– Что? Что ты услышал? – обеспокоенно, шёпотом спросила она.
– Ничего! Давай насладимся тишиной!
– Эй! Ну, хватит прикалываться! Давай, рассказывай! Что там было дальше?
Я же продолжал слушать музыку небес, которая звучала в моём сердце, всплесками касаясь моей памяти, предавая ей намного больше чувств и эмоций. Со временем воспоминания не только не угасли, а наоборот, превратились в буйство красок жизни прошлого. Прошло столько времени, а я даже не то что вспоминал, я словно смотрел на эту будоражащую видеозапись, как вживую, так, как будто это происходит сейчас.
– Ну, а дальше… Дальше был следующий день… Я попытался хоть что‐то выяснить для себя. Каждая попытка уединиться с Марьяной жёстко пресекалась тупостью направленных проявлений Жени. У него была поразительная способность появляться там, где ему меньше всего рады. Он умудрялся каким–нибудь немыслимым образом подловить нас в самые ответственные моменты.
Так продолжалось несколько дней. Я начинал верить в неотвратимость судьбы. Хотя не очень хотелось думать о том, что всё заранее проиграно и записано, особенно не хотелось осознавать Женину судьбоносность, ну, или то, что судьбу пишет он же. Хотя, тогда некоторые несправедливые моменты жизни можно было бы легко объяснить.
Наташа была немного постарше нас и первой заметила наши флюиды. Очевидно, ей стало понятно, что нам необходимо поговорить и объясниться. Желая помочь, она предложила сходить на «Двугорье» – это было наше излюбленное место для катания на санях, которое находилось неподалёку отсюда. Естественно, мы понимали, что без «нюни» пойти не получится, так как он обожал «Двугорье» и никогда бы не допустил такого кидалова. Старшая подруга дала мне понять, что возьмёт рёву на себя, позволив нам незаметно потеряться. В общем, план был неплох – людей немного, Женя на контроле у Наташи, тихое, красивое, романтическое место в тон нашему разговору… И в принципе, всё могло получиться.
– И ты привёл её сюда?
– Да. Мы сидели точно так же, как сейчас с тобой. Только была зима, украшающая это место неповторимыми красками, превращая его в сказочное, бело–облачное королевство матушки зимы.
– И что ты ей сказал?
– Ни‐че‐го…
– Как это? Почему?
– Хотел сказать… Но, как только я начинал на неё смотреть, из моей головы тут же улетучивались все умности. Нас просто тянуло друг к другу. Не знаю, но, глядя на это забавное создание, мне хотелось просто взять её за руку и обменяться теплом.
До нашего первого поцелуя оставались мгновения, но омерзительно знакомый голос прорезал морозную тишину пространства. И тут я понял, что Женя всё‐таки существовал не бесцельно, а был создан именно для этого момента. В мгновение ока чудо–человек очутился между нами со словами: «Я нашёл! Я нашёл! Это жёлудь!». Его лицо было насыщено счастьем, а в руке он держал грязный жёлудь, который был ему нужен для какой–то поделки на трудах в школе. Именно в этот момент я пожалел, что показал этому чудику сказочное место. Вот так здесь побывала Марьяна.
– Ну, это я поняла, а что было дальше?
– Хорошее вино, мы, лес, икра, трюфели, ночь, костёр, прудик, удивительный вид и сверхаппетитные домашние пирожки с тушёной капустой Бабо, – Уратмир технично сместил акцент. – Ты же хотела знать, как она здесь побывала? А я и так рассказал тебе больше, чем ты просила.
– Ну, не будь букой. Расскажи!
Секунду помолчав, глядя на прижавшуюся ко мне Софию, я сказал то, что она хотела знать.
– Дальше ничего не было. Ни поцелуя, ни разговора, ни любви… Если вообще это была она?
– Но это невозможно! Как так?
– Вспоминая о прошлом, мы понимаем, что заранее всегда есть более правильный и лучший выход минувшего события. Я самым исчерпывающим образом дал тебе ответ на твой вопрос. На этом всё.
