Цитаты из книги «Стеклянный страж»

Окупается только настоящая любовь. Если ты сфальшивил, считай, что вложил деньги в рухнувший банк. – Не врубился! – недовольно сказал Меф. – Понимаешь, в человеческих отношениях куча всяких примесей и полутонов. Обидок, мелкой лжи, ехидства, раздражения, хлопанья дверями, всякой торговли. И все это вы называете любовью, и язык у вас не заплетается. Для того, кто родился в Эдеме, это невыносимо. – Все равно не понял, – сказал Меф. – Ну хорошо. Тогда еще проще. Ты мог бы дать мне потрогать свое сердце? Если бы я попросил? Без объяснений, зачем это нужно. Просто: дай потрогать, и все! – Чего-о? Ага, ща-а! – Вот видишь. А я бы тебе дал. Просто потому, что знаю: ты не попросил бы меня об этом, если бы это не было действительно нужно и важно, – сказал Эссиорх серьезно. – И так все, кто имеет отношение к Эдему. Там все очень чистое, радостное, наивное, любящее тебя без меры. Допустим, ты скажешь там лошади: «Умри!» Просто так, в шутку, а она уже лежит мертвая. – Почему? Может, я ради прикола сказал? – не понял Мефодий. – А лошади приколов не понимают. Твое слово для нее закон. Ты сказал ей «умри!», и она, не задумываясь, просто от любви к тебе умерла.

В состоянии собственного огорчения чужих неприятностей мы обычно не воспринимаем.

Предал потому, что допустил саму возможность предательства и внутренне – пусть на миг – счел ее забавной, любопытной, романтичной, какой угодно. Правда, тут есть и один плюс. Мощный пинок по иллюзии, что ты хороший, добрый и пушистый. Если ты предал и знаешь это, то понимаешь, что это не разово. Что эта мерзость сидит в тебе и никуда из тебя не денется, пока ты сам ценой многих болезненных усилий ее не выдавишь.

каждый слышит лишь то, что может, а совсем не то, что ему говорят.

Трусость – это когда забиваешься, дрожишь, мычишь и ничего не соображаешь. Состояние быка, которого тащат на бойню, а он уже втянул ноздрями запах крови и обезумел. Полутрусость – когда бросаешься в драку и, зажмурившись, начинаешь бестолково размахивать кулаками в скрытой надежде, что тебя быстро уложат и все закончится. И, наконец, околотрусость – самая предпочтительная из трусостей. Ее гвардия. Это когда сознательно делаешь то, что тебе страшно. Идешь навстречу опасности, понимая, что все равно трусость будет кусать, а раз так, то лучше ее опередить. Иногда околотрусость даже называют «безрассудной отвагой». Но она потому и безрассудна, что совсем не отвага. «Как же отличить околотрусость от отваги?» – прикидывал Матвей и немедленно получал внутренний ответ. Околотрусость все-таки надеется на некий шанс. Пусть один из сотни. Солдаты бегут в атаку, зная, что половина из них погибнет, но втайне надеясь оказаться в выжившей части. Отвага же идет в бой с осознанием необходимой жертвы,

Воля – хороший фундамент, чтобы на нем что-нибудь построить. Почему бы и нет? Другое дело, что построить можно как тюрьму, так и детский сад. Если же не построить ничего, то это будет голый бетон, на котором даже трава не вырастет. Интересно, понимает это Меф или нет?

Да и вообще в последние недели с Иркой происходило то, что можно назвать неминуемым сшелушиванием романтической позолоты. Если поначалу служба свету была сплошным восторгом и порой хотелось лететь по улице и вопить: «Люди, почему вы такие озабоченные? Такие вялые? Все, чем вы занимаетесь, ерунда! Бегите к солнцу!», то теперь на первое место постепенно выступали терпение и необходимость. Приходилось брать себя за шиворот и пинками вгонять в хорошего человека. Восторг же поистерся. Даже когда она тренировалась теперь с копьем, то не испытывала особенного подъема. Напротив, все чаще копье казалось занозистым и тяжелым.

обострилась прежняя ее болезнь – многочитательность. Или точнее: чтопопалочитательность. В запойном чтении проходила большая часть дня. Читала она до одури, до физической тошноты, внутреннего опустошения и ряби в глазах. Нередко после книжки ей мерещилось, что автор попинал ее ногами, с чувством откашлялся, повернулся спиной и удалился, виляя сутулыми лопатками.

Мне вот какая мысль покоя давно не дает. Что наша жизнь – это проверка на вшивость. Каждый поступок, любая мысль, всякое движение – это проверка на вшивость. Я это лет в пятнадцать очень ясно поняла. И я знаю, что когда-нибудь я пойму, что так оно все и было. До последнего мгновения всю свою жизнь увижу. Вначале как размотанную нить, а потом и как клубок. И пойму, что вот тут, тут и тут – я могла бы поступить хорошо, а поступила мерзко. Не помогла, поленилась, отвернулась, пожалела себя, что-то не довела до конца, устранилась, ну и так далее… Может, мне даже это и простят, но само ощущение недовольства собой все равно останется.

Бросил ОН, но плохо относишься ТЫ.