–Любят женщин, а мужчину уважают -не скрывая раздражения сказал Артём, мимолётно разглядывая проплывающие утесы. Целая гряда высокого берега притягивала внимание. Утесы, как спина дракона, чередовались друг с другом. Отвесными стенами они уходили прямо в воду, создавая впечатление невероятной крутизны. Где-то на самой вершине толпились, как будто в очереди на смертельный прыжок, невысокие деревья, делая очертания скал похожими на сказочных великанов.

Артем прикинул на глаз высоту утесов. Получалось вполне прилично.

– Неплохие места для тренировок, – отметил про себя Артем, вспомнив о своем прежнем увлечении.

За утесами, в глубине, начиналась нетронутая тайга, и теснившие друг друга исполинские кедры молчаливо говорили о том, что край этот дикий, и ничего хорошего не сулит случайному бродяге.

Блохин, шокированный величавым пейзажем, молчал.

– Красиво у вас!

– Почему у нас? Мы все здесь гости. Но ты прав Блохин, это тебе не Воркутинский угольный бассейн.

Немного обидевшись на Артема, Валерка попробовал возразить:

– У нас тоже есть красивые места, но по-своему.

– Чего же не сиделось в своём красивом месте? – Артем выплюнул давно потухший бычок и инстинктивно потянулся за новой сигаретой. Щелкнув замком дедовского подарка, он стал рассматривать наизусть знакомый рисунок на серебряной крышке.

– Ух ты! Дай глянуть, – Валерка протянул свою квадратную руку за портсигаром. У Валерки была страсть к ювелирным украшениям. Он был знатоком этой темы, много читал, и собирал картинки по народным промыслам.

Сделав вид, что не расслышал, Артем молча сунул вещь во внутренний карман самопальной куртки с кучей карманов и заклепок и прикуривая от зажигалки, искоса наблюдал за однокурсником.

– Что ты говорил? – хитро улыбаясь и выпустив сноп дыма сквозь зубы, проговорил Артем.

Валерка так и остался с протянутой рукой, делая вид, что выполняет какое-то сложное гимнастическое упражнение.

– Высота! – протянул Блоха. – Не меньше полсотни метров.

– Думаю что восемьдесят.

Искоса глянув на Артема, Блохин не стал оспаривать этого заявления:

– Да… Вот бы спрыгнуть с такой высоты, а?

– У тебя ещё будет такая возможность, – заверил улыбаясь Артем.

– Ты думаешь?

– Уверен.

Один из утесов, почти отвесная и необычайно гладкая скала, выделялся на фоне других. Почти в центре огромной, отшлифованной временем плоскости, едва различимые, проступали буквы. Даже на большом расстоянии от берега их величина представлялась значительной. Но время так поработало над словами, что букв было почти не разобрать. Не написанные краской, а выбитые на отвесной стене, они бросались в глаза любому проплывающему по реке. Но от времени почти все стерлось. Артём не стал ломать голову над чьим-то творчеством, считавшимся традиционным среди любителей острых ощущений, и повернулся спиной к берегу. Блохин тоже заметил надпись и, несмотря на то, что был слеп, как крот на солнце, тоже пытался прочесть слова:

– Бред какой-то. Кому-то же надо было рисковать башкой.

Артема почему-то задело: «Его-то какое дело, кому рисковать».

– Ты хоть знаешь, что такое риск? – глядя в незащищенные глаза Блохина, чуть ли не проорал Артем.

Обхватив крепко железные перила, он легко оттолкнулся ногами и, выбросив ноги наружу, зафиксировал чёткий уголок. Мощный поток воздуха был готов оторвать его от железных прутьев, но Артем удержался и, развернувшись по ветру на одной руке, ловко приземлился на железную палубу.

Блохин некоторое время молчал. Потом лицо его сделалось красным, а руки сжались в кулаки. Неизвестно, чем бы все это закончилось, не появись на корме первая тихоня на всем факультете Инка.

Увидев парней и сообразив, что что-то неправильно, она ойкнула от неожиданности, и тут же исчезла. У Инки были великолепные, немного вьющиеся, почти чёрные, волосы, красивое личико с аккуратным носиком и тёмные как бусинки глаза.

– Соскучилась, поди. А, Блохин? – глядя на Валерку исподлобья, прокомментировал появление Инки Артем.

Валерка немного стушевался, а кулаки его разжались.

– Ты на что намекаешь? Давай без намёков. Если тебя что-то волнует, говори прямо. И вообще, тебе–то какое дело?

Валерка вдруг осёкся, поняв, что наговорил лишнее.

– Дело может и не моё, – ухмыльнулся Артем, – но за ней весь год ухаживал Андрюха с третьего курса. И ты об этом знаешь. И все об этом знают.

– А с чего ты решил, что я ее собираюсь отбить у него? Мы с Андреем друзья. Я друзьям подлянок не делаю.