Мой ответ поверг Софию в водопад сомнений. Эта ситуация была ей абсолютно непонятна. Но самое печальное было в том, что этот момент был непонятен и мне самому. Вспомнив Марьяну, я невольно превратился в мальчишку, который с чистыми глазами, добрыми помыслами и абсолютной верой в добро и справедливость попал в водоворот бесконечных ласковых чувств игривой, дружелюбной, смешной, наивной, отзывчивой и по–детски кроткой девчушки. София, видя томительную грусть и недоумение моих глаз, довольно ловко переключила меня на себя.
– Ну, окей! Так что ты там говорил про место романтическое?
– Да. Ты запоминаешь самое важное…
Я схватил её на руки и понёс в шалаш. Под громкие визги и вялые удары кулаками по моей спине она опрокинулась на плед.
– А теперь ещё один сюрприз. Ты говорила, что неплохо было бы сделать так, чтобы эти ветки, похожие на висячие жалюзи, не мешали потрясающему обзору. Смотри! Если, конечно, эта штука ещё работает?
Я потянул за спрятанную в темноте верёвку и нашему взору открылся город, сияющие огни которого напоминали шкатулку с драгоценными камнями.
– Да‐а‐а! Красота! А укрытие похоже на шатёр! У тебя ещё много козырей в рукаве?
Не знаю, что произошло со мной в тот момент. Я абсолютно не хотел врать ей и утаивать хоть какую–нибудь правду. Опрокинувшись на спину рядом с ней, я перенёс взор на бесконечное звёздное небо.
– Знаешь, это место не очень счастливое для меня…
– Почему?
– Я теряю здесь тех, кого люблю.
– Ну‐ну, продолжай…
– Я обманул тебя.
– Когда ты успел?
– Там в кафе, я соврал тебе. Нет, пари, конечно, было, но не на помощь детям. Я поспорил с Вовой на то, что он, наконец, отвяжется от меня, если я с тобой познакомлюсь…
В эту секунду после этих слов я ждал всего: ударов, истерик, слёз, «все мужики козлы!», «как ты мог играть на чувствах обездоленных детей», «ты бессовестный, да тебя убить мало». И я не ошибся, началось что‐то вроде того. София немного приподнялась и села, взялась за голову, потом посмотрела на меня карающим взором и закричала:
– Ах, ты, смазливый змей‐искуситель! Да как ты мог?! Мерзавец!
Она опрокинулась на спину и начала громко хохотать. Что творилось в её мыслях – непостижимая загадка. Это и было проявление извечного вопроса: «О чём думают женщины?». Так же дико смеясь, она добавила вторую:
– Ты ждал от меня такой реакции?
– Ну, не знаю. Думал, что ты расстроишься, ну, или что‐то в этом духе.
Немного успокоившись, она постаралась объяснить, насколько я наивен, что для меня было полным откровением.
– Знаешь, ты совсем не умеешь врать. Тебя наградил этим Бог. Как только ты ко мне подошёл и начал на ходу придумывать слова, у меня в голове возникли только три вопроса: «Насколько это будет оригинально?», «Насколько это будет забавно?» и «Насколько это будет разумно?». К сожалению или к счастью, Уратмир, но ты всегда правдив…
Теперь мне захотелось истерически засмеяться. От таких откровений я начал зажимать губы. У меня было такое чувство, что ещё одних откровений я не выдержу. Уже определённо казалось, что жертва – это я. Также было очевидно и то, что София читала меня как открытую книгу – я не был загадкой для неё, но я был ответом на все её вопросы.
– Ну, не надувай щёчки, они у тебя такие миленькие. Послушай, через секунду взглянув в твои глаза, мне уже совсем не хотелось думать о тех первоначальных вопросах.
С таким же насупившимся видом я переспросил:
– Да! И почему же?
– Всё просто, я увидела в тебе жизнь, много жизни, больше чем много и не ошиблась…
Слова этой сногсшибательной загорелой девушки вернули меня на облака.
– Знаешь, а ты не обманул меня! Я знаю, ты обязательно поможешь детям. И знаешь почему? Потому что ты человек слова! Ты всегда добиваешься того, чего хочешь.
И действительно, она была права… У меня давненько уже были мысли о том, как выбить из Вовы деньги для детей. В этом не было и нет ничего сложного. Просто нужно было напомнить ему о секрете, который я долго хранил. Наверное, пора было освежить память дяде, напомнив про обещание выполнить любую мою просьбу.
