился Мефодий. Даже скорее не появился, а нарисовался. Он был красный, распаренный. В глазах истома, белки в прожилках. Носки, майка и рубашка отсутствовали, сгинув в неизвестности. Ботинки он держал в руках. От Мефодия пахло алкоголем. Арей перенес Мефа прямо из бани, окатив из ушата коньяком. Можно было и холодной водой, но в суете мечнику это не пришло в голову. Рядом с Дафной стояла Ната. – Ты откуда, родной? Ни дня без приключения, ни ночи без загула? – спросила она. Буслаев посмотрел на Нату мутным взглядом. – Только не говори, что от верблюда! Таким от верблюда не возвращаются, только от верблюдихи! – опережая его ответ, подсказала Ната. – Умоляю, не кричи! Уши болят! Уйди куда-нибудь! – буркнул Меф. На самом деле Ната не кричала, а говорила спокойно, просто Мефу любой звук сейчас казался воплем. – Ничего себе, молодой и влюбленный! Куда мне уходить, когда я еще не пришла? – взбухла Ната. Меф безразлично махнул рукой и направился к себе, шлепая босыми ногами по ступенькам. Ему было тошно, голова кружилась. Сути вяков Наты он не понимал, они сливались для него в сплошное «ж-ж-ж». Точно большая синяя муха кружила и все никак не могла сесть. Дафна отправилась было за Мефодием, но Ната вцепилась ей в руку: – Не ходи за ним! Обойдется! Уважай себя! На твоем месте я бы с ним три дня не разговаривала. – Что, в самом деле? – Ага. Слушайся меня, уж я-то понимаю, как правильно капать мущинкам на мозги! Он у нас запрыгает, как блоха в блошином цирке! Я тебе скажу, когда с ним можно будет разговаривать! Даф понимающе усмехнулась. Ната обожала всех ссорить, а после выступать подругой-утешительницей. Дружить с Даф против Мефа, с Мефом против Даф, с Чимодановым против Мошкина, и с Евгешей против Чимоданова. Она была прирожденная посредница. Эта жизненная позиция приносила ей максимальное количество бонусов. Однако с Даф такие фокусы не проходили. У нее было достаточно опыта, чтобы пресечь такие игры на стадии зарождения. – Дружеские советы я принимаю исключительно от друзей, – сказала она.

Четырнадцать – пятнадцать – шестнадцать лет – это возраст любви, мой мальчик. Настоящей любви. Дальше эта способность нередко теряется, ибо к чистой любви примешивается много других чувств, которые имеют к ней столько же отношения, сколько жук, попавший в миксер, имеет отношение к молочному коктейлю. Думаешь, я тебя не понимаю? Еще как понимаю. Но главного это не меняет: ты должен расстаться с Даф!.. Если ты этого не сделаешь, Лигул рано или поздно до нее доберется. Я хорошо знаю этого паука: он способен долгое время умильно улыбаться, а затем однажды подкрадется эдак бочком, будто между прочим, и нанесет ядовитый укус.

Нет, понял Меф, сейчас он ничего не скажет. Просто потому, что язык заблудится, потеряется в звуках, как белая овечка в окрестностях мясокомбината.

Закрывай скорее дверь, мальчик мой! Ты хочешь меня заморозить? Мое хрупкое здоровье не перенесет сквозняка, – прозвучал знакомый голос.

Берегите вашу великую любовь! В нашем замусоренном страстями мире давно не было ничего такого же красивого!.. Даже мы, суккубы, в умилении. Мы умеем ценить прекрасное. И не думайте: Хнык умеет быть благодарным! Чмоки-чпоки, наследник!

Они не узнают. Во всяком случае, не от меня! Но держись от Даф подальше. Тебе все понятно? Клянусь эйдосом, увижу рядом с Даф – зарублю.

И вот охранник уже лежит на полу с блаженной улыбкой идиота, опоздавшего в клинику.