– Не слепой, – Артем вынул очки из бокового кармана куртки и сунул их прямо под футболку Блохину.

– В таком деле, Болохин, друзья не в счёт. Носи и не кашляй. Папочка!

Артем щелчком, пульнул бычок за борт и прошел мимо опешившего Блохина в салон.

Очнувшись от спячки, в ужасно неудобном положении, Артем увидел, что народ вокруг суетится. Глянув в окошко, он увидел берег. «Ракета» потихоньку причаливала. Сбросив обороты и покачиваясь на волнах, судно медленно шло против течения, хлюпая плоским днищем по воде.

По свету в салоне он догадался, что дело уже шло к вечеру. Солнце клонилось к горизонту, а в «Ракете» было немного сумрачно. Голова раскалывалась от постоянного сна, и Артем подошел к боковому выходу. Там уже суетился парнишка, одетый в тельник и спасательный жилет ярко-оранжевого цвета. Борта коснулись пожеванных резиновых покрышек, привязанных к барже, и парень ловко бросил толстую веревку береговому. Не мешая матросу делать свое дело, Артем молча наблюдал за всем тем, что делал парнишка.

– Что за дыра, Сэр?

Пареньку понравилась манера обращения, и он улыбнулся:

– Нормальная деревня. Село Нижне-Тамбовское. Сэр.

– Здесь, наверное, волков море?

Парень застыл в недоумении:

– А, – дошло до него, и он рассмеялся. – Между прочим, старинное село. Красивое. Ночуем здесь. Ночью-то нельзя идти.

– Я в курсе, – кивнул Артем. – Топляки и всякая дрянь.

– Точно. Лучше тише, да надежнее, – подытожил матросик.

На дебаркадере суетился еще крепкий дедок. Артёму показалось, что где-то такого же кряжистого и загорелого старикана он уже видел. Из-под его синей речфлотовской кепки торчала прядь седых, но густых волос.

Под ногами крутилась босоногая детвора, и дедок, не церемонясь, покрикивал на любопытных мальчишек, пытавшихся проскользнуть в «Ракету».

– Ну-ка, шалопаи, сгиньте с глас моих, чтоб я вас больше не видел, – по-особому, с каким-то местным акцентом говорил старик.

Мальчишки отбегали от деда на почтительное расстояние и ждали момента, чтобы сделать очередную попытку проскочить.

Подойдя к матросику, дед по-свойски протянул ему руку:

– Дай закурить, что ли.

Артем достал портсигар. Увидев редкую вещицу, дед аккуратно открыл ее привычным движением и достал пару сигарет. Глубоко втянув носом табачный дух, он смачно чмокнул губами:

– Вот это по-нашему.

Шаря по карманам спички, дед поковылял на другой край баржи.

При виде портсигара глаза матросика заблестели:

– Ух ты! Где откопал? – покрутив вещицу в руках, он вернул ее хозяину.

– Серебро, что ли?

– Оно самое.

– Дорогая, наверное, штуковина?

– Дело не в металле.

– Понимаю. Подарок, наверное.

Артем кивнул и спрятал портсигар во внутренний карман:

– Как достаю, деда вспоминаю. Давно бы бросил курить, а не хочу. Приятно таскать с собой.

– Веселая у вас компания, – глядя на студентов, выглядывающих из открытых окон, произнес паренек. – Девчонки все как на подбор.

– А, – с равнодушием протянул Артем. – Болтуши.

– Ну и что. Умная баба наказание для мужика. Главное, чтобы всё при ней было, -провожая взглядом одну из студенток, сказал матросик.

– Нравятся, что ли? – спросил Артем, разглядывая берег и людей, столпившихся на барже.

– Да есть кое-что.

– Смотри. С ними надо осторожней. Обломают в момент. Потом краснеть будешь.

– Куда им, – сделав надменную мину, цинично произнес матросик. – Не таких обламывали.

– Ну-ну!

– Завидую я вам, – не обращая внимания на иронию Артема, с тоской в голосе продолжал паренек. – Целый сезон отплавал на этой развалине. Все осточертело. Каждый день одно и тоже. Старухи. Дети. Даже свиней умудряются затащить.

– Зоопарк, – вставил Артем.

– Точно. А сегодня просто здорово. Особенно над вашим кудрявым ухохочешься. Он мне портрет сделал. Показать?

– А это пассажиры? – спросил Артем, указывая на людей, толпившихся на берегу.

– Да ну, что ты. Ребятня по жизни всегда крутится на пристани. А эти в буфет, за колбасой. Здесь же в магазинах шаром покати. Всё своё. А ваши ребята зря время не теряют. Очкарик весь день с чернявенькой воркует. Губа не дура.

