Майор который здесь командовал очень обрадовался тому что среди нас есть артиллеристы. В тылу позиций, в нескольких километрах от них, была разбомблена колонна какой-то артиллерийской части. Артиллеристы скорее всего разбежались после налёта. Но вот несколько пушек там были вполне себе целыми. Даже два броневика нашлось в той колонне. Правда бензина почти в них не было. И не было артиллеристов у майора, а тут мы… Пушки катили на руках. Броневики на последних каплях бензина доползли почти до позиций. И заглохли. Дальше было спешное оборудование окопов для пушек. Броневикам тоже выкопали окопы и затолкали их туда. Меня распределили наводчиком в один из броневиков. И никто не стал слушать, что я ни разу не стрелял из пушки. Артиллерист? Артиллерист! Иди исполняй приказ солдат.

– Зря эти генералы нашего президента убили! Надо было соглашаться на предложение Рузвельта, – дёрнуло меня в сердцах поделиться во время перекура своим мнением с товарищами.

– Чтооо? – проорал у меня над ухом майор. Его-то я и не заметил.

– Под трибунал отдам! Расстреляю!

Вот и пришёл мне конец, подумалось. Меня уже тащили к берегу речки расстреливать. Неожиданно майор передумал. Артиллеристов-то в отряде не прибавилось. Меня вернули в экипаж броневика и приковали цепью к пушке. Через пару часов у меня появился напарник. Луи. Он тоже чем-то не угодил майору и стал заряжающим в нашем броневике. И тоже с цепью на ноге.

Я поделился с Луи своими мыслями. Если мы не будем стрелять, то янки во время атаки могут подумать, что броневик сломан или уже подбит и не будут по нам стрелять. И тогда мы выживем на этой ужасной войне. Луи предложил сразу сломать пушку. Тогда и притворяться не надо будет. Чёртов майор. Он стоял рядом с броневиком и всё слышал. Нет. Нас не расстреляли. Майор нам показал противотанковую мину. Её положат под броневик и если майор увидит во время боя что, мы отлыниваем, то он нажмёт на кнопку электродетонатора.

– Я заставлю вас, трусов, родину любить!

И был первый бой. Американцы появились из-за холмов на противоположном берегу реки. Несколько джипов и пяток мотоциклов с колясками. Я выстрелил, наверное самым первым, очень не хотелось чтобы майор активировал мину. И я вроде бы даже попал. Один из джипов остановился и задымил, а пока больше вроде из наших никто не стрелял. Вот это да! Попал! Янки начали стрелять по нашим позициям из пулемётов. Но тут наконец-то начали стрелять и наши пушки. Минут пять и вся техника янки горит. А сами янки удирают к холмам. Победили! Мне в глаза ударил лучик солнца. Что за чёрт? Люки закрыты. Откуда? Дырка в башне от крупнокалиберной пули. Я не успел ещё переварить эту новость, как люк открылся и там показалась довольная рожа майора.

– А, говорил, что ни разу не стрелял! Можешь же! Молодцы парни! Будете так продолжать дальше – лично вам сержантские нашивки пришью.

Но, цепи так с нас и не снял, гад такой.

Дальше был авианалёт. Бомбили долго. Но артиллерию майор замаскировал хорошо. Над нашим броневиком была натянута масксеть. И все бомбы рвались где-то в стороне. Потом американцы опять пошли в атаку. Их было уже больше. Пятнадцать танков и несколько БТРов. Один танк вырвался вперёд и рванул к броду через реку. Брод был как раз напротив позиции нашего броневика. Я выстрелил. Танк крутанулся на месте и застыл. Мой снаряд разбил ему гусеницу. Башня танка начала медленно-медленно поворачиваться в нашу сторону. Я испугался и выстрелил ещё раз. Башня танка перестала двигаться из танка полезли янки. Я прошёлся по ним очередью из спаренного пулемёта. Бой длился наверное полчаса, а может час. Возле брода уже горело пять танков. Коллеги-артиллеристы тоже не отмалчивались. Почти вся американская бронетехника была подбита не дойдя до реки. Только два танка уползли обратно за холмы.

Опять рожа майора в люке.

– Орлы! Если продержимся до захода солнца, отправлю вас в офицерскую школу! Мне нужны такие лихие командиры!