Полежав несколько минут в абсолютной тишине, София сказала ещё одну космическую фразу:
– Помнишь, в нашем детстве была такая пословица: «С милым рай и в шалаше».
– Да, было.
С каждым новым словом София всё больше потворствовала моему эго, хотя за ласковыми словами следовала какая–нибудь шутка или подкол. Так было и в этот раз. И мне это очень нравилось.
– Вообще‐то у меня, Уратмир, эта поговорка состояла из двух частей и звучала так: «С милым рай и в шалаше, если милый на Порше».
– Ах, вот так? Да?!
– Нет, нет! Ну, подожди! Сейчас, находясь здесь, с тобой, мне просто рай! Просто с тобой…
– Знаешь, ты потрясающая девушка, таких, как ты, больше нет. Красивая, умная, у тебя цепкий ум, кротко–острый нрав. Ты знаешь себе цену, которая составляет ровно столько, сколько нужно для рая в шалаше, ты не боишься сильных поступков, добиваясь того, что задумала. Знаешь, говорят: «Сколько людей, столько и миров» – это не про тебя! Все другие миры заканчиваются там, где начинается твой. Твой мир один, и он для всех – твой. Мне тоже хорошо с тобой. Просто, хо–ро–шо…
Не успев закончить фразы, я услышал:
– Да‐а‐а!.. Как тебе повезло! Да?
– Всегда считал, что люди, которые ищут любовь, просто не понимают, что творят. Мне точно известно, кто знает про нас всю правду, всю истину, от кого невозможно скрыть то, что хочется скрыть. Это мы сами! Каждый знает про себя всю правду, но, как ни странно, даже такое откровение перед самим собой не приводит человека к истинным поступкам. Наверное, потому, что люди стремятся достичь благ самым лёгким способом, который, к сожалению, называется «Обман». Никто не стремится выбирать сложный путь, забывая о том, что ему предстоит идти одному, не толкаясь в толпе. В такой ситуации «поиск» своей половины становится «поиском» ради «поиска». Неизбежность придуманных случайностей, звучащих в общем как «соблазнение», приводит к непониманию самого себя. Забывается самое главное – вокруг тебя то, что есть «Ты». Игра с применением факторов «Обмана» приводит лишь к отдалению от того, кто наделён любовью. Хочу сказать, что происходящее со мной сейчас – божественно! Я нашёл девушку, наделённую целостным миром любви…
– Как прекрасно, правда? Мы оба молодцы, раз заслужили происходящее! – по–детски, ангельски улыбнувшись, сказала она.
Мы опять замолчали и наслаждались тем, что мы есть сейчас, тем, что мы нашли реальное место в нереальном мире. Здесь мы рады быть сами собой. Тут полностью открытые мы насыщались присутствием друг друга. Эта встреча была настоящей, в которой нет «Если», «Может» и «Как бы». Я был истинно рад её присутствию рядом, а эта ночь была для меня самой честной.
– Уратмир, что с тобой? Ты что, дрожишь? Тебе холодно?
– Есть немного. Укрываться ведь нечем. Ты в моих вещах. Твоя «супер–одежда» на меня не налезет и особо не согреет.
Будто издеваясь, София с явным подвохом произнесла:
– С этим надо что‐то делать…
– Да! Что правда – то правда. Может, начать как–то двигаться или пробежаться? Знаешь ли ты основы выживания в походных условиях? Откуда тебе знать, что здесь и сейчас надо делать! – сказал я, понимая, что её подколы мне порядком надоели. Я крепко обнял её, сковывая любые движения.
– Ну, я думаю, что бегать нам не придётся, а вот так – уже теплее. Теперь, наверное, надо подвигаться?
Её зелёные глаза сводили меня с ума.
– Ну, да! Наверное! Но это только ради того, чтобы выжить. Только для жизни… Улыбнувшись, мы скрепили нашу страсть поцелуем.
