О том, что солнце уходит за горизонт, доктор Родригес определил по смене цвета в операционной. Голубоватый днем милк, из которого было сложено большинство строений Зоны, начинал светиться розовым во время заката. Этого неяркого, но какого-то плотного света хватало для жизни, и потому обыватели Пасмурной зоны почти не держали свечей. Однако для тонких медицинских манипуляций в отсутствие электричества они были необходимы. А электричество в этот район обещали провести только через год-два. Это уж как у старого консула в голове пазлы сложатся.
Эрнандо Родригес, суховатый и подвижный, как и большинство из Латинского сектора, только что закончил операцию. Он щедро напоил эксом избавленного от аппендицита милковщика и направился в пристройку больницы, где часто ночевал после смены. Однако вместо запертой по обыкновению двери его встретило темное чрево распахнутого настежь проема.
Доктор Родригес насторожился, но не испугался. Даже самые отпетые бандиты не трогали общественных врачей, справедливо полагая, что когда-нибудь им самим понадобится скорая медицинская помощь.
Темные пятна на полу и знакомый до мурашек запах оповестили врача о незваных гостях, нуждающихся в его профессиональной помощи. Осторожно приоткрыв двери кабинета, Эрнандо мысленно очертил себя кругом Единого, хвала ему и почитание. Но вместо обвешанных оружием душегубов разглядел в розовых сумерках старого знакомца Шера вкупе с каким-то молодым парнем, без сознания растянувшимся на его кровати.
Добытчик сидел неподвижно в единственном кресле и поприветствовал доктора Родригеса лишь легким наклоном головы.
– Привет, Эр. У меня к тебе небольшое дело.
По тому, как слаб оказался голос посетителя, Эрнандо понял, что его помощь Шеру жизненно необходима. Он быстро зажег масляную лампу и, подойдя к добытчику вплотную, снова помянул Единого. Дэмьен оставил болт, чтобы не усилить кровотечение, и железный штырь до сих пор торчал из его куртки диковинным шипом.
– Сначала его, – Дэм осторожно кивнул на кровать с бессознательным Сандро. – У него истощение, какая-то зараза в правой ноге и кровь, полная грассы. Если бы ты слышал, что за чушь он нес, пока я его тащил!
– Ты его тащил с этим? А то, что болт при движении мог задеть подключичную артерию, подумал?! Даже ты успел бы истечь кровью, несмотря на свою бешеную регенерацию.
Пока длился выговор, врач быстро, но осторожно избавлял Дэмьена от одежды, где нужно разрезая куртку и прятавшуюся под ней футболку небольшими острыми ножницами. Внимательно осмотрев и ощупав рану, Родригес покачал головой.
– Я был прав: артерия совсем рядом. Просто так болт не вытащить – порвем. Нужно оперировать.
– Мне нельзя в больницу, – пробормотал Дэм. – Ты же знаешь.
– Знаю, – вздохнул Эрнандо. – Твое занятие не предполагает… Будем оперировать здесь, но у меня закончился экс.
– Обойдусь, – устало улыбнулся добытчик. – Кстати, возьми в рюкзаке грассу. Отнесешь, куда я скажу, и обменяешь на экс. А пока спрячь подальше.
– Дело не только в этом. Мне нужен помощник.
– Твои помощники – карманники и мелкие хулиганы, осужденные на общественные работы, а мне нельзя…
– Помолчи, – доктор Родригес озабоченно вгляделся в бледное лицо добытчика. – Они не донесут полиции.
– Я теперь не полиции опасаюсь, – пробормотал Шер. – Мы с Краем разошлись во мнениях насчет моего контракта…
– Тихо, – Эрнандо приложил палец к губам Дэмьена. – Я понял. Но у меня есть человек, которому наплевать и на Края, и на полицию. Жрец Триединого. Он подрался со священником и угодил под суд. Полгода общественных работ. И в медицине разбирается. Он не сдаст тебя никому.
– Ладно. Я понял. Зови его…
– Э-э-э. Подожди, не отключайся!
– Я не отключаюсь. Я ухожу. Надеюсь на тебя. До встречи, Эр.