– Почему до заката? – вопрошаю набравшись смелости.

– Должна прийти помощь. Сюда идёт наша танковая дивизия. Так что держитесь парни. Совсем чуть-чуть осталось. Мы сделаем этих долбанных янки!

И опять сука такая не подумал снять с нас цепи.

До вечера отбиться от янки не получилось. Совсем. Сначала нас опять бомбили. Потом был артобстрел. Потом прилетели штурмовики и стреляли по нашим позициям из крупнокалиберных пулеметов. В башне броневика появилось ещё несколько сквозных пробоин. Но меня и Луи не задело и пушка с пулемётом были в порядке. Судя по теням уже скоро вечер. Где же вы квебекские танкисты?

В третий раз американцев было ещё больше. К реке выползло уже штук сорок танков. Мы стреляли. И даже попадали. Я пытался прислушиваться к выстрелам с нашей стороны. Наши пушки стреляли с каждой минутой всё реже. Не знаю почему нас не подбили. Нет, в башню попадали. У меня голова звенела и от своих выстрелов и от постоянного перестука пуль по броне башни. Да башня была уже похожа на решето. Крупнокалиберные пули проходили её насквозь. Мы с Луи были все в крови от мелких осколков. А вот снарядами почему-то по нам попасть никак не могли. Были взрывы рядом. Осколки от этих взрывов тоже дырявили башню, но пока без особого ущерба для нас с Луи и для пушки. Один снаряд вскользь попал по крыше башни, сорвал люк и улетел дальше. Нам ужасно везло и в этом бою. Перед бродом уже был целый затор из подбитых танков янки. И не было больше слышно ни одного выстрела пушек с нашей стороны кроме пушки нашего броневика. И янки уже почти не стреляли. Я подумал что мы отбились. Вдруг выстрелы зазвучали позади наших позиций. Неужели подошли наши танкисты? Хрена. Фак. Янки нас обошли. Я хотел развернуть башню, но Луи мне сообщил, что снарядов больше нет и пулемёт давно уже разбит. Янки очень быстро подавили огонь оставшихся бойцов нашего отряда и начали зачистку позиций. Я сидел в броневике и в смотровые щели видел как янки добивают раненных. Иногда кому-то из наших везло и его не достреливали. Пленные им тоже были нужны.

Дошла очередь и до нас. Сунувшийся в дырку от люка янки, сначала хотел бросить в нас гранату, но потом рассмотрел что мы прикованы цепью и передумал. Нас расковали и вытащили из броневика. Американцы поначалу даже нам посочувствовали. Как это можно белого человека цепью приковывать? От щедрот янки нам с Луи даже досталось по сигарете и глотку виски. Да, виски. Если бы я знал, что в следующий раз я попробую этот напиток через много-много лет.

Но, потом подошёл офицер-янки и указал своим солдатам на кучу подбитых перед нашей позицией американских танков. Затем он залез на башню броневика и увидел, что всё дно кабины завалено стрелянными гильзами. Да, эти горелые танки у брода были делом наших рук. Офицер спрыгнул с броневика на землю, и видимо что-то там задел. Раздался взрыв. Взорвалась заложенная майором мина. Броневик подбросило. Офицер убит. Ещё несколько янки ранено. И тогда нас начали бить. Долго и с расстановкой. Когда янки утомились, то у нас с Луи наверное ни одной целой косточки не было.

И опять нам повезло. Мы не смогли бы тогда идти и нас бы просто пристрелили. Но янки решили именно здесь устроить концентрационный лагерь. Они просто огородили площадку забором из колючей проволоки и начали сгонять сюда наших пленных. Кормили нас плохо. Были дни когда вовсе не кормили. Вода. Вода была близко. В реке, но и её нам давали редко. Если проходил дождь, то несколько дней нам не давали воды. «Пейте из луж лягушатники!». Мы потеряли счёт времени. Мы знали только то, что война проиграна и Квебек теперь территория США. И некому было за нас заступиться. И никто нам не говорил когда нас освободят.

