Цитаты из книги «Первый Эйдос»

Как ты меня нашел? – спросила Даф. – Подключил истинное зрение… – пояснил Меф. На его взгляд это было очевиднее некуда. Даф слушала его рассеянно. Она продолжала тереть щеки, удивляясь, что почти не ощущает собственных прикосновений. – На, держи! Я все-таки их достал! – сказал Мефодий. Он вытащил флейты и, спокойно держа их голой рукой, без мешковины, положил на колени Дафне. Она, слабо улыбаясь, потянулась к ним и, вскрикнув, отдернула руку. – Что ты с ними сделал? Что? – крикнула она. – Ничего, – удивленно ответил Меф. – Нет сделал! Они обожгли меня! Забери! – Дафна дернула коленом. Если бы Меф не подхватил флейт, они бы упали.

Ты не сражалась с валькирией? – спросил он. Даф с сомнением хмыкнула. – Если бы сражалась, ты разговаривал бы со мной в загробном режиме.

Как ты здесь оказалась? – спросил Меф у Дафны. – Не знаю, – ответила она, озираясь ничуть не с меньшим недоумением, чем сам Меф. – Как не знаешь? – Ждала тебя. Какой-то ребенок закричал, что ему нужна помощь. Я поднялась – и больше ничего не помню, – сбивчиво пояснила она. – Какой ребенок? Где он? – Понятия не имею. Меф сосредоточился. Опасность и враждебность ощущались, однако были уже размазанными. На полу он нашел несколько вонючих пятен. Пятна слабо светились, и Меф предположил, что это слизь, оставленная раненой нежитью. Такая же слизь была на лапах у Депресняка. С нежитью ясно. Она заманила Дафну и напала. Кот сумел дать отпор, и нежить убралась. Однако помимо нежити существовало еще нечто. Мефу казалось, он ощущает присутствие валькирии. Оно не выражалось ни в запахах, ни в материальных следах, но все равно Мефодий не мог отделаться от этой мысли.

Когда Мефодий отыскал Дафну, она уже очнулась. Дафна сидела на полу и терла рукой лицо. Меф осмотрелся и спрятал меч. Чутье, верное как хронометр, подсказывало, что, кроме Даф, в доме никого нет. Сражаться не придется.

Жди меня здесь. Если Арей заметит, я… в общем, это моя забота. Что-нибудь придумаю, – сказал он и быстро зашагал к резиденции.

Ты сбилась с темы. Мы говорили об Арее, – напомнил Буслаев. – Я больше не желаю о нем говорить. Я хочу забрать флейты, что он взял у златокрылых. Ты достанешь их для меня? – Дафна умоляюще посмотрела на Мефодия. – А если Арей спросит, где флейты? По правилам, все трофеи должны отправляться в Тартар, – засомневался Меф. – Ты отлично знаешь, что Арей никогда ничего не отправляет в Тартар, кроме эйдосов. У него с Лигулом не те отношения. Достань флейты, пожалуйста! – сказала Дафна. – Я подумаю, – пообещал Мефодий. Себе он обещал, что будет думать очень долго. Дафна плохо представляет, насколько сильно может рассвирепеть Арей, если встанет не с той ноги и обнаружит пропажу. – Меф! – окликнула Дафна совсем тихо. Меф заглянул ей в глаза и понял, что это тот случай, когда невозможно сказать «нет», разом не перечеркнув всего. – Хорошо. Когда ты хочешь, чтобы я это сделал? – сказал он. – Прямо сейчас! – Нас ждет Эдя.

Слушай, – вдруг сказала Дафна. Она говорила быстро, немного сбивчиво, проглатывая слова. – Я все не могу выбросить из головы тех златокрылых, которых убил Арей. Я не могу к нему по-старому относиться после этого случая. Смотрю на него и думаю: а вот он их убил. Не кто-нибудь другой. Он. И простить не могу. – У Арея не было выбора. Они атаковали его маголодиями, – вступился Меф. Дафна посмотрела на него так, будто удар мечом нанес не Арей, а он, Буслаев. – А если бы выбор был? Думаешь, Арей не убил бы? –

Истинное зрение. Представь: ты смотришь на красавицу и видишь, что на самом деле это столетняя ведьма, а то и суккуб. Жалкое зрелище! – Что, лучше иметь горб? – Горб иметь дальновиднее. Тогда хотя бы потешаются над горбом, а не над тобой, – резонно сказал Арей.

Меф был уверен, что заснет, но ему не спалось. Он стал думать о Даф, о ее бронзовых крыльях, о флейте. Он вдруг понял, что не может забыть странное ощущение, которое испытал, когда коснулся флейт златокрылых. «Чувствуешь такую безграничность, что жить хочется. И радость спокойная, ровная, без задвигов, без провалов в уныние», – думал он, озабоченно трогая языком скол зуба. Это стало почти привычкой. Особенно когда он о чем-то размышлял или писал. Языком он выучил малейшую шероховатость отколотой эмали.

Решил собой полюбоваться? Тебя что, Вихрова покусала? – поинтересовался Петруччо.