Голова Дэмьена упала на грудь, а дыхание выровнялось и замедлилось. Убедившись, что это скорее транс, чем обморок, доктор Родригес мысленно помолился Единому и отправился на поиски своего будущего ассистента.
Дэмьен шел в полной темноте, но в выбранном направлении не сомневался. Пустота звала его, и он собирался сегодня ее навестить. Это было его девятое посещение, и каждый визит Дэм помнил до мельчайших деталей. Особенно первый, который все изменил. Погружаться в свое сознание со временем становилось проще… и опаснее. Пустота набирала силу и выпускала посетителя обратно все с большей неохотой. Дэмьен не знал, отважится ли прийти сюда в следующий раз. Он никогда не спрашивал отца, приходил ли он в свою Комнату. Об этом в их роду предпочитали помалкивать, как будто молчание могло избавить от проклятия. Каждый справлялся со своей Пустотой как мог, и юный Дэмьен уважал это неписаное правило. А вот сейчас жалел, что не задавал отцу неудобных вопросов. По крайней мере, мог узнать, был ли он ненормален, так же как и остальные мужчины его семьи, или еще ненормальней.
Впереди замаячил слабый свет, и вскоре Дэмьен стоял у простой белой двери в стене, терявшей свои границы в черно-фиолетовой бесконечности. Эту дверь он помнил очень хорошо – она вела когда-то в его детскую комнату. Даже краска облупилась возле ручки точно так же. Ему оставалось только повернуть ее и шагнуть за порог к нетерпеливо ожидающей его Пустоте. Чтобы в очередной раз удивиться ее отсутствию. Как только Дэм входил в Комнату, Пустота исчезала.
«Ну, разумеется, ведь Комната больше не пуста. Тут я торчу», – пробормотал Дэмьен и с размаху упал на огромную мягкую кровать под золотистым балдахином. Мельком глянув на массивные напольные часы, Дэм поморщился. Время в Комнате невозможно было сопоставить со временем во внешнем мире. Стрелки то застывали на месте, то неслись будто секундные. «Придется включить панель», – Дэм дотянулся до пульта и через мгновение услышал голос доктора Родригеса, с помехами доносившийся из динамиков. Экран огромного, во всю стену, телевизора оставался темным. Дэмьен никогда не видел на нем внешнего изображения, потому что глаза его в моменты «ухода» оставались закрытыми.
Поборов искушение вставить в видеоприставку любимый диск, Дэм сосредоточился на разговоре врача и ассистента, чтобы не пропустить удобный момент для возвращения. Даже лишняя минута, проведенная в Комнате, могла стать роковой. Чем дольше Дэмьен здесь находился, тем труднее ему было заставить себя возвращаться. Но остаться – значит умереть. Покинутое разумом тело проживет всего лишь несколько дней без воды и пищи. Дэмьен понял это очень давно и именно поэтому оказывался в Комнате лишь по крайней необходимости.
– Скальпель, – услышал он напряженный голос Эрнандо и понял, что операция уже началась.
– Возьмите, доктор.
Голос жреца Триединого оказался низкий и гулкий. Приятный тембр. Наверное, проповеди с таким голосом удаются отменно.
– Посвети мне здесь, Ганс. Да, так хорошо. Я сейчас разрежу, а ты медленно тяни.
– Осторожно, доктор!
– Ты меня еще поучи! Тяни…
– Сект! Задели!
– Сект! Держи здесь! Пальцем придави. Держи, я сказал!
В наступившей тишине было слышно только двойное хриплое дыхание. Дэмьен понял, что дела его плохи. Видимо, извлекая болт, артерию все-таки порвали. Значит, Комната станет для него могилой со всеми удобствами. А что там Эр сделает с его телом, Дэмьену было как-то все равно.
– Что будем делать, док? – напряженно спросил Ганс.
– Чтобы пережать артерию, а потом зашить, нужны специальные зажимы. У меня их сейчас нет – одолжил соседней больнице. Именно сегодня. Значит…
– Он умрет?
– Нет, если у тебя сильные пальцы, – Эрнандо говорил очень тихо.