Но, вот вдруг в лагерь приехал полковник в американской форме. Он очень чисто говорил по-французски. Мы так и не поняли, то ли он янки французского происхождения, то ли из квебекцев пошедших на службу к янки. К тому моменту нас в лагере было наверное человек восемьсот, может тысяча. Нет-нет. На самом деле было больше. За те два или три месяца в лагере в него наверное тысячи три наших солдат привели. Солдаты умирали от ран, от голода. Вы, что смеётесь! Какие врачи? Какие лекарства? Мы даже бинтов не видели. Так вот, тот полковник нас построил и толкнул речь.

Квебек – теперь штат США. И мы имеем шанс получить право на временный вид на жительство в США. Да-да. Не гражданство. А, что вы хотели? Вы совсем недавно воевали с правительственными войсками и по уму ваше места как минимум на каторге. Но американское правительство даёт вам шанс искупить свою вину. Война идёт в Азии, на Тихом океане, с Японией. Добровольцы из вас будут зачислены в армию США, а после победы все кто воевал получат паспорт гражданина. Ну, что парни, кто готов записаться добровольцем?

Три четверти населения лагеря согласилось. О чём думали остальные – не знаю. Только их сразу построили в колонну и отвели к реке. Пулемётные очереди. И всё. Полковник сказал, что каторжники в условиях продолжающейся войны подлежат расстрелу. Почему он это не сказал в самом начале?

Дальше была импровизированная медкомиссия. Нас сортировали на годных и негодных к службе. Негодные, а в их число попал и я с Луи, заволновались. Только полковник успокоил. Негодные будут служить в строительных батальонах. Успокоил. Скоро пришли грузовики за годными. Нас осталось около сотни. Часа через два пришло три грузовика и за нами. Мы долго ехали на юг. Почти два дня. Кормили сносно. Даже один раз остановились у какого-то озерца и разрешили помыться.

Мы доехали до небольшого городка в Пенсильвании. Нас привязали к длинному забору на окраине этого городка. Зачем? Ха. Три раза ха! Нас начали продавать. Сержант – старший в нашей колонне, проехал по городку и объявил, что жители города могут с аукциона выкупить у федерального правительства в собственность пленных преступников. Нас продавали как рабов. И нас покупали как рабов. В основном рабов покупали фермеры. Торговля шла бойко. Сержант едва успевал пересчитывать наличные. Не распроданными осталось трое. Доходяги. Кому они нужны? Сержант предложил фермерам забрать их бесплатно.

– Они же сдохнут через неделю, больше на их кормёжку потратишь!

– Ну, раз так, – сержант достал пистолет и три раза выстрелил, – Они мне тоже больше не нужны. Трупы переходят в собственность общины. Делайте с ними что хотите.

И наши конвойные уехали.

На ферме нас было сначала семеро. Потом хозяин докупил ещё двенадцать пленных. Мы работали в поле от рассвета до заката. Кормили нас так что б только не померли. Но всё же мы умирали. Был один радостный момент когда нам выпало облегчение. Из разговоров на ферме мы узнали, что в мире придумали какую-то новую мощную бомбу и спастись от неё можно только глубоко под землёй. И скоро возможно враги США начнут бомбить Америку такими бомбами. Тогда хозяин начал спешно строить бункер. Привёз стройматериалов и мы копали котлован, бетонировали, засыпали всё землёй. Была большая спешка. Кормил нас хозяин тогда от пуза, даже выдал нам каждому по одеялу. Бункер получился не очень большим. Только для семьи хозяина и его работников. Нам там места не хватило бы. Но мы и этому радовались. Когда начнётся бомбёжка, все спрячутся в бункере а, мы сможет сбежать.

Но, бомбёжки всё не было. Вроде бы где-то как говорили и взрывались эти бомбы, но не у нас. И продолжилось наше рабство. Я потерял счёт годам. Зачем их было считать рабу, ведь рабство бессрочно. Иногда у кого-то из моих товарищей не выдерживали нервы и тогда он кидался на сыновей хозяина исполнявших обязанности надсмотрщиков. И тогда его пристреливали как взбесившуюся собаку.

Прошло наверное лет двадцать. Я пас хозяйское стадо. По пыльной грунтовке ехал автомобиль. Машина остановилась и водитель спросил меня как проехать к нам на ферму. Я ответил.

– А, Вы на Стюарта работаете? – задал вопрос мужчина.