Артем сжал плотно губы:

– Из Воркуты, вот и воркует. Ладно, бывай, – он выбросил окурок и спустился в салон.

Загородив проход, парень закричал на мужиков и баб, толпившихся у трапика:

– Ну, куда, куда? Буфет не работает. Колбасы нет. Не видите, что ли. Студентов везем. На практику.

Услышав про студентов, люди почему-то быстро разошлись. Открыв дверь, парень, как из рупора, проорал в салон:

– Ночуем. Часок можете погулять. Потом «Ракету» задраиваем. Кто не успел, тот опоздал.

По салону прокатилась волна эмоций и скрип сидений. Студенты высыпали на берег. Все остальные, за немногим исключением, остались в своих креслах, доедая оставшиеся припасы еды.

Последними вышли преподаватели, как всегда, о чем-то беседуя и не обращая внимания на возбужденную толпу подопечных, носившихся по берегу.

Берег был высоким. С него хорошо просматривался Амур. Чувствовалось его дыхание и сила. Под дальним берегом, касаясь краешком синих гор, висело ярко красное солнце. Артём с удовольствием смотрел на него, даже не напрягая зрения. Он сделал несколько кадров на разных выдержках и пошёл вдоль домов, тянувшихся односторонней улицей вдоль Амура. Деревня, действительно, была чем-то привлекательна. Во дворах суетились люди, бросая любопытные взгляды на незнакомых. Они подходили к калиткам и, облокотясь на них, вертели головами, разглядывая веселую публику.

Внизу уже бренчала гитара. Артем узнал любимую песню курса. «Провансальский звонок». Её с удовольствием пел весь курс. Звуки разносились в тишине, вызывая у Артема приятные воспоминания о прошлом.

На пристани стоял все тот же моряк и что-то высматривал, принарядившись в свой парадный костюм.

«Снимается», – догадался Артем и посочувствовал бедолаге.

К морячку подскочили девчонки, среди которых больше всех щебетала Оленька.

– Сама ты калоша речная, – расслышал Артем голос моряка.

– Ну, и пешочком пойдем, – слышались обрывки фраз.

Девчонки наседали, облепив парня со всех сторон.

– Да, все мои, – уже набычившись, отвечал паренек, явно проигрывая в интеллекте. -Уберем трап, а там, как хотите, – уже чуть ли не рычал парнишка.

– А если я попрошу? – звонко пела Оленька.

– Берём только натурой, – продолжал игру матросик.

– Хам и дурак, – бросила Оленька. – Пошли, девочки, вон Верхолат с фотоаппаратом. Пусть нас сфотает на память об этой дыре.

Парень так и остался стоять с разведёнными руками и открытым ртом.

Артёму немалых трудов стоило отвязаться от весёлой компании. Пару кадров всё же пришлось сделать. Сам того не желая, он отсёк из кадра всех подруг и оставил только Ольгу. Под защитой объектива он мог свободно смотреть в её глаза, большие и лукавые, способные свести с ума любого. Словно библейская Ева, вогнать в искушение. Было поразительно, как это имя подходило к ней. Он намеренно долго выбирал ракурс, наводил резкость, словно испытывал её терпение, и всё это время её глаза сверлили объектив, словно пытались пробить толщу стекла. Ему совсем не хотелось делать преждевременных выводов и обольщаться вниманием со стороны однокурсницы. Скорее всего, это была игра. Чтобы не выглядеть идиотом, Артём решил не обращать внимания на подобные знаки внимания. Да и с некоторых пор вера в дружбу утратила в нём своё значения. Одному было проще. Правда, иногда приходилось сталкиваться с пустотой. А с ней бороться было почти невозможно.

Оставшись один, он поплелся вдоль деревни. Пели вечерние петухи. Во дворах тявкали, переходя на затяжной вой, собаки. Почти в каждом дворе на привязи бегали изнывающие от безделья лайки, с точеными ушками и хвостами в два кольца, прилипшими к спине. Некоторые, отвязанные, перемахивали без особых усилий высокий забор и обнюхивали чужака, при этом не проявляя никакой агрессии. Но близко к незнакомцу они не подходили, а лаяли, скорее всего, по привычке. На то они и были лайки. Заметна была особая, зверовая стать этих собак, отличавшихся от городских особой легкостью бега и пружинистостью ног. Все в них говорило о крепко устоявшейся местной породе.

Дома стояли добротные, но небольшие. По одну сторону широкий двор с поленницей дров вдоль забора, по другую – огромный сад с высокими и густыми грушами.

От моряка он узнал, что село это старинное, и проживали в нём потомки забайкальских казаков, расселившихся по Амуру еще в прошлом веке. Дома они рубили из плотов, на которых спускались сами по реке, перевозя с собой не только скарб, но и скот, включая лошадей. Для жизни они всегда выбирали высокие берега и места, удобные для ведения хозяйства и охоты.