– Что вы имеете в виду?
– Разрыв совсем небольшой. Ты прикрываешь его пальцем и держишь часа четыре. Все.
– В каком смысле «все»? Он умрет? – нотки недоумения в голосе Ганса мешались с раздражением.
– Нет, – тяжело вздохнул доктор Родригес. – Он не умрет. Разрыв затянется.
– Доктор, вы в своем уме?
– С тех пор, как повстречался с ним – не уверен.
– То есть вы утверждаете, что за четыре часа порез на артерии сам собой заживет?
– Да.
Дэмьен буквально почувствовал, как Родригес кивнул, рубанув воздух ладонью. Он всегда был щедр на жесты.
– Я не первый раз шью его, – продолжал врач. – Первый был больше года назад. С тех пор наблюдаю за ним. Его способности к регенерации потрясающие. Такое ощущение, что у него экс вместо крови. Я даже как-то попросил его о маленьком эксперименте… сделал небольшой надрез на руке.
– И?
– И на следующие сутки остался только шрам. Потом и шрама не осталось. К тому же у него явно был сломан позвоночник. Причем в нескольких местах. По всем правилам он должен быть мертв или полностью парализован. Но он взлетает на башни, как…
– Как шершень, – закончил за врача жрец. – Так вот он какой, знаменитый Шер. Давно наслышан и очень хотел встретиться. Встретился, хвала Триединому.
– Только не поминай своего бога при мне, – поморщился Родригес. – Я молюсь другому.
– Можете спокойно продолжать. Никто на божественность Единого не покушается. Триединый – не бог, а всего лишь существо, от которого зависит судьба нашего мира. Однажды Он уже спас его и разрушил его. Что сделает Он с миром теперь, неизвестно. Вдруг мы ему не понравимся?
Дэм мог поклясться, что врач в этот время картинно закатил глаза.
– Пожалуйста, Ганс, избавь меня от проповеди и держи крепко. Вот стул. Садись осторожно, не сдвигай палец. Через два часа я тебя сменю. Надеюсь, порез уже немного затянется…
– Я признаюсь, что не поверил вам сразу, но теперь вижу собственными глазами – остальное кровотечение действительно прекратилось. Как вы думаете, в чем причина подобной живучести? В мутации? – любопытство жреца, по мнению Дэма, лишь немногим уступало неугомонности библиотекаря.
– Я тоже сначала так решил, – доктор Родригес явно был рад понимающему собеседнику. – Но, судя по цвету кожи, Шер родом не из Пасмурной зоны, значит, воздействие милка можно исключить. Однако отсутствие волос…
– Да, для пасмурника у него слишком цветущий вид. Даже сейчас, – хмыкнул Ганс.
– Вероятно, он из Франкского сектора. Что-то в его речи…
– Он не из сектора, он из Циркуса.
Дэм с удовлетворением различил подрагивающий голос упрямого библиотекаря. Болтает, значит, выживет. Однако что он, раздери его сект, болтает!
– Ой, – кажется, будто Сандро услышал мысленный посыл Дэма и вспомнил обещание сохранить свои догадки о прошлом добытчика в тайне.
Похоже, даже рукой рот прикрыл от раскаяния.
– Вы очнулись, молодой человек…
Дэм услышал, как доктор Родригес направляется к кровати. Значит, с библиотекарем все будет в порядке. А вот с ним самим… Оставаться в Комнате так долго Дэмьен не планировал. Риск застрять в ней был велик. Но и вернуться – значит сыграть в русскую рулетку. В отличие от большинства горожан, он знал, что это такое.
Вернись Дэм сейчас, и боль, от которой он сбежал, набросится на него с удвоенной силой. А ведь ему даже пошевелиться будет нельзя, не то что дернуться. Скользкий от крови палец Ганса может соскочить с разрыва, и тогда Дэма не спасет никакая регенерация. К тому же новой порции боли Дэмьен собирался всеми силами избегать. Слишком много ее было в его жизни.