Следующий день для меня оказался очень странным. Где бы я ни был и чтобы ни делал – всё валилось из рук. Я летал в облаках, моя постоянная заторможенность раздражала многих. Но впереди предстояла встреча с Вовой, который находился в полном шоковом недоумении от увиденного в ресторане и его раздирало бешеное любопытство и нетерпение. Я бы, конечно, постарался избежать этой ненужной для меня встречи с пристрастными высказываниями Вовы типа: «Наверное, я ещё сплю или, может быть, сошёл с ума, или то, что произошло вчера в ресторане, мне вероятно приснилось на почве излишнего алкогольного опьянения…», и так далее и так далее… Но увы, предстояло выжать из него обещанные Софии средства для детей–сирот.
Дядя прибыл ко мне вечером и в жгучих красках вещал о том, что он одурел от моей выходки и что этот поступок был самым безумным, который он когда‐либо видел. Ну, конечно, дядя лукавил. На самом деле он ждал подробного рассказа о продолжении романа после ресторана.
– Ну, Уратмир, давай, малой, колись! Ну, пожалуйста, ты же не можешь оставить родного дядю без подробностей!! А‐а‐а?! Ну, малой! Ну, прекрати! Ты вчера просто сотворил чудо. Ты украл самую заносчивую и непреступную девушку. Тут и слова подобрать сложно. Ты знаешь, сколько бравых ухажёров пыталось хотя бы заговорить, а не то что подкатить к ней?! Она только унижала претендентов, чем заработала себе безупречную неприкосновенную репутацию бесчувственной, почти железной леди с аналитическим складом ума. Парни из высшего общества даже смотреть на неё боятся, стараясь не оказаться в мире её жёсткого розыгрыша и интеллектуального стёба.
Красноречивая речь меня заинтриговала.
– Интересно, а вчера этого не слышалось?! Подожди, всё, что ты мне рассказал о ней, очень отличается от сегодняшнего нетерпеливого подскакивающего щебетания. Ах, ты, дядя, дядя! Ты вчера жаждал моего позорного фиаско?! Да?!
Вова недолго раскаивался и не затягивал с ответом.
– Да! Да, хотел! Ну, пожалуйста, расскажи… Ты вчера укротил самую загадочную и желанную девушку нашего края и не хочешь рассказать любимому дяде об этом обезбашенном подвиге. Я никому не расскажу… Правда…
Я, естественно, понимал, что любое моё неаккуратное, да даже и аккуратное, слово к вечеру будет перефразировано и интерпретировано в его кругах так, что весть о пришельцах померкнет, не успев даже разгореться. Мне надо было любым способом отбить у Вовы весь интерес к этой истории. Это был прекрасный момент припомнить дядюшке должок и выдавить из него помощь обездоленным детям.
– Вов, помнишь лето две тысячи шестого года, а точнее семнадцатое июня?
– И что! Зачем это ты сейчас об этом?
– Всё просто. Я не могу забыть твоих слов до сих пор: «Малой, спасибо тебе. Ты спас мою шкуру, я этого никогда не забуду и всё для тебя сделаю, всё, что попросишь». Как мы оба знаем, я так ничего и не попросил…
Владимир всегда чувствовал «пятой точкой» те моменты, когда он на что‐то должен был попасть, поэтому его мимика говорила за него и выдавала всё, о чем он думал. А думал он о своём любимом способе уйти от проблем, точнее, о единственном способе, который звучал так: «А… зачем?!». И это был не вопрос, а мировоззрение. Также он иногда пользовался словосочетанием: «Нет человека – нет проблемы!», но так как я был его любимым племянником, то просто избавиться от меня он не мог, поэтому вынужденно «смирился» с условным состоявшимся моментом.
– Ну, и‐и‐и!… – протянул Вовик с лицом думающей панды.
– Так вот, сейчас я хочу воспользоваться имеющимся правом на своё желание. Звучит оно так: «Ты положишь пять миллионов рублей на счёт городского детского дома…».
