Читать книгу «Кавалерист-девица» онлайн полностью📖 — Дмитрия Дмитриева — MyBook.
image

III

Поход казаков продолжался более месяца.

Новая жизнь, новые люди, новое положение – все это восхищало Надю, которая несла службу наравне с простыми казаками: она сама убирала свою лошадь, сама водила ее на водопой и т. д.

Наконец казаки добрались до необозримых донских степей. Теперь они на родине.

Полковник Смирнов позвал к себе Надю и обратился к ней с такими словами:

– Ну, молодой храбрец, мы дома. Нашему странствованию конец. Что вы намерены делать?

– Ехать в армию, – смело ответил Александр Дубенский.

– А знаете ли вы, мой милый, где находится наша армия? Дорогу, по которой надо вам ехать, знаете? И, наконец, есть ли у вас деньги? Ведь путь предстоит вам неблизкий!

– Денег у меня достаточно, господин полковник, а дорогу я найду.

– Послушайте меня, Александр Васильевич, вернитесь-ка домой – лучше будет. Ведь быть героем не так-то легко. У вас есть отец, мать – порадуйте их, вернитесь. Ну куда вы поедете один, не зная дороги? Мне жаль вас… Ну а если вы все-таки не хотите вернуться домой, останьтесь здесь, на Дону, поживите у меня в доме до нового похода, который нам скоро предстоит.

– Разве вы ожидаете похода, полковник?

– Непременно.

– Куда же?

– В действующую армию.

– Сражаться с Наполеоном?

– Да. Этот корсиканец не в меру смел становится.

– Он – герой! – молвил Дубенский.

– Пожалуй и герой, только кровожадный. Ну, значит, решено, вы остаетесь у нас! Я сдам вас с рук на руки жене и дочери.

– Я не найду слов, как вас благодарить, полковник.

– Не за что, право. Надеюсь, скучать вы не будете. Моя конюшня к вашим услугам – катайтесь верхом по степям сколько угодно. Итак, по рукам!

Добрый Иван Григорьевич протянул Наде свою руку; девушка крепко пожала ее.

В одной из станиц у Ивана Григорьевича был свой дом с огромным садом и огородом. Туда-то он и привез на время Надю.

Его жена, Марья Дмитриевна, женщина не старая еще и очень красивая, вместе с дочерью, красавицей Галей, встретили с радостью полковника с молодым гостем.

– Вот прошу любить и жаловать и считать этого героя дорогим гостем, – весело проговорил Иван Григорьевич, указывая жене и дочери на Александра Дубенского.

– Очень рады гостю. Вы еще совсем мальчик. Сколько вам лет? – спросила полковница Дубенского.

– Девятнадцать.

– А я думала, вам не более четырнадцати. Живы ли ваши родители?

– Живы.

– Как же они решились отпустить вас?

– Я самовольно ушел.

– Стало быть, ваши родители не знают, что вы поступили в казаки! – с любопытством спросила полковница своего молодого гостя.

– Нет, не знают.

Эти вопросы стали наконец надоедать Александру Дубенскому. Полковник заметил это и сказал жене:

– Соловья баснями не кормят. Ты лучше прикажи приготовить нам закусить: мы в дороге проголодались.

– И то, и то! Экая я недогадливая, право!..

И добрая Марья Дмитриевна стала хлопотать около стола.

Между тем, Галя не спускала своих черных глаз с молодого казака. Это была красивая, стройная девушка, со смуглым лицом южного типа. Черные густые волосы вились у нее крупными локонами. На алых полных губках всегда скользила приветливая улыбка. В ее жгучих глазах было так много огня. Казацкий наряд чрезвычайно шел к Гале.

– У вас есть конь? – спросила Галя Дубенского.

– Есть.

– Хороший?

– О да! Мой Алкид – чудный конь.

– Вы называете Алкидом свою лошадь?

– Да, это прозвище дано ей моим отцом.

– Вы любите отца? Вероятно, любите. А вот сами причинили ему горе.

– Я отцу причинил горе?!

– Разумеется! Вы ведь тайно скрылись из дома своего отца. Впрочем, оставим этот разговор… Вам тяжело – я это понимаю… Хотите, пока собирают завтрак, я покажу вам наш сад?

И Галя в сопровождении молодого казака направилась в сад.

– Знаете, Александр Васильевич, вы очень походите на девушку, – сказала дорогой Галя Дубенскому.

– Неужели! – воскликнул Дубенский, принужденно засмеявшись.

– У вас такое нежное лицо и руки, такая прекрасная талия.

Галя сама же покраснела, произнося эти слова.

– Вы совсем меня захвалили! Знаете, Галя, скорее я должен говорить вам комплименты и восторгаться вашей красотой, а выходит наоборот, – улыбаясь, промолвил молодой казак.

– Вы думаете, что я говорю вам комплименты? Нет, я девушка простая и говорю только то, что у меня на сердце.

Их позвали завтракать. Добрая полковница усердно принялась угощать своего гостя.

Чего-чего не стояло только у хлебосольной хозяйки на столе!

Хорошо и весело жилось Наде в доме полковника Смирнова. Самого его не было, он скоро уехал в полк, а хозяйничали в доме Марья Дмитриевна и Галя; обе они наперерыв старались угождать своему гостю, были с ним предупредительны.

Но вместе с тем как-то недоверчиво посматривали на молодого казака; они как будто догадывались, что под казацким грубым мундиром скрывается не мужчина, а женщина.

В своих записках Н. А. Дурова пишет: «В конце концов я не находила уже никакого удовольствия оставаться в семействе полковника, но с утра до вечера ходила по полям и виноградникам… Я очень хорошо видела, что казацкий мундир плохо скрывает разительное отличие мое от природных казаков».

Веселая и любопытная Галя, чтобы узнать настоящий пол молодого казака, решилась на смелый поступок. Она воспользовалась отсутствием Нади и спряталась в ее комнате за портьеру у двери. Ждать ей пришлось немало времени.

Наконец молодая женщина пришла, усталая, измученная. Надя положительно не расставалась с своим Алкидом, рыская по беспредельным донским лугам и полям.

Она отказалась от ужина, заперла дверь своей комнаты и стала раздеваться.

Представьте положение бедной Нади, когда перед ней неожиданно очутилась Галя.

Надя схватила казацкий мундир и хотела его надеть, но Галя ее остановила:

– Не трудитесь, зачем? Теперь я все знаю. Догадка моя оправдалась, – с добродушной улыбкой проговорила она.

– Вы подсмотрели, Галя, это недостойно вас! – упрекнула Надя молодую девушку.

– Простите! Но мне так хотелось узнать, кто вы. Мама и вся наша дворня в один голос говорили, что вы не мужчина, а женщина. И вот я, чтобы проверить…

– Вы решились подсматривать. Нехорошо!

– Простите меня!

– После этого мне часа нельзя оставаться в вашем доме. Я сейчас же уеду.

– Зачем? Я не пущу вас.

– Ах, Галя, если бы вы знали, какое вы мне сделали зло! Ведь теперь все узнают, что я женщина.

– Что вы, что вы! Я никому не скажу.

– Полноте!

– Право же, не скажу.

– Теперь прощай все мои мечты!

– Хотите, я поклянусь, что никому не скажу: ни папе, ни маме.

– Зачем клятвы!

– Нет, я поклянусь.

– Я верю вам, Галя; вы, добрая, хорошая, и не захотите моего несчастья.

– Позвольте мне вас обнять и поцеловать, теперь ведь это можно?

Галя крепко обняла Надежду Андреевну.

– Вы девушка? – спросила Галя.

– Нет, я замужняя.

– Такая молодая и уже замужем? А как вас звать?

– Надеждой.

Дурова, теперь не считала нужным скрываться перед молодой девушкой.

– Ах, какое хорошее имя! Вы не рассердитесь на меня, если я стану вас звать Надей.

– Пожалуйста.

– Скажите, Надя, зачем вы нарядились по-казацки? А впрочем, этот мундир вам очень к лицу. Ведь я чуть в вас не влюбилась, право!

Галя звонко рассмеялась.

– Какая вы, Галя, веселая! – молвила Надежда Андреевна.

– Что же мне скучать? Итак, скажите, зачем вы нарядились казаком?

– Вас это интересует?

– Очень.

– Хорошо, Галя, я расскажу вам историю моей жизни, только с условием.

– С каким?

– Вы никому не скажете, что я женщина.

– Принимаю ваше условие. Хотите, поклянусь!

– Я верю вам, Галя, и без клятв. Теперь слушайте меня.

Н Надежда Андреевна рассказала молодой казачке историю своей жизни такого содержания.

IV

Отец Надежды Дуровой, как уже мы сказали, был ротмистр. Он тайком женился на дочери богатого полтавского помещика, по фамилии Александровича.

Старику не хотелось выдавать дочь за «москаля», и Дуров венчался тайком в одной из сельских церквей.

После венца молодые уехали в Киев. Молодая жена Дурова, Марфа Тимофеевна, писала отцу, просила у него прощения, но нравный старик тогда только помирился с дочерью, когда пошли у нее дети.

Первенцем у молодой четы была Надя. Мать с самого рождения ее невзлюбила, так как ей хотелось сына. Между тем отец души не чаял в маленькой Наде. Когда ей было всего только четыре месяца, он отдал ее на попечение фланговому гусару, старику Ахматову. Старик гусар тоже крепко полюбил малютку Надю и вполне заменял ей няньку.

Целые дни он таскал ее на руках, носил в конюшню, сажал на лошадей. И девочка, не умея еще ходить, делается вполне уже военным ребенком, дочерью полка; ее окружают все впечатления войны. Сабли, ружья, пистолеты становятся ее игрушками; военная музыка, утренние и вечерние зори нежат ее детский слух вперемежку с громкими криками: «Эскадрон, налево кругом марш!» Девочка так привыкает к этим звукам, что они делаются ей приятны, как привычная песня няни, баюкающая слух в раннем детстве. Будучи четырех месяцев, она уже испытала прелести походной жизни: отец из Киева переходил с полком в Херсон, за ним в карете следовала его молодая семья. Ни кукол, ни детских игр, ни мирных забав не помнит Надежда Андреевна в раннем детстве. Ружья, пистолеты, лошади, гусар Ахматов – добрый, тихий солдат, ее нянька и воспитатель, – вот что вспоминает она из времен детства.

Благодаря такому воспитанию в Наде с самого детства развились наклонности к военной жизни, гусарские привычки и манеры. Она и держала себя по-гусарски. Все это не нравилось ее матери. Манеры дочери просто ужасали Марфу Тимофеевну. Она сердилась на Надю, упрекала ее, ругала и даже била, но все-таки нисколько не отучила ее от «ужасных» привычек.

Немалых трудов стоило матери усадить свою дочь за азбуку или за какое-нибудь детское рукоделье. Лишь только Марфа Тимофеевна за дверь, Надя стремглав бежит в сад или в лес, лазает, как белка, по сучьям, прыгает через канавы или же украдкой возьмет из комнаты отца ружье или пистолет и начнет выкидывать разные военные артикулы. Не боялась маленькая Надя и стрелять из ружья.

Попавшуюся в этих занятиях Надю ведут к матери; та набрасывается на нее с целым градом упреков и брани, приказывает запереть ее в комнате, но смелой военной девочке это нипочем. Она прыгает в окно чуть не в одном белье, бежит на конюшню, смело выводит оттуда черкесского жеребца Алкида, которого впоследствии отец подарил ей, и как ни в чем не бывало водит его по двору. А то вскарабкается на Алкида и, придерживаясь за гриву, скачет на нем.

На тринадцатое году Надю отправляют на исправление к ее бабушке в Малороссию, но старуха Александрович любила Надю и предоставила ей бегать, играть, прыгать, стрелять из ружья и вообще делать что ей заблагорассудится.

Надя от бабушки едет к своей тетке, очень чопорной барыне. Та старается перевоспитать племянницу по-своему, приучить ее к деликатному обращению. Тетка одевает ее в дорогие модные платья, вывозит на балы и вечера.

И вот у Нади мало-помалу начинают исчезать гусарские замашки. Ее начинают интересовать наряды, книги, она уже занимается собой, своим туалетом; из «дочери полка» получается молоденькая барышня, правда, с некрасивым, но симпатичным лицом.

Молоденькая Надя не прочь была и пококетничать. Так, она кокетничала с сыном одной помещицы, даже подарила ему кольцо на память. Тетка об этом узнала, задала племяннице строгий выговор и нашла нужным опять отправить ее к бабушке, но там Надя пробыла недолго – мать потребовала ее домой, и Надя вернулась в свой родной Сарапул.

Увезли ее из родительского дома девочкой «сорвиголовой», каким-то гусаром в юбке, а вернулась она приличной, благовоспитанной девушкой.

Но как только возвратилась Надя домой, в ней опять проснулись гусарские наклонности и манеры. Все, что она усвоила у богатых родственников, было ею забыто. Поле, луга, лес – вот где проводила Надя летом время.

Наде исполнилось восемнадцать лет. Отец и мать стали подумывать о ее замужестве. Андрей Васильевич подыскал для дочери жениха, молодого чиновника Василия Чернова, который был влюблен в Надю. Но та не питала к нему никакого расположения.

Отец и мать настаивали, чтоб она вышла за Чернова. Волей-неволей пришлось молодой девушке стать невестой, а там и женой нелюбимого человека.

Дня за два-три до свадьбы Надя решилась серьезно потолковать с женихом.

– Василий Николаевич, вы меня любите? – спросила она Чернова, посматривая на него своими выразительными глазами.

– Даже оченно-с, – отвечает тот.

– А я-то, голубчик, вас ведь не люблю, – откровенно призналась Надя.

– Совсем не любите? – несколько смутившись, произнес жених.

– Совсем не люблю.

– Что же, коли теперь не любите, так полюбите потом.

– Никогда не полюблю.

– Отчего же-с? Кажись, я не урод?

Чернов обиделся. Наде стало его жаль, и чтобы хоть немного утешить его, она проговорила:

– Ни вас, ни кого другого я не полюблю.

– Почему же? Всякая девица в вашем возрасте должна любить.

– А я, повторяю, любить никого не буду.

– Странная вы девица!

– Уж такой уродилась.

– Может, еще время не пришло?

– Чему?

– А любить.

– Вы думаете, это время придет?

– Всенепременно-с.

– Ну и ждите, когда я вас полюблю, – сердито проговорила Надя.

– И буду ждать, – совершенно спокойно ответил ей молодой чиновник.

– Не дождетесь.

– Посмотрим-с.

– А знаете что, откажитесь от меня, Василий Николаевич, право, откажитесь.

– Зачем же? Дело у нас с вашими родителями слажено. Теперь отказываться поздно-с.

– Ну, я вас прошу! Миленький, добренький, откажитесь! Вы другую найдете, лучше и красивее меня – ведь я дурнушка, рябая, некрасивая. Право, откажитесь.

– Полноте шутить.

– Я серьезно говорю вам. Подумайте сами, какой же это будет брак без любви!

Но сколько ни убеждала Надя своего жениха отказаться, он остался непреклонен.

Дуров и его жена тоже не вняли мольбам дочери не выдавать ее замуж.

...
8