– Да, я его раб.

– Что? Как это?

Из разговора с мужчиной я узнал, что федеральное правительство ещё пять лет назад амнистировало всех переданных в сельское хозяйство пленных и разрешило им вернуться обратно по домам.

Потом был скандал. Не на ферме. В штате. К нам в городок приехала целая делегация конгрессменов и прокуроров. Нас освободили. К тому времени нас оставалось девять. Луи не дожил. Целая церемония была. С журналистами. Шоу. Федеральное правительство освобождает последних пленных повстанцев-сепаратистов.

Главный из конгрессменов толкнул речугу под телекамеры и вспышки фотоаппаратов.

– Сегодня мы наконец-то ставим точку во второй Гражданской Войне и примиряемся с последними восемью сепаратистами. Теперь и они могут вернуться к своим домам и зажить обычной жизнью!

Восьмью? Нас девять! Конгрессмен идёт и вручает паспорта моим товарищам. А мне? Ко мне подходят полицейские и надевают наручники. Что за чёрт?

– Сегодня произошло ещё одно знаковое событие, – продолжает вещать конгрессмен, – Изобличён последний военный преступник второй Гражданской! Он виновен в гибели нескольких сотен военнослужащих армии США! Он будет предан суду и получит достойное наказание. Все должны знать, что у Закона США длинные руки и никто не уйдёт от возмездия!

Это он про меня? Я – военный преступник? О, боже, за что? Я же просто воевал!

На суде мне адвокат шепнул, что тот молодой офицер, что подорвался возле моего броневика был единственным сыном генерального прокурора США, а в одном из подбитых мною танков сгорел брат губернатора одного из штатов. Но, я же уже чёрт знает сколько отсидел в рабстве! Суд даже не слушает мой лепет. Двести восемнадцать лет тюрьмы. Почти по году за каждого повешенного на мою совесть янки. Гуманно. Торжество гуманизма. Один год за одну смерть. Апелляция. Они там издеваются? Мне скостили двадцать два года, засчитав в отбытый срок годы проведённые в рабстве.

Тридцать пять лет в тюрьме. С неграми и латиносами. О, нет-нет, прекрасные ребята. Белые расисты запрещали им работать и парни чтобы хоть как-то прокормить свои семьи были вынуждены торговать наркотой или заниматься небольшими экспроприациями. Насилие в тюрьме? Я не хочу говорить на эту тему. Что? Нет. Вы не так поняли. К однополым отношениям я в какой-то степени даже с симпатией… Но эта тема для меня глубоко личная.

В предпоследний год двадцатого века я неожиданно попал под амнистию. О, да! Та знаменитая амнистия Била Клинтона! Когда, я наконец поменяю временный вид на жительство на паспорт, то обязательно пойду голосовать за Клинтон. Что? Он больше не может быть президентом? Жаль. Но у него же есть жена, дети, племянники в конце концов, буду голосовать за них. И всё же Бил великий человек. Эта его идея национального примирения и покаяния. Это то что нам в США так не хватало все эти годы.

Я вот только никак не могу понять. Вот этот лозунг: «Жизни цветных имеют значение!». Нет, я не против. Наоборот. На вот про нас – французов забыли! Почему я должен при входе в супермаркет становиться на колени? Я ведь тоже был в рабстве у белых янки! Да, я считаю, что «Жизни французов тоже имеют значение».

Очерк-интервью из сборника «Новое мышление и толерантность». Нью-Йорк, США. 2005 год.

24 марта 1943 год. Остров Узедом, Германия.

Уже более месяца длился аврал со всеми сопутствующими движухами-неразберихами, нервотрёпкой-усталостью и внушениями-трендюлями от начальства. Ясно, что от тутошнего, полигонного начальства. Майор Пауль Зиберт, по нынешней должности – командир одного из нескольких отдельных инженерно-строительных батальонов, впахивающих на стройках секретного ракетного полигона, сидел за рабочим столом и тупо пялился на солидную кучу-стопку бумаг-документов.

Твою мать! За что? Расхлёбывать-разруливать несомненно придётся, но как это не вовремя!

