Андрея пасли больше года, и вот он сам объявился, блудный сукин сын. Правда, с ним было интересно. Когда-то по молодости они отрывались, особенно когда дела шли в гору. Было весело и беззаботно от жизни. Видео салоны по всему городу, японская резина, двухкасетники, от которых у народа срывало бошки. На всём этом они поднялись до небес. Машины, кабаки, тётки молодые, сауны… А потом фарт исчез, и начались серые будни, как у всех. А затем на хвост сели кагебешники, отняли все салоны, видюшники, кассеты. Вот тогда Андрейка загрустил. В добавок ко всему, от него ушла жена, забрала детей, а потом ещё и в Норвегию укатила. Было от чего впасть в отчаяние. Тут чёртики и полезли. Один из них, видать, и надоумил Андрейку поступить не «по-братски», присвоив себе чужое бабло. До пункта «б» с чемоданом денег он так и не доехал из пункта «а», и исчез в одночасье на целый год. И вот блудный сын вернулся с повинной, в надежде, что ему не оторвут эту повинную голову. Вряд ли кто-то откровенно желал его смерти, но содрать скальп для профилактики хотели многие.

В музее было тихо, кое-где бродили одинокие посетители, наверное, в поисках своего забытого детства. Но попадались и дети со своими родителями, и студенты, незаметно снимавшие на камеры предметы их исследований.

Панчик не стал идти к тиграм, чтобы не думать о грустном, а почему–то направился в новую пристройку и оказался в разделе войны с Японией. Слона, конечно же, там не оказалось, но зато была большая делегация туристов из Японии. Панчика нисколько не удивило это обстоятельство. Их заинтересованные лица с натянутыми улыбками для него были привычной картиной. Гости тянули шеи, а кто-то даже старательно записывал на видеокамеру. Панчик стал внимательно разглядывать публику, выискивая молодых симпатичных японочек, но в основном были пожилые старушки. Их живой интерес можно было объяснить, поскольку события и экспонаты затрагивали историю их недавних предков. Сам же Панчик для себя ничего вокруг не видел. Ни Цусима, ни Порт Артур, ни КВЖД его уже не трогали, хотя где-то там ютилась его историческая родина. От происходящего было грустно на душе и хотелось зевать. Неожиданно его внимание привлекла хорошенькая переводчица – гид. Сначала он решил, что она тоже японка, но потом подумал, что откуда ей здесь взяться и так ориентироваться в чужом «зоопарке». После он догадался, что она всё-таки русская, а синдром похожести объясним хорошей мимикрией и профессионализмом. У неё были тёмные, почти чёрные волосы, очень длинные, заплетённые в роскошную косу, и совсем другая манера улыбаться, нежели у гостей. Захватывая краешком глаза всю свою аудиторию, она мельком взглянула и на него и, как ему показалось, улыбнулась и кивнула. Панчику сначала показалось, что она приняла его за своего, то есть за японца, что было совсем неудивительно. Потом у него возникло дежавю, что где-то он её уже видел. Лицо или голос, мягкий до мелодичного, где тоже слышалась её улыбка; этакая помесь японской болонки с восточносибирской лайкой. Он тоже кивнул, чтобы ненароком не обидеть знакомую незнакомку, на всякий случай, перебирая в памяти всех своих знакомых переводчиц с японского языка. Там таковых не оказалось вообще. Лицо женщины, или девушки, было своеобразным, небольшим и до жути японским, особенно когда она открывала свой аккуратный ротик. По-видимому, общение с японцами наложило на её внешность и характер особый отпечаток. Он и сам не понимал, как такое возможно, пока не испытал на собственной шкуре, первый и последний раз приехав на свою историческую Родину, в Южную Корею. Там его без труда вычислили как русского, ещё до того, как он успел открыть свой рот. Сначала это его повергло в шок, но потом он смирился и даже всячески старался это подчёркивать, что он русский, несмотря на то, что похож на китайца. При этом, что в гостях, что дома, он всё время ощущал себя лягушкой, прыгающей по наковальне. Что-то вроде – свой среди чужих. А где свой, и где чужие, ему давно было наплевать.

