– Что значит пошедший на сотрудничество? Вот взяли мы в плен русского офицера-строителя. Допрашивать его будут про то, что он строил-оборудовал и то только в том случае если мы уже эти самые объекты не заняли. Если он соглашается откровенно рассказать про стройку завода или там укрепрайона, что его дальше ждёт? Идти командовать вспомогательным полицейским подразделением. Писать агитки-пасквили про Сталина. Для профессионала-инженера – так себе перспектива. Ну, кто-то за нормальную пайку и свободу перемещения согласится, но на сколько знаю таких не много. Да и не интересно инженеру полицаем или пропагандистом работать. Вот и сидят в концлагерях такие специалисты и на равных с рядовыми тягают тачка в карьерах.

– И что Вы предлагаете, – вопрошает Дорнбергер.

– Предлагаю вот таким офицерам предложить интересную работу по специальности.

Так, надо вступать в дискуссию, а то они сейчас напридумывают.

– И предложение это должно исходить, уж извините, – Пауль кивнул в сторону эсдэшника, – Не от лагерной администрации или там от СД с Абвером, а от таких же специалистов как они. Извините, герр генерал-майор, вырвалось.

– Да, действительно, – поддержал Пауля майор-строитель, – Профессионал с профессионалом всегда сможет найти общий язык.

– И как Вы себе это представляете? – ехидно спрашивает эсдэшник.

– А, мы не будем их вербовать и уговаривать предать из родину, – ответил тогда Пауль, – Мы просто предложим им интересную работу соответствующую их знаниям и опыту. Всё лучше чем киркой в шахте махать.

Обсуждение тогда затянулось почти на час. В итоге договорились разослать по концлагерям требования отправить в распоряжение руководства ракетного полигона всех установленных военных строителей чином от капитана и выше. Капитан – это всё-таки минимум пять-семь лет опыта. Как раз тот минимум что потребен на ответственном строительстве. Уже сотрудничающих с немецкой администрацией пленных договорились не привлекать. По этому пункту сработал аргумент Зиберта. Мол будут конфликты между предателями Родины и теми кто просто готов работать по специальности. Всех выявленных русских офицеров-специалистов должны доставить на Узедом, и уже здесь с ними должны будут провести беседы офицеры из здешних строительных батальонов. Согласятся – хорошо, если нет – то в обычный рабочий барак.

И вот сидит гауптманн Зиберт над списком и стопкой копий личных карточек военнопленных советских офицеров. По всем лагерям нашли-насобирали около пяти сотен пленных офицеров подходящих под требования руководства полигона⁴⁰. По сотне на каждый из находящихся на полигоне инженерно-строительных батальонов. Сотня карточек-судеб советских людей. Девяносто девять офицеров от капитана до полковника. И единственный из всех доставленных на полигон Пенемюнде генерал. Генерал-лейтенант инженерных войск, профессор Академии Генштаба⁴¹ РККА Дмитрий Михайлович Карбышев⁴².

Твою мать! И что теперь делать? Как не засветиться перед немцами? Как не подставить пленных перед Советским правосудием? Да и вообще как спасти для Родины сотню, нет пять сотен профессионалов? Ладно пусть начальство разбирается. Озадачим его. Как? Фигня, не вопрос. Сейчас придумаем.

Ну-ка, ну-ка, был у нас вроде поставщик из Копенгагена, и что-то он затягивает с отправкой очередного заказа. Майор снимает трубку телефона. Сначала звонок коменданту полигона. Спасибо, герр оберст. Вылет специалиста в Данию согласован. Звонок на аэродром. Что там у вас сегодня в Копенгаген может вылететь? Шторьх? Отлично, большего и не надо. Да, один пассажир. Вылет? В 19—00. А, что у вас пилоты ночью не могут летать? Ну, вот и договорились. Нам просто до 19-ти не успеть. Хорошо-хорошо, с меня шнапс, договорились, два шнапса. Эх, жаль расставаться с парнем, но он единственный в группе имеет лётную подготовку.