Дома украшали резные фронтоны с богато украшенными карнизами. У каждого окошка по бокам висели ставни, защищавшие от холодных зимних ветров, а летом от нестерпимого зноя.

В глубине села, немного особняком, стояли новые блочные двухквартирные дома. В этом нетронутом цивилизацией краю они смотрелись дико и нелепо. Во многих местах осыпанная штукатурка, обшарпанные углы; все говорило о неряшливости хозяев и неудобности жизни в таких домах. Во дворах, заваленных разным хламом, было грязно и неуютно. Кое-где не было даже заборов. Вокруг бегали ребятишки, и Артем поинтересовался о такой разнице.

– А… – махнул рукой рыжий малец, одетый в одни трусы. – Переселенцы.

Так и не выяснив, кто такие переселенцы, Артём повернул обратно. От увиденного на душе стало тоскливо, да и смотреть было уже не чего. «Действительно дыра», – подумал Артём. Сделав крупным планом конопатую физиономию местного аборигена, и щёлкнув по оттопыренным ушам мальца, он спрятал «Зенит» в сумку и, не оглядываясь, пошёл к пристани.

Там его уже ждали. Блохин успел наплести преподавателям про его трюк. Началась нудная головомойка.

– Ты понимаешь, Артем, – вкрадчиво затянул Коля Вагин свою песню: – Мы несем ответственность за всех вас. В том числе, и за тебя. Ты же взрослый человек.

– Вот именно, – перебил Артём. – Я не ребёнок, и думаю, пусть каждый отвечает за свои поступки. Вот вы, Николай Иванович, ручаетесь за себя, в плане порядочности?

Вагин громко рассмеялся, не скрывая восторга от такой наглости, однако отвечать на поставленный вопрос не стал. Вагин был большим дипломатом, и быстро сообразив, на что намекал Артём, мягко ушёл от прямого ответа.

– Это коллектив, Артём. Мы одна семья, и ты должен понять, что каждый…

Артему не хотелось выслушивать уже известную мелодию, поднадоевшую за год., Он демонстративно развёл руки, заявил, что был не прав, и протиснувшись между ребят, прошел в «Ракету». Вечер был испорчен. Ему осталось врезать Блохину промеж глаз, хотя, ни к чему хорошему это не привело бы.

Сидя в кресле, он вспомнил глупое, какое-то беззащитное выражение Валеркиного лица, когда тот остался без очков, и ему стало немного легче. Он откинул голову и уставился в потолок. Краем глаза он видел костер на берегу. Искры поднимались высоко в небо, а вокруг собрался весь курс. Не было только его.

Он закрыл глаза и попытался отстраниться от действительности, но звуки проникали в него и ещё больше раздражали. Потом ему показалось, что с ним говорят. Кто-то упрекал его в глупых поступках и куда-то звал. Он догадался, что это был сон, длившийся доли секунды. Но чьё-то присутствие он почувствовал невероятно остро, как прикосновение. Сердце от этого сильно колотило, а в голове стоял шум.

По-прежнему бренчала гитара. Кто-то из ребят пел про любовь, и это ещё больше раздражало. Артём глянул в окно и среди толпы увидел Еву. Она сидела в стороне одна. Это было удивительно. Кто-то из парней накинул на её плечи куртку, и от этого в груди Артёма загорелось.

Это было глупо – сидеть в душном салоне, среди пассажиров, слушать их храп и сопение и не быть среди друзей. Он поймал себя на мысли, что поступает неправильно, как ребёнок. Как дурак. Он не стал открывать глаз. Ему и так всё было ясно.

Когда Артем проснулся, вся «Ракета» была кувырком. Дети, как самые закадычные друзья студентов, кричали от восторга и не обращали внимания на своих родителей. Те, судя по всему, махнули рукой на своих чад, и прозябали в безделии. Девчонки смеялись, а Герка, как и всегда, куражился и веселил их. Буквально из ничего он смастерил двух кукол, и на старом чемодане разыгрывал сцену какой-то сказки, переиначив её на современный лад. Выглядело всё это ужасно глупо, но дети выли от восторга, а однокурсники дружно хохотали. На какое-то время Артёма увлекло, и он поймал себя на мысли, что так никогда не сможет. И это осознание своей посредственности его вдруг выдернуло из праздника, и он снова ушёл в себя. Заоконный пейзаж приелся, народ усиленно общался меж собой, поскольку ничто так не сближает, как дорога. Кто-то из студентов сидел в кругу преподавателей и о чем-то говорил. Фентисов увлеченно рассказывал худграфовские байки, каких было много на факультете со дня его основания.

Евгений Иванович был старейшим и, по праву, самым уважаемым преподавателем. Обладая большим опытом, невероятной порядочностью и тактом, он всегда создавал на пленэре самую доброжелательную обстановку.