Цитаты из книги «Первый Эйдос»

Буслаева нельзя было назвать говорливым. «Второй Матвей! Всего-то два слова – «Лады» и «Когда?», а я ему целых шесть. Не просто экономия речевых средств, а подлое скупердяйство», – прикинула Ирка с обидой. Она ощущала себя дурочкой. Причем болтливой и увлеченной дурочкой, что было вдвойне неприятно. Меф тем временем снова читал. Он перелистывал страницы, стараясь ничего не упустить, чтобы руна школяра не настигла его возмездием, и одновременно нервничал, что не знает, где сейчас Дафна и о чем так долго может говорить с ней Эссиорх. Что-то застучало на подоконнике. Меф решил было, что это незакрытая рама, но стук становился все назойливее, пока Буслаев наконец не понял, что это Книга Хамелеонов. Арей давно не прибегал к этому способу, когда нужно было его вызвать. Теперь Меф, чей внутренний слух был уже развит до совершенства, обычно слышал его окрик – повсюду, даже если он был на другом конце Москвы. Меф заглянул в Книгу Хамелеонов. Единственное слово «спустись!» заставило его сбежать по лестнице. Улита еще не вернулась. Первый этаж был погружен во тьму. Во мраке проносились тени. Шуршали неразличимые голоса. По стенам скользили алые блики. Они то сближались, вспыхивая, то отдалялись и гасли. У Мефа мелькнула мысль, что это сущности погибших стражей, таких как Хоорс, не могут найти успокоения и бродят. Арей сидел в глубоком кресле у себя в кабинете. Кресло окутывал такой непроницаемый мрак, что даже Меф с его способностью видеть в темноте различал лишь вытянутые ноги мечника. Буслаев догадался, что это облако тьмы затягивает раны Арея.

Это от Мефа, – сказала Ирка. – Мерзкая хозяйка, как-то вы очень довольны! У вас что-то есть с этим Осляндием Слюняевым? – негодуя, спросил Антигон. – Нет и не может быть. Ты что, забыл кодекс валькирий? – Я-то нет, а вы, видно, да, хозяйка. Эффектное начало любовной переписки, – фыркнул кикимор. – Ты-то что в этом понимаешь? – Я-то как раз понимаю. Моя жуткая бабушка переписывалась с моим кошмарным дедушкой подобным образом. Правда, они бросались выпотрошенными мышами. В более поздней и запущенной стадии брака перешли на табуретки… Но опять же так круто, сразу с копий и топоров, они не начинали! – укоризненно заявил Антигон.

Меф уже уходил, когда Чимоданов, которого тянуло общаться, вдруг спросил: – Слушай, тебя милиция на улице останавливает? – Нет. – А меня останавливает. Раза два в день точно. «Куда идешь?» – спрашивают. Какое им дело куда? – пожаловался Петруччо. – Еще бы. Как тебя не остановить? Идет взъерошенный тип с боевым топором, в попугайской рубашке, подстриженный в стиле «Не пытайте меня! Я все скажу!». – С топором я редко хожу. Во всяком случае, не всегда, – буркнул Петруччо. С остальным он спорить не стал. Только энергично почесал лоб. Майорские погоны встопорщились, как крылышки у бройлерного цыпленка.

Слушай, Меф. Ты не мог бы оставить нас ненадолго? Что-то с ней не так. Я хочу разобраться… Буслаев вопросительно взглянул на Дафну. Та кивнула. – Ну хорошо. Пойду пройдусь! Когда освободишься – позвони мне по обычному сотовому. Отмазки про забитые телепатические каналы я уже слышал, – сказал он Дафне.

Вот что я называю светлые силы немедленного реагирования. Когда всех уже похоронили, с неба сваливается долгожданный автобус со златокрылыми и раздается: «Всем лежать!» – насмешливо заявил Меф.