Шторьх с одним из офицеров-строителей вылетел с аэродрома Пенемюнде в Копенгаген через полчаса после захода солнца. Чуть более часа лёта. Но видимо что-то случилось, не прибыл самолёт в Копенгаген. И даже на датскую землю не сел. Сел на шведскую. Ага, через пару часов после взлёта связной самолётик приземлился в окрестностях Карлскруны. Наверное заблудился. Вот только управлял им в тот момент почему-то не лётчик Люфтваффе, а лейтенант с чёрными петлицами сапёрных частей Вермахта. А, в Карлскруне уже была комендатура Советской оккупационной администрации. И когда успели? Часа три переговоров коменданта с начальством в Стокгольме и за ночным гостем оттуда прислали самолёт. В шведской столице пересадка на Ли-2. И уже утром «немецкий сапёр» вышел из самолёта на лётное поле Центрального аэродрома в городе Москва.

Вот теперь пускай у начальства голова болит над вопросами заданными майором Зибертом, числящимся в НКВД как капитан госбезопасности Николай Кузнецов. Кроме вопросов к руководству, лейтенант привёз и кое-какую документацию по немецкой ракетной программе и по собственно ракетному полигону.

А, сам Пауль Зиберт всю эту ночь провёл разбирая проект строительства новых позиций ПВО острова. Подгадили шведы Рейху. Бац – и русские части всего в двухстах, а кое-где и в ста километрах от границ Рейха. Не ждали – не гадали, и вот на тебе. А, если Сталин на юг Швеции перебросит что-то действительно большое-серьёзное из авиации. Как отбиваться? Сейчас-то вряд ли. Сейчас ВВС РККА по полной задействованы в Белоруссии. Те авиачасти, что из Карелии наступали, пока заняты в южной Норвегии. Но, вот что делать немцам когда Сталин наконец разберётся с Клюге? Надеяться на то, что русские не в курсе про Пенемюнде. Можно. Но лучше подстраховаться. Перво на перво усилить ПВО! Много зениток, больших и малых. Больше истребителей, дневных, ночных и высотных. И про РЛС не забыть! Будут сапёры для всего этого инфраструктуру строить. Ну, и в Москве об всём этом узнают. Чего самолёт зря гонять? Положил Зиберт в папочку тому лейтенанту и копию проекта развития системы ПВО полигона.

Только на ПВО будут надеяться немцы? Конечно нет. Решено на совещании у Фюрера готовить новый, резервный полигон на юге Рейха, в Баварии. И туда скоро отправится часть здешних строителей. Батальон же майора Зиберта остаётся пока на действующем полигоне. Доволен руководитель проекта генерал-майор Дорнбергер работой Пауля, даже намедни обещался замолвить словечко в Берлине об ордене или медальке какой для него, ну и похлопотать обещал о присвоении очередного звания.

Интерлюдия.

– Расскажите, Иван Митрофанович, про свою первую награду.

– Про Красную Звезду? А, чего там рассказывать. Орден-то серьёзный, а получил я его считай за несколько недель безделья. Ну, почти.

– Это как же? Расскажите пожалуйста подробнее, нашим читателям, думаю, будет интересно.

– Начну наверное с Брежнева, ведь если бы не он, то мог бы и не дожить до ордена.

– С Леонида Ильича? Интересно.

– Да, он тогда ещё полковником был. Я его первый раз во время десанта на Малую Землю встретил. Не повезло мне тогда. Только призвали в армию. Ну, не только. В Махачкале, в запасном полку три месяца нас учили. Учили на противотанкистов. На фронт в конце 42-го я попал уже наводчиком противотанковой пушки. И почти сразу наш батальон во вторую волну десанта под Новороссийском бросили. Не повезло мне тогда. В баржу на которой нас везли, снаряд попал. Не, баржа не потонула, добралась она до берега, но меня и ещё нескольких человек ранило. В ногу мне осколок прилетел. Ну, нас раненных на той же барже обратно и отправили. Вот тогда я с Леонидом Ильичом первый раз и встретился. Следующая волна десанта должна была идти и он с ней. Санитарным машинам к берегу было не проехать. Вот нас на носилках к ним и понесли. И один из тех кто меня нёс – был Брежнев.