Он стал разглядывать экспонаты и остановил свой взгляд на японских саблях времён второй мировой войны. Судя по пояснительным запискам, это были сабли армейского образца, подписанные как Син-Гун-То. С классическими европейскими рукоятками и такими же традиционными, насколько он понимал, японскими лезвиями. Особенно выделялись формой их заточенные под жало концы. Ножны тоже были армейского образца, выполненные из металла.

«Порезвились узкоглазые в Манчжурии», – без злобы подумал Панчик, вспоминая отрывок из какого-то дальневосточного боевичка времён второй мировой войны.

– Где тебя черти носят? Мы уже час целый выискиваем тебя по музею. Смотри, Паныч, кого я привёл.

Рядом с массивным Слоном, всегда розовым и довольным жизнью, стоял тощий и серый, как силикатный кирпич, его старинный друг-трупище Андрюха Яковлев.

– Ну здорово, кидала Питерский! Наслышан о твоих похождениях.

– Не меняешься, братишка, – улыбаясь, ответил Андрей, обхватив Панчика своими длинными и костлявыми руками. В них по-прежнему чувствовалась сила и цепкость. Андрей почему-то сразу расположил к себе Панчика, и у того вдруг исчезла всякая обида на его проделки.

– Ты не лучше, – ответил Панчик, внимательно осматривая своего давнего дружка. Ему надо было выяснить, что этот друг собирается делать, чтобы действительно не превратиться в труп. Положение его было незавидным, и единственное, что облегчало это положение, его пустые карманы. Вытряхивать из них было нечего, даже если подвесить за ноги. Ни флага, ни Родины. Чемодан чужих денег был промотан бездарно, Питер и Москва его не поняли как гениальную личность, а те, кто знал его в Хабаровске, или держались подальше, чтобы в очередной раз не дать взаймы, или искали, чтобы этот долг вытрясти. Но Андрей был такой паршивой овцой, с которой даже клок шерсти, было делом нереальным. Чтобы понять это, достаточно было бросить один взгляд на его сутулую тощую фигуру, одетую в старый свитер и поношенные джинсы, и сухое скуластое лицо.

– Не жарко? – спросил Панчик, показывая на знакомый прикид.

– А чего-то морозит с вечера.

– Так тебе, может быть, градусник нужен?

– Не. Лучше пожрать чего-нибудь, и желательно вкусненького и тёпленького, – ответил Андрей. Они снова рассмеялись, обращая на себя внимание посетителей. – Короче Родя. Денег ни копейки, даже Слон подтвердит. За меня билет в музей брал, – начал свой диалог Андрей. – Этот Питер…

Звенел Андрюха складно и, если начинал, то надолго, долго, долго…

«Значит, мой должок мне не светит», – вздыхая подумал Панчик. «Ну что же.. С паршивой овцы хотя бы шерсти клок».

– Как тебя откопали? Весь город в непонятках. Братва беснуется. Вчера был и вдруг, на тебе, исчез.

– Да хорошо, что так всё кончилось. Я там чуть не свихнулся. Эти деньги никому добра не принесут. Достоевский был прав.

– Гляди-ка… Прозрел. Может, в святые подашься?

– Говорил подруге, чтобы никому не звонила в Хабару. Нет, не удержалась, сестре позвонила, а та на прослушке была. Протосята дело знают.

– А с ними батька их Протас, – согласился Панчик.

– Во-во. Так и просекли меня, Родя. Пришла местная братва и спокойно говорит: «Либо ты у нас в рабах, пока не закроешь долг, либо вали в свой Хабаровск».

– Ну, а ты что?

– Мне Родина дороже. А ты бы как поступил?

– Я бы не брал того, что мне не принадлежит. А потом, если уж на то пошло, вернул их тому, кому они принадлежат.

Андрей вдруг погрустнел.

– Хорошо, что питерцы по натуре народ культурный. Бить не стали. А могли вообще по почте в отдельных коробках выслать. Наши, наверное, так бы и поступили.