Взвесив все «за» и «против», Дэм решительно двинулся к стопке дисков и, покопавшись немного, выбрал с детства любимый фильм, в котором где-то «в далекой-далекой галактике бушевали «Звездные войны».
Дэмьен «пришел», когда за окном забрезжил неяркий дневной свет. Такова была особенность Пасмурной зоны, неизвестно для чего построенной сектами вокруг города-музея. Гигантские перекрытия из милка – инопланетного материала, белого, как молоко, практически не пропускали солнечные лучи, но под их воздействием светились сами. Сразу же после Оккупации в Зоне начали селиться ошеломленные, сбитые с толку люди, не умеющие почти ничего. Здесь до них не добирались проливные дожди и снега, не палило солнце. Всегда тепло, всегда сухо. Всегда светло. Только свет в Зоне, окружившей Город, был иным. Инопланетным. Даже самым солнечным днем в Пасмурной зоне было… пасмурно. Как будто небо плотно затянули грозовые тучи. Но люди с радостью шли под навес смыкающихся на стометровой высоте перекрытий и строили свой город из осколков разбитых башен, не догадываясь, что скрытое милком солнце обидится на спрятавшихся от него детей.
Сначала жителей Пасмурной зоны выдавало лишь отсутствие загара, но через полвека горожане наконец заметили, что изменения в «пасмурниках» оказались куда глубже. Мутации и уродства появлялись все чаще, и даже эксу не под силу было их исцелить. Началась волна исхода. Все, кто решил перевезти свои семьи, отдавали последние гроши в казну наместников, лишь бы получить прописку в одном из двенадцати Секторов. Но Пасмурная зона не опустела. К жителям, не осилившим прописочный налог, слишком беспечным или трусливым, добавились те, кто оказался не в ладах с законом. И через какую-то сотню лет Пасмурная зона стала огромным криминальным районом – головной болью правительства и добропорядочных горожан.
Все это Дэмьен прекрасно знал из уроков истории и своих коротких юношеских вылазок в этот запретный и потому такой манящий пасмурный мир. Когда же судьба сделала Пасмурную зону его постоянным пристанищем, он быстро привык к ее собственным неписаным законам и бледным, а иногда очень странным жителям. Единственное, к чему он так и не смог привыкнуть, – это к отсутствию солнечного света. Потому-то выходы в Кольцо стали для добытчика помимо работы еще и доставляющими истинное удовольствие прогулками.
Вот и сейчас, ощущая сквозь сомкнутые веки бледный свет, Дэмьен мог только гадать, сколько времени он проторчал в Комнате. Часы, как всегда, вытворяли не весть что, три части «Звездных войн» пролетели как одна, а когда он решил, что пора выходить… Этот «выход» он будет помнить до скончания дней. Дэмьен выползал из Комнаты буквально на карачках, преодолевая сопротивление неожиданно сгустившегося воздуха и чувствуя себя мухой, попавшей в мед. Едва только дверь захлопнулась за ним, Дэм обессиленно прислонился к белому дереву и поклялся, что, как бы обстоятельства ни вынуждали, он больше сюда ни ногой.
«Кстати, а как нога?»
Не открывая глаз, он осторожно пошевелил проткнутой ступней и, не почувствовав боли, удовлетворенно улыбнулся. Все-таки есть польза от его уродства, определенно есть. С плечом Дэм был гораздо осторожнее, и не зря. Боль полыхнула под закрытыми веками белой кляксой, но, судя по ощущению стянутости, рана заживала хорошо. Неделя, и рукой можно будет двигать совсем свободно. Однако покинуть пристройку Эрнандо придется поскорее, иначе люди Края…
– Хвала Единому, мой добрый друг Шер очнулся, – услышал Дэмьен знакомый голос и, досчитав до пяти, открыл глаза.
Перед ним на стуле сидел наркобарон, во всей красе и славе: с рукой, висящей на перевязи, распухшим носом и блестящими от экса глазами в обрамлении чернильных синяков. Почти подпираемый с боков двумя телохранителями, чьи арбалеты были направлены прямехонько в обнаженную грудь Дэма, он чувствовал себя прекрасно и явно наслаждался происходящим.
О проекте
О подписке