Недели три назад… Нет. Отставить! Ровно девятнадцать дней назад. Вот, вот так должен мыслить настоящий ариец, мать его за ногу! Что за плебейские жаргонизмы? Выражайся яснее! Свинская собака! Во! Это по-здешнему, вот так и надо!

Да, замотался майор. Мысли разбегаются. Но всё же надо собраться и раскинуть мыслью по древу. Опять?

МАйор резко поднялся со стула и прошёл в туалет. Холодная вода в лицо и на идеально, по-уставному постриженные волосы. Полегчало. Взбодрился. Для того чтобы распрямить запутанные мысли, надо начать с начала, от печк… опять? Всё-всё.

Шло очередное рабочее совещание у руководителя проекта генерал-майора Дорнбергера³⁹. Ракетный проект Рейха неожиданно для всех причастных получил дополнительное, просто огромное финансирование. И такие же огромные предъявы по скорости исполнения. Учёные-конструкторы довольно урчат. Администраторы-управленцы потирают шаловливые ручки, как же, такие ресурсы в управление получены! Скучно и задумчиво только руководство строительных и технических структур-подразделений. В кратчайшие сроки необходимо построить и ввести в эксплуатацию кучу объектов. От простейших бетонированных окопов и легкосборных ангаров до дополнительных подземных бункеров, стартовых ракетных столов-площадок и капитальных сборочных цехов. Вроде и ресурсы-стройматериалы есть, и строительная техника и инструмент в достатке, и даже с рабочими руками всё в порядке, даром что ли ещё один лагерь с военнопленными на остров перебазировали, ведь пять размещённых на полигоне инженерно-строительных батальонов своими силами никак не справятся со всем объёмом работ. Вроде бы всё необходимое есть для того чтобы в срок исполнить задачи нарезанные Фюрером и Партией. Всё, да не всё.

Есть ещё на стройке такие должности – бригадир и прораб. Без них никак. Ни фундамент не забетонировать, ни даже нужного размера-габарита котлован не выкопать, и это не говоря про установку всякой-разной инженерии, водопровод-канализация, электричество-телефония и гидравлика-пневматика со сложно-извращённой, германским инженерным гением, электромеханикой. И надо этих прорабов-бригадиров много. Очень много. Пленных-работяг нагнали почти под сорок тысяч. Грубый расчёт. Один бригадир на двадцать-тридцать рабочих. Тысячи полторы бригадиров надо. Прораб на три-пять бригад. Триста-пятьсот прорабов. Где такую уйму строительных и около строительных специалистов взять? А, что Рейх обеднел на технически грамотных мужиков? Как не странно – да. Обеднел. Потери на Восточном фронте, даже с учётом мобилизации союзников, всё равно вынуждают отправлять на войну природных немцев. Инженеров конечно стараются не трогать. Но на место взявшего винтовку квалифицированного рабочего приводят под конвоем унтерменша-остарбайтера, а за ним глаз да глаз нужен, квалифицированный инженерный глаз, чтоб не падало качество. В общем при деле все немецкие инженера. Неоткуда их взять в таком количестве. Можно было бы по Европе, по союзникам насобирать, да не хочет Фюрер даже по чуть-чуть делиться техническими секретами со своими союзниками. Набрать из военнопленных? Бригадир-староста-капо в бараке это не тоже самое, что бригадир-прораб на серьёзной ответственной стройке.

– Разрешите, герр генерал-майор, – подал голос на том совещании один из командиров инженерно-строительных батальонов – коллега Пауля.

– Да, говорите, майор.

– А, может действительно набрать из пленных.

– ?

– Думаю, если поискать по всем лагерям, то найдется там хотя бы несколько сотен офицеров-строителей.

– Поставить русского офицера руководить русскими же пленными солдатами? – встрепенулся один из эсдэшников рулящих на полигоне безопасностью, – Может им ещё и оружие дать? Это не возможно!

– Но, если эти русские офицеры уже сотрудничают с нами…

– Среди русских офицеров не так много разумных людей. Они редко идут на сотрудничество. И я сильно сомневаюсь, что среди таких разумных мы сможем хотя бы сотню толковых инженеров-строителей отыскать.

Но майора не смутить аргументами эсдэшника.

– Извините, герр генерал-майор, разрешите я немного порассуждаю?

Одобрительный кивок Дорнбергера.