Меф! – сказала Дафна. – Ты думаешь, что ты циник, а ты совсем не циник. Это я тебе как твой хранитель говорю. Меф вновь хмыкнул, однако, как Дафне показалось, растерянно. – Ну и кто же я такой? – Просто ты мучаешься. Ты когда-нибудь бывал на стройке? Грязь, изгаженные ведра с раствором, по семьдесят окурков на метр бетонной стяжки, арматура торчит. Шагу не ступишь, чтобы гвоздь не поймать. А теперь представь себе человеческую душу в минуты сомнений. То же самое, если не хуже! – сказала Дафна. – Да ну… Можно же строить чисто, – неуверенно предположил Меф. – Угум. И рисовать гуашью, не пачкая кистей и бумаги. В теории и свинка отдает мясо с радостью, особенно если посмотреть, как она пляшет на коробке пельменей с цветком за ухом. Меф гоготнул. Такие примеры он любил. – Ежедневное общение с Улитой всем идет на пользу! – оценил он. Даф огорчилась, что комичным примером опошлила неплохую мысль. – Хорошо, могу объяснить проще. Ты когда-нибудь просовывал голову сквозь тесный ворот водолазки? Это неприятно. Многие предпочитают делать это рывком. Вот и к свету надо стремиться так же, рывком, не думая о неприятном.

Ну все… идем! – Ты должен отдохнуть. Ты бледный, – сказала Дафна. Меф оценивающе взглянул на нее. – От румяной слышу! Не обижайся, но ты похожа на привидение, которое пулей выскочило из крематория! – произнес он. – Но это же ничего! – умиленно сказала Даф. Голос ее дрожал. – Главное, что мы любим друг друга. Ты никогда не видел совсем дряхлых старичка и старушку, которые вместе идут по улице? Он поддерживает ее, а она его, и у обоих такая угасающая, очень спокойная важность на лицах. Вот и мы теперь так! Меф покосился на Дафну, которой не мешала цвести даже бледность, и усмехнулся.

Внезапно дарх налился тяжестью и потянул цепь вниз. Буслаев ощутил себя псом, которого подцепили на веревку и волокут куда-то. Сознание Мефа подтопила чернота. В глазах замерцало. Мир смешался, раздробившись на осколки. Меф едва понимал, где он. Чувство пространства и времени исчезло. Остался лишь волчий голод. Но это был голод не его, Мефа, это был звериный и ледяной голод дарха. Хотелось броситься на первого же прохожего и мечом, зубами, хитростью – чем угодно – выгрызть из него эйдос. Поддавшись искушению, Меф даже попытался нашарить взглядом этого прохожего, но перед глазами все путалось. Он готов был ползти, надеясь хотя бы так, наощупь, вцепиться кому-нибудь в ногу и сбить человека на землю. Мефа то бросало в жар, то трясло от холода. И все это в одно и то же время. Это было неописуемое чувство – чувство человека, которого захлестнуло властью Тартара. Рядом из хаоса вдруг смешавшихся цветов выплыло лицо Даф. – Что с тобой? Рука Мефа медленно потянулась к ее горлу. – Меф! Что ты делаешь? Прохладная ладонь коснулась его пылающего лба. Рука Буслаева повисла. Ледяное кольцо разжалось. Спустя секунду Меф понял, что сидит на асфальте, прислонившись спиной к стене дома. Над ним наклонилась Дафна. Ее ободряющие, дающие силу пальцы касаются его лба. – Ну как, отпустило? – спросила она участливо. – Да, – с трудом выговорил Меф. – На этот раз сильнее, чем обычно… С каждым разом все сильнее. Когда-нибудь я могу сорваться. – Я не позволю тебе сорваться! – Надеюсь. Однако если меня перемкнет, остановить меня будет непросто, – сказал Меф, с омерзением вспоминая, как он готов был ползти, чтобы вцепиться хоть в кого-то. Хоть зубами. Проклятый дарх! Буслаев рывком встал.

Убить светлую теперь ничего не стоит. Без маголодий она не очень-то и опасна! Ее охраняют Мефодий и Арей, но, если постараться, любой наемник из Тартара сумеет выбрать момент и…

Дафна кивнула. – Как хрупко все, что создано светом, – сказала она грустно. Дафне казалось, ее слова относились к флейтам. В действительности же получалось, что она говорит о себе. Наконец Даф встала, опираясь на руку Мефа. Ее пошатывало, но идти она могла. Примерно через час Дафна оправилась настолько, что почти стала прежней. Синие круги под глазами исчезли. Лишь изредка она вздрагивала и оглядывалась. Ей чудилось, что кто-то стоит у нее за спиной. Она же первая затащила Мефа в кафе. Ела Дафна неожиданно жадно и много. Меф ее не узнавал. Обычно Даф не испытывала особого аппетита, с легкостью перебиваясь шоколадками, булками, пиццей. «Кажется, она ничего. Восстанавливается. А все же с валькирией я встречусь», – подумал Меф. Он и не подозревал, что случится это скорее, чем он думал.