– Да какой с тебя навар? Одни мослы. Вон, со Слона холодец знатный выйдет.

Слон сделал вид, что слова относятся не к нему, но было заметно, что шутка ему понравилась.

– А мечи-то, серийные, а выглядят, как настоящие. Словно их на заказ делали. Смотри, даже волна от закалки на лезвии видна. Наверное, богатый япошка был. Не одну китайскую душу на тот свет отправил, – сказал Андрей, осматривая экспонаты. – Я читал, что в Найкине они порешили больше ста тысяч китайцев.

– Восток дело тонкое, – отрешённо добавил Панчик, блуждая взглядом по пространству музея.

– А может, и корейскую, – добавил Андрей.

Все рассмеялись, включая и Панчика. Андрей стал комментировать всё, что находилось вокруг, вызывая у дружков неподдельный интерес и восторг. Сказывался его истфак и предрасположенность ко всему, что было связано с войной.

– А что с твоей программой на ТВ? Кто её сейчас ведёт? – спросил Панчик, когда Андрей переводил дух.

– Забудь. Я уже давно махнул рукой. Хотя, конечно, жалко. Прикинь, тема войны и мира. Ведь человечество мирно прожило, ну пару недель или месяцев, не больше. Все боятся признать, что насилие – часть человеческого естества.

– Ты как всегда упрощаешь всё. Мне кажется, что у тебя определённый пунктик, что касаемо войны, – сказал Панчик.

– Никакой это не пунктик, и ничего я не упрощаю. Это моё видение, – обиженно ответил Андрюша. – Что, разве неизвестно, что человек генетически склонен к войне. Человек существо наполовину небесное, а наполовину земное, а значит, у него в крови есть что-то от зверя. А зверь должен за сохранение своего вида бороться. Ему на всё остальное наплевать. Поэтому нации и валят друг друга, подлянки устраивают, стравливают других, по жизни. Что, не так что ли? Ты знаешь, кто спонсировал япошек против России? Англия. Япошки с русскими друг из друга паштет делали, а Англия в это время руками потирала, свои корабли сбывала по сходной цене. Тоже и в революцию было, да и во второй мировой войне. А что, скажешь не так? А всё потому, что в англичанах больше всего звериного гена в крови.

«Ну вот. Опять Остапа понесло».

Они ещё немного поболтали, потом побродили по залам, зашли по традиции на панораму Волочаевского сражения, где Панчик узнал для себя много нового в свете последних Андрюхиных исследований и совершенно иного представления о знаменательном событии времён Гражданской войны на Дальнем Востоке. Потом Андрейка напросился в кафешку, естественно, за чужой счёт, вместе со Слоном, разумеется. Там они на пару купили десять пирожков и чая. Себе Панчик, назло товарищам, заказал блинов, о чём потом пожалел.

– Ну, а что бы ты сделал на моём месте, Родя? Ну, вляпался я по уши в дерьмо. Бес попутал. Я питерцам так и сказал, что лукавый повёл. Я как эти чёртовы баксы увидел, так башню и снесло. А тут ещё жена детей забрала и в Данию навалила. Подруга психует: «В Питер, в Питер поехали. У меня там тётка, квартира полупустая». Чтоб я ещё хоть раз баб послушал. Я же этой карге старой на ремонт её сарая кучу бабла отвалил, а она нас, прикинь, через полгода выперла и квартирантов пустила. Пришлось на Васке хату снимать. Так всё в песок и ушло. Угораешь? Десять штук зеленью взяла и не подавилась, а потом за дверь.

– Ну а твоя голова где была?

– А хрен его знает? Вот сижу теперь и ломаю её.

Разговор с дружком не клеился и не вселял оптимизма, а подобного опыта у Панчика и у самого было хоть отбавляй. Напоследок, Андрей, как всегда, попросил тысячу рублей и, получив половину, остался довольным.

«Да и хрен с ним. Пусть сам вылезает из своего дерьма». Панчик включил мобильник, а потом отправил Слона в Некрасовку вышибать, вернее выклянчивать, старые долги. Телефон высветил кучу звонков, и большинство от одного абонента с именем «Протосята». Он набрал номер.