В госпитале я около месяца или чуть больше провалялся. К тому времени обстановка на фронте сильно изменилась. Немцы отступали с Кавказа. В Сталинграде их тоже уже окружили. Наши Ростов взяли. Прибыл в часть, она тогда под Туапсе на отдыхе стояла, пополнение получала. Все противотанковые пушки были уже с полными расчётами и меня в пехоту отправили. Правда тут курьёз произошёл. Вроде бы я по всем документам числился участником десанта, имел боевое ранение – обстрелянный ветеран. Вот мне и присвоили в полку звание младшего сержанта и поставили командиром отделения у новобранцев. А ведь я так тогда и ни разу по немцам не выстрелил. Ну, да ладно, думаю, ещё настреляюсь.

Отдых наш скоро кончился. Приказ – грузиться на корабли. Опять идём в десант. Куда? Сначала нам не говорили. Но когда выяснилось, что в Крым, то многие приуныли. Были у нас в полку ветераны, кто в начале года в Керчи был, и даже несколько человек было кто Севастополь оборонял. Нахлебались они тогда по полной.

Корабли вышли в море. Слегка штормило. И на удивление весь переход до Керчи ни одного налёта немецких самолётов не было. Удивительно тогда это нам было. Мы ж привыкли, что куда не пойди и в любой момент из облаков какой мессер или не дай бог юнкерс выскочит. Пришли в Керчь, готовимся к бою, а там уже всё тихо. Десантники и танкисты Брежнева уже всё за нас порешали. Что интересно было, так то что танкисты все сплошь на немецких танках ездили с большими красными звёздами на башнях, что б не перепутать. Оказалось что к тому моменту уже весь Крым был освобождён. Наш полк поначалу использовали для прочёсывания местности. Искали попрятавшихся недобитых немцев и полицаев. А потом раскидали поротно и даже повзводно гарнизонами по городкам-деревенькам. Наш взвод в небольшом посёлке оказался километрах в тридцати от Севастополя. На второй день, как мы туда прибыли, с неба самолёт упал. Наш истребитель. Не дотянул до аэродрома. Уже подбитый был. Лётчик с парашютом выпрыгнул. Мы его быстро нашли. Раненный был, да и при приземлении ещё поломался. Вот тогда взводный и отправил меня старшим трофейной машины отвезти лётчика в севастопольский госпиталь. Не, не немецкая. Наша, полуторка. Немцам она видать в Севастополе или в Керчи досталась, а мы её уже себе прибрали, она во дворе у местного полицая-старосты стояла. Бензин залили – она и завелась. Вот, значит, лётчика с санинструктором в кузов, водитель и я в кабину, и погнали. Доехали быстро. В городе патруль помог сориентироваться. Улица под уклон идёт, в конце её справа большие ворота, въезд в госпиталь. Водитель газку поддал, а я сижу играюсь с немецким штыком. Под сиденьем в кабине нашёл. Водитель начинает тормозить чтоб в ворота заехать, а тормоза и отказали. А тут ещё из ворот «додж три четверти» выезжает. Водитель попробовал увернуться, но улица узковата. Зацепили мы тот додж, а сами в стену дома с размаху вмазались. Хорошо что по касательной. Все ушибами отделались. Кроме меня. Народ бегает суетится. Лётчика в госпиталь понесли на руках. А я сижу в кабине и смотрю на торчащий из бедра штык. Не больно. Не больнее чем палец порезать было, а вот кровь хлещет фонтаном. Пытаюсь руками её придержать, а она меж пальцев ручьями выскакивает. Тут полковник что на том додже ехал в кабину заглядывает. Я его даже не узнал. Потом мне уже сказали. Брежнев. Вытащили меня из машины и я сознание потерял.

Очнулся только на следующий день. Операцию мне сделали. Кровь перелили. Врач говорил, что много крови я потерял, мог и не выжить. Кровь мне от Брежнева переливали, у него такая же группа оказалась. Вот. Врачи поначалу переживали. Боялись что артерию могли неправильно сшить и у меня могла бы гангрена начаться. Но обошлось. Всё быстро зажило. Меня потом две недели не хотели из госпиталя отпускать. Врачи всё гадали как это так у меня шрамы рассосались. Оба и старый и новый. Я тоже тогда поудивлялся. Даже детские, мальчишеские шрамики-отметины исчезли.