Да‐а‐а! Это надо было видеть! Вова вообще не имел ни малейшего понятия о детском доме. Как минимум ему казалось, что это такой парк развлечений, где все весело катаются на радуге, пьют сироп и счастливо улыбаются. Ну, и вообще, он не хотел и не любил разговаривать со своей совестью, а тем более серьёзно задумываться о тяжёлом и жалком положении детей–сирот. В силу небольшого ума, а именно этот «ум» был лучшим компромиссом между его сутью и этой ситуацией, Вова мог позволить себе соответствовать выражениям типа: «Отвечать будет тот, кто видит и понимает!», а тот, кто не видит и не понимает – «С того и взятки гладки!». С другой стороны, дядюшка очень хорошо понимал, что такое пять миллионов и куда их можно потратить. В частности, на них можно было бы неплохо провести вечер и где‐нибудь посидеть, развлечься, отдохнуть. В своих суждениях дядя был абсолютно категоричен: деньги надо правильно тратить – хорошо провести время.
– Малой, ты не заболел?! Простыл? – произнёс он. Уткнувшись в телефон, он начал уверенно двигаться к выходу. В этот момент я сразу подумал о том, что один вопрос уже решён и нужно срочно добивать второй.
– Знаешь, Вов, наверное, в тот день мне тоже следовало развернуться и пойти домой. Хорошая картина осталась? Да? Ты стоишь вусмерть пьяный рядом с белым «Мерседесом» дедушки Саши, торчащим в дереве палисадника тёти Гали, а рядом на лавочке валяется Кристина, которую я вытащил из дымящейся машины. И тут приезжает дедушка Александр. Тем более, что ты и так был лишён машины за предшествующие косяки… Напомни–ка мне, дядя, зачем я пожалел тебя и сказал дедушке, что это я попросил у тебя прокатиться? А Кристина, которая была старше меня на четыре года, вмиг превратилась в мою девушку. Странно, что твой отец вообще поверил в эту чушь, которую нёс пятнадцатилетний мальчишка. Даже тогда мне показалось странным, что такой мудрый человек, как он, поверил в ахинею, придуманную мной на ходу.
Поверил в то, что я пришёл к тебе, а ты сидел и учился – грыз гранит науки. Но мне было плевать и я заставил тебя дать мне ключи от машины, дабы покататься. Ой, как это было подозрительно! Ты же, как заботливый дядя, и якобы, для контроля, конечно же, поехал со мной. А выпить тебе пришлось из‐за случайной остановки возле твоего друга Артёма, у которого как раз был день рождения. Там же я посадил уже пьянючую Кристину в машину и погнал! Затем влетел к тёте Гале в палисадник, выпендриваясь перед этой… Даже нет слов, чтобы выразить то, как звали Кристину за её репутацию на нашем районе, кстати, после того как ты начал с ней встречаться. Вот как ты думаешь, как мог умный и разумный дедушка Саша поверить в мои россказни?
Мой внешний вид говорил совсем о другом. На мне была мокрая и потная майка, а на сиденье лежал футбольный мяч. Наверное, он подумал, что внук вспотел от лихой езды. Да, Вов?
Я знал, что «многодум» даже будучи сильно пьяным очень хорошо помнил эту знаменательную ситуацию. Тот день ставил под вопрос его обязательный поход в армию и лишение наследства.
– Ну, малой, хватит! Я всё помню. Сколько там надо и куда?
Всё получилось в лучшем виде. Но его согласие не означало, что Вовик начнёт сгорать от стыда и сейчас же покинет меня, как раз наоборот, теперь он мог остаться и продолжить парить мне мозги. Поэтому надо было что‐то с этим делать и усилить нажим. И это было несложно, так как дядюшка с перебором фестивалил и кутил, а я всегда спасал его шкуру.
– А‐а‐а, Вов, вот еще что!.. Помнишь, апрель две тысячи седьмого года?
В ответ я услышал хлопок двери и Вовино негромкое:
– Малой, я позвоню.
Все последующие дни были заполнены мечтами и мыслями о Софии. Я не знал ее адреса и почему‐то меня одолевало неявное сомнение – вдруг произошедшее было просто миражом. В ту ночь мы расстались на страстном поцелуе, без каких–либо обещаний, безо всяких обязательств, словно тот день на самом деле был просто сон. Я никак не мог понять, что мне дальше делать. Искать её, страдать в бездействии или же принять всё, как есть? Сумятица в мыслях не давала мне твёрдо решить, на чём остановить свой выбор. Самым правильным я счёл поход на тренировку, чтобы дать встряску организму и немного отвлечься.
О проекте
О подписке