– Братан, ты где прячешься? – послышался резкий грубый голос в трубке. – Пахан рвёт и мечет. Дело на лимон баксов.

– Вообще-то мне уже предлагали сегодня лимон, так что и половины хватит. Только сразу, если можно.

– Всё страдаешь фантазиями. Короче. Ходит базар, что Андрей в городе. Увидишь его – дай знать.

– Даю знать, – отрапортовал Панчик. – Только что сидел со мной в кафешке, пил чай с пирожками за мой счёт. Пятихатку занял.

– Чо, гонишь? И где он?

– Не знаю. Ушёл в неизвестном направлении, куда глаза глядят.

– Короче, – голос был немного хрипловатый, как и у хозяина, и гнусавый. – Протас ему деревянный костюм собирается заказывать. Пусть зайдёт, чтобы точные мерки снять.

– Ну зачем же такие траты? Мешок на голову и на середину Амура. Как в старые добрые времена.

В трубке возникла пауза.

– Вы вроде как дружки. Или ты опять дурака включил? Короче, Панчик. Я всё сказал. Передай этому передасту, что его кто-то очень хочет видеть.

– А при чём тут я, – продолжал валять дурака Панчик, по опыту зная, что с таким контингентом иначе нельзя. – Он и мне кучу денег должен, но я же не прошу вас, чтобы вы ему что-то передавали.

– Да чо ты мне мозги паришь! Короче всё! Звони.

«Ну, слава богу, отстал. Ох уж эти воры в законе. Свяжешься – не развяжешься». Он был рад послать всех протасят куда подальше, но где-то в пространстве реализованных сюжетов его жизни лежала расписка. Маленькая бумажка с его подписью, за которую он мог сплясать, как дрессированный медведь.

2.

Он проснулся от телефонного сигнала. Играл незнакомый номер.

«Опять что ли Слон? С чужого телефона достаёт. Вот сволочь. И не спиться же».

– Ну чего тебе опять надо от меня?

– Родя, это я, Андрюха. Извини, что поздно. Я тут у друзей зависаю, на природе. И связь приличная. Я чего звоню… У тебя случайно нет знакомых, кто бы мог квартиру сдать на время, недорого. Хоть на пару месяцев.

– И для этого ты звонишь в час ночи? – почти заорал Панчик.

– Мне даже шмотки бросить некуда.

– Брось их в мусорный бак. Там им самое и место.

– Ну, я серьёзно. Или хоть комнатёшку, – не унимался Андрей.

– Где ты, там проблемы. Даже спать не даёшь, – простонал Панчик, поднимаясь с постели. Нашарив тапки, он поплёлся в туалет, на ходу доставая сигарету.

«Утром будет нагоняй». – Ну чего тебе опять от меня надо? Ко мне нельзя. На днях тёща приезжает. Одна комната под мастерскую у Катрин, она туда вообще не пускает никого. Самому где бы отсидеться этот месяц.

– Родя послушай! Я вот что придумал…

В трубке слышались голоса развеселившейся публики, кто-то орал под гитару. Чувствовалось, что веселье в самом разгаре. – Послушай, что я тебе скажу. У меня возникла идея. Боюсь, утром всё из башки вылетит.

– Неудивительно. Ну и что за идея, зевая, спросил Панчик, понимая, что Андрей просто так звонить не будет, хоть и навеселе. К тому же, до выпивки он не был жадным и, скорее всего, просто тосковал по нормальному общению, а там просто сходили с ума.

– Ну, послушай. Думаю, ты оценишь мою фишку. Помнишь, в музее сегодня? Там ещё сабли японские были.

– И что с того? Предлагаешь грабануть витрину и стырить один из этих мечей? Скоро тебя таким же покромсают Протасята. Один уже звонил сегодня, доискивался тебя.

– Да и ладно. Ничего они мне не сделают. Неприятно, конечно, с ворьём дело иметь, но такая у меня планида. Я вот подумал. Это не телефонный разговор, давай встретимся завтра, где-нибудь в центре.

– И ты опять будешь вымогать у меня тысячу рублей.

– Да я серьёзно! Дело на лимон зеленью. Я как увидел эти сабли, сначала не сообразил, но в башке что-то щёлкнуло. Что-то подсказывало, что в них какая-то идея. Подсказка. Меня и в музей не просто так потянуло, правда, это не случайно. А вот сейчас только дошло, прикинь. Аж в дрожь бросило. Ты в курсе, сколько может стоить настоящий японский меч?

– Давай, просвети. Хотя постой! Попробую угадать. Ты уже третий за сегодня, кто предлагает лимон баксов заработать.

– Да это фигура речи. Фигурально, понимаешь. Не воспринимай всё так дословно. Дак ты представляешь стоимость такой игрушки?

– Если честно, то я не в курсе. Мне почему-то кажется, что ты паришь мне мозги, а они у меня ещё спят. В натуре, старик, я хочу спать. Завтра куча дел.

– Не ной. Разнылся, нытик. Говорю тебе, эта штука у япошек может стоить миллион долларов. А если историческая ценность, то такому мечу вообще цены нет.

– Ну, на нет и суда нет, – пробурчал Панчик, желая прекратить эти бредни и отключить телефон.

– Да погоди ты стонать. Прикинь. Япошки помешаны на своих мечах. Ну, вроде наших антикваров и собирателей марок.

– Это типа икон?

– Ну да. Андрей Рублёв. Симон Ушаков…

– Ну и что ты предлагаешь? Вытащить из витрины эти сабли? Тебе Питера мало?

– Ты что, на горшке сидишь? Что-то эхо сильное, как в туалет.

– Ну, а где же ещё. Все же нормальные люди спят. Мелкую разбужу, потом рад не буду. До утра придётся сказками отбиваться. А с тобой только на мокрое дело и тянет. Ладно, я всё понял. Давай до завтра потерпи, позвони ближе к обеду. Что с тобой поделать. Только номер сотри, не забудь.

Они встретились на утёсе. В городе было немало мест, куда можно было легко и быстро добраться, но все эти центры пересечений невидимых траекторий утомляли суетой и шумом. Здесь же, на высоком берегу, где всегда было ветрено и прохладно, было безлюдно, словно кто-то специально своей невидимой рукой отводил сторонних зевак, создавая благоприятные условия для встреч. От бесконечного амурского простора всегда было много света, можно было часами бродить вдоль берега, любоваться грандиозной панорамой дальних сопок Хекцира. Скользить глазами по водной глади реки и наблюдать за дрейфующими по ней белыми пароходами.

Андрей не опоздал и, как всегда, начал с городских криминальных новостей. Было чувство, что они находили его сами, словно его мозг излучал специальные сигналы.

– Прикинь, у чувака ночью с машины сняли зеркала, он пошёл на рынок, а там их уже продают.

– И что потом?

– Пришлось ему покупать свои зеркала. Как тебе такая история? – не умолкая повествовал старый друг. – Приятель за хлебом пошёл, а дом не запер. Приходит, холодильника нет, телевизора нет. Пять минут, квартира пустая.

– Грустно, вернее весело. Откуда ты всё это нагрёб? Недели не прожил в городе. Без тебя было так спокойно, пришёл ты и нагрузил полный кузов.

– Ну ты же меня знаешь, – рассмеялся Андрей. – На меня вся грязь липнет, а такие, как ты, благодаря мне остаются чистенькими.

– Только не переворачивай всё с ног на голову. Нашёл тоже чистенького.

– Хочешь, рассказик прочитаю? Сегодня перед утром проснулся и вижу реальный сюжет. Не поленился, встал и записал его кратенько. Забавный.

Не дожидаясь разрешения, Андрей без листочка начал по памяти, но довольно складно излагать содержание своего нового опуса.

– Называется «Святочный рассказ».

«А вот ещё со мной случай был, как-то зимой», – сказал Митрич и, устроившись поудобнее на табуретке у печки, принялся рассказывать: