Глава 2

Он

Наконец-то, ушла. Что за чудо-юдо репетитора мать наняла? Щуплая, в дурацких очках с роговой оправой и в старомодном наряде времён моей бабушки отталкивающего коричневого цвета она точно могла бы занять первое место на конкурсе: «Мисс нелепость года».

Но меня ей обмануть не удалось. Даже в этом невзрачном костюмчике отлично проглядывалась её точёная фигурка: стройная и подтянутая. А ещё Женя была определённо красива, и ужасный маскарад не мог скрыть этого.

Особенно выделялись на её лице глаза. Я успел их хорошо разглядеть, ведь она сидела очень близко. Огромные, голубые, как сапфиры. Зачем она их прятала, почему не носила линзы? Да и одежду эту непонятную напяливала на себя…

А ещё Женя являлась счастливой обладательницей шикарных волос медного цвета, мягких и шелковистых на ощупь. Я был в этом уверен, несмотря на то, что она намеренно пыталась утаить данный факт, собирая их в строгий пучок.

Но больше всего мне приглянулись веснушки, которые Женя тщательно замазывала. Весь её вид вызывал умиление. Она напоминала лисичку, такую симпатичную, рыженькую, хитренькую и немного диковатую.

Я старался не думать о ней, но не получалось. Вспомнил её голос: нежный, вкрадчивый. Он обволакивал, я не мог сосредоточиться на том, что Женя говорила или спрашивала, часто терял нить разговора, и она, скорее всего, подумала, что я плохо знаю английский. Но мне легко давались иностранные языки, просто, когда родители начинали давить авторитетом, делал им наперекор.

Я зря сорвался сегодня на неё, но меня очень разозлила родительница, которая, не спросив моего мнения, наняла репетитора, а потом угрозами заставила заниматься. Женя просто попала под горячую руку.

Она только недавно уехала, а я снова хотел её увидеть, почувствовать рядом. Жадно втянул ноздрями воздух, в комнате до сих пор витал аромат её лёгких цветочных духов.

Взгляд упал на часы: вот, чёрт, я опаздывал. Быстро переоделся, взял куртку и бегом спустился вниз.

– Я ушёл, – поставил, как всегда, перед фактом мать.

Она, конечно, добрая и пыталась наладить отношения, но поздно спохватилась. Раньше надо было думать, когда били и задирали одноклассники, издевались, каждый день ломая меня, как личность, уничтожая полностью самооценку. Опоздали родители на несколько лет. Другие люди помогли тогда, а не самые близкие родственники, не замечавшие ничего вокруг, посвятившие себя построению карьеры.

Я познакомился с Гариком, когда мне было пятнадцать лет. Шёл домой из школы в очередной раз униженный и оскорблённый. Из разбитого носа капала кровь. Со злости пинал всё подряд на своём пути.

Это был предел!

Ненависть на моих обидчиков переходила в ярость. Нужен был выплеск эмоций. Я задыхался. И тут меня кто-то дёрнул за плечо. По привычке отпрыгнул, встал в оборонительную позу, поднял к лицу кулаки и зажмурился.

– Эй, я не собираюсь тебя бить, – услышал. – Кто это тебя так уделал?

Открыл глаза: напротив стоял здоровенный мужик лет тридцати пяти и доверия явно не внушал.

– Да утырки одни, – сказал, махнув рукой. – Ничего, сегодня они меня, а завтра я их!

– Это точно, пацан, – ответил он, потрепав меня по плечу. – А пойдём, посидим в кафе, например. Есть тут поблизости что-то приличное? У меня к тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться.

Я смотрел на него широко раскрытыми глазами.

«Он, правда, думал, что я мог куда-то с ним пойти?»

– А с чего это я должен, дядя, с тобой отправиться в какое-то кафе? Я тебя знать не знаю. Ты увидел побитого сопляка и решил, что я с радостью соглашусь на все твои предложения и, как бездомная собачонка, которой бросили косточку, виляя хвостиком, побегу за хозяином? Так вот, не дождёшься! Ты иди своей дорогой, а мне домой надо. Я не бездомный пёс. У меня есть крыша над головой, и с сомнительными личностями общаться не собираюсь, – закончил свой монолог, гордо задрав подбородок.

– А ты с характером, пацан, я сразу это понял, – мужчина усмехнулся и протянул мне руку. – Игорёк, для своих – Гарик.

Чёрт дёрнул меня тогда ответить.

– Дмитрий.

– Димон, значит, – сказал он и смачно плюнул. – Ну, пошли, Димон, в твою новую жизнь.

И, развернувшись на пятках, не оборачиваясь, направился к машине. К суперсовременному навороченному внедорожнику известной марки. Он ни разу не оглянулся, знал, что пойду за ним, и не ошибся, ведь я, как под гипнозом, поплёлся следом, действительно, как побитый щенок.

Я часто прокручивал в голове свои действия: «Почему вдруг доверился незнакомцу? Как такое могло произойти?»

И пришёл к выводу, что сработало сразу несколько факторов.

Первый – страх. Гарик был из другого мира: жёсткий, властный, уверенный в себе мужчина. Глядя на него, у меня дрожали коленки. Он манил и, как будто говорил: «Вот увидишь, ты сможешь стать сильным, у тебя получится». Конечно, я мечтал отомстить обидчикам, сделать так, чтобы они меня боялись, завидовали, уважали. Обычное желание подростка-изгоя проявить себя как личность.

Второй фактор – лесть. Он единственный, кто за долгое время поговорил со мной так жёстко, по-взрослому и на равных. Выслушал, проявил внимание, вселил уверенность в завтрашнем дне, дал надежду на будущее.

И третий – любопытство. Дико хотелось узнать, что это за загадочное предложение.

Все сигналы опасности отключились разом, и Гарик, возможно, просто оказался в нужном месте в нужное время.

Он не обманул: у меня начался новый этап в жизни. Я стал самым крутым парнем в школе, уверенным, самодостаточным и при деньгах, которые получал за участие в подпольных боях без правил. Но не всё было так безоблачно, как казалось: «соскочить» с их крючка не получалось. В восемнадцать лет я подписал контракт, по которому нужно было продержаться определенное количество боев до моего двадцатилетия.

Целых три года из меня делали бойца, учили направлять ярость и гнев в нужное русло, и теперь я должен был окупить вложенные силы и потраченные финансы. Но в последнее время становилось всё тяжелее, ведь большинство участников таких соревнований являлись полными отморозками, выходцами из неблагополучных семей, за всю свою короткую жизнь повидавшими такое, что многим и не снилось.

Жестокие уже с детства, так как многих били и калечили собственные родители, они зубами вырывали победу, ведь за неё срубали хороший куш.

А самое главное: практически никто из них не боялся смерти, потому что возвращаться в случае неудачи им было некуда. Для этих людей существовало только два пути: накопить деньги и поменять будущее или… умереть.

В первый год я был одним из лучших. Самый расцвет сил, злость и желание доказать, что чего-то стою, мотивировали. А потом запал прошёл, начал проигрывать и уже один раз даже лежал в частной клинике на грани жизни и смерти. Но мне тогда с лихвой хватило накоплений, чтобы заставить врачей молчать.

А с родителями получилось ещё проще: их не было в городе целый месяц, поэтому, когда они вернулись домой, я уже в полном здравии посещал университет, и ничего, кроме новых шрамов, не говорило о недавней госпитализации. Конечно, мать замечала изменения в моей внешности, но вопросов не задавала, знала, что всё равно не отвечу.

Участники менялись, появлялась «свежая кровь»: молодые, натренированные тела, выдрессированные звери, готовые убивать. А у меня совсем пропал стимул, и это сказывалось на боях не лучшим образом. Воспоминания об унижениях больше не вызывали негативных эмоций, как раньше, ведь я отомстил обидчикам, что, кстати, оказалось делом несложным. Ну, всего-то подержал за ноги на крыше школы головой вниз лидера той шайки шакалов, а остальных даже пугать не пришлось, сами смекнули, что со мной не стоит связываться, и отвалили.

Нет, в друзья никто не напрашивался, зато боялись и обходили стороной. Из-за вспышек неконтролируемого гнева прозвали психом, а из-за того, что ни с кем не общался, волком-одиночкой. Получился «психованный волк-одиночка» – термоядерная смесь. Но соглашусь, что они точно охарактеризовали меня. Как говорится, «не в бровь, а в глаз», и это совсем не злило. На правду не обижаются.

Такое положение дел полностью устраивало, так было лучше для всех. Учителя стали реже вызывать к доске и явно завышали оценки, никто не хотел лишний год наблюдать мою личность в школе.

Поэтому я внезапно пополнил ряды отличников, что не могло не радовать мать, а, что думал по этому поводу отец, не догадывался, так как редко его видел.

Порой даже забывал, как родитель выглядит. Он постоянно находился в командировках, а в те дни, когда присутствовал дома, не обращал на меня внимания.

Отец почти не выходил из рабочего кабинета, но иногда мы всё-таки встречались на кухне.

– Как дела, сын? – спрашивал он, задумчиво глядя в окно.

– Всё хорошо, отец, – отвечал я.

Это наш обычный разговор: скупой, сухой, безразличный! Мыслями отец всегда пребывал на работе, и я для него был пустым местом.

В детстве очень переживал по этому поводу и делал всё, чтобы родитель меня заметил. Как-то раз разрезал все его любимые костюмы. Ожидал криков, ругани, серьёзного наказания, в конце концов, а он, тяжело вздохнув, исчез на весь вечер в комнате. А однажды притащил домой грязную собаку, после которой весь первый этаж стал похож на поле боя. Но услышал лишь короткую фразу:

– Что ты наделал, сын?

В тот же вечер родитель уехал, оставив после себя горький привкус разочарования в душе и незаживающую рану на сердце. Я поклялся, что больше никогда не буду пытаться завоевать внимание отца. Ведь ужасно ощущать себя невидимкой в глазах любимого человека. Понимать, что работа важнее сына. Постоянно наблюдать равнодушие и безразличие.

Обида, боль, в какой-то момент даже ненависть, жили и крепли во мне, но спустя время я остыл, смирился с полным отсутствием его персоны в моей жизни и в ответ тоже решил игнорировать родителя. Я принял правила игры, и мне стало легче: у него не было сына, значит, у меня не было отца.

Ну, а сейчас я спешил на свой очередной бой.

Глава 3

Она

Приехав домой, наполнила ванну, легла и закрыла глаза, наслаждаясь тишиной и покоем. Я снимала квартиру одна, так как моя младшая сестра жила у бабушки в соседнем областном городе, но она часто приезжала ко мне в гости.

Долгое время у нас была обычная полноценная семья, пока с папой не произошёл несчастный случай на заводе, вследствие которого он умер. Мама, беременная вторым ребенком, от горя и переживаний родила раньше срока. Альку пришлось долго выхаживать. Сестрёнка росла слабым, болезненным ребенком, и плач стал постоянным спутником нашей жизни. Помощь присутствовала только со стороны бабушки по папиной линии.

Когда Але исполнилось полтора года, мама вышла на работу и влюбилась, как она потом сказала, в лучшего мужчину на свете, а затем, укатив с ним в неизвестном направлении, оставила нас с сестрой на попечение бабули.

Мы никогда больше о родителях не говорили. Это была запретная тема, зачем бередить раны. Денег категорически не хватало. Я ходила в старых вещах соседской девочки, которые потом донашивала Алька.

В школе со мной дети не общались и часто насмехались. А в пятнадцать лет, вдобавок, резко упало зрение, и пришлось носить дешёвенькие некрасивые очки. Но, несмотря на всё это, я считала себя довольно-таки симпатичной и, как все девчонки, мечтала о большой и чистой любви.

В свободное от учебы время проводила за чтением, поэтому обожала фантазировать. Чаще всего воображала себя золушкой или принцессой, которую однажды принц увезёт в сказочное королевство, защитит от злых одноклассников, а они с завистью посмотрят нам вслед. Я, можно сказать, жила в своём мире.

Хотя от реальности полностью не отключалась. Мне очень нравился один мальчик в классе – Александр Савельев. Конечно, он был красавчиком, на которого вешались все девчонки школы. Естественно, лучшим в спорте и учебе. И, разумеется, встречался с самой симпатичной ученицей.

Украдкой поглядывая на него на уроках, представляла, как мы гуляем, держимся за руки, и он покупает мне мороженое. В своих мечтах я видела себя без очков, с распущенными волосами и в красивой дорогой одежде. Мы весело проводили время, я смеялась над его классными шутками, часто улыбалась и беззаботно отрывалась, наверное, потому что в жизни было не до смеха.

После учебы я шла домой, чтобы убраться и приготовить еду, бабуля уже одна не справлялась с делами. Потом приводила Альку из садика, а вечером отправлялась на подработку: мыла полы в аптеках, чтобы хоть как-то помочь нам с деньгами. Приходила поздно и часто засыпала над уроками прямо за столом, поэтому училась посредственно.

Но меня всё устраивало. Я любила жизнь в принципе и, несмотря на все события, произошедшие со мной в детстве, старалась находить позитив во всём. Весной радовалась солнышку и первым распустившимся листочкам. Летом обожала наблюдать за бабочками. Они завораживали своей красотой. Часами могла смотреть, как они порхают с одного цветочка на другой. Зимой мне нравилось сидеть на окне с кружкой горячего какао в одной руке и с книжкой в другой, представлять себя главной героиней очередной истории и переноситься в волшебный мир. Туда, где всегда добро побеждает зло, где правят миром любовь и верность, где нет места предательству и боли.

Я читала только такие истории и однозначно была романтической натурой, слишком наивной и доверчивой для своего подросткового возраста, неприспособленной к жизни, как сейчас говорят. Естественно, сказывался дефицит общения со сверстниками. Но я этого не понимала и никакого дискомфорта не испытывала, обожала свою сестрёнку и бабушку, и их общества мне было достаточно.

Я росла добрым, чутким ребёнком и в будущем хотела стать ветеринаром. Тащила всех больных животных в дом, лечила, откармливала и отпускала на волю или пристраивала в добрые руки, но не сложилось…

В один миг сказочный мир разрушился, как карточный домик

Бах… и всё, во что верила, превратилось в пыль, и не стало больше маленькой наивной девочки Жени…

Тот день я не забуду никогда…

– Женя, Женя, ты опять в облаках витаешь? – голос учителя доносился как будто со стороны. – И о чём я тебя сейчас спросила?

Я глупо заморгала: вот опять замечталась на уроке.

– Простите, я прослушала. Не могли бы вы повторить вопрос, пожалуйста, Вера Георгиевна?

– И о чём же ты, Евгения, замечталась? Наверное, представляла себя на красивой яхте в открытом море в окружении прекрасных принцев?

Класс засмеялся.

Да, даже учителя позволяли себе надо мной шутить, но в силу своей застенчивости я не могла дать отпор. Густо покраснев, опустила голову.

– Ага, Вера Георгиевна, точно! Женька в окружении крутых перцев танцует на яхте в своих мечтах, в жизни-то ей только с бомжами тусоваться, – продолжил Витька Сеньцов, один из любителей поиздеваться над сирыми и убогими, которые не могли ответить, других не трогал: боялся.

– Так, всё! Класс, хватит, прекратите! А ты, Евгения, в следующий раз будь добра слушать, что говорит учитель, а не витать в облаках!

– Хорошо, Вера Георгиевна.

В тот день я как обычно бежала из школы домой, чтобы всё успеть вовремя, как вдруг передо мной возник самый красивый мальчик в классе.

– Женя, Жень, подожди. Кричу тебе, кричу, – сказал Савельев, немного запыхавшись, видимо, догонял уже долго.

– Мне?

– Тебе, конечно. Ты куда так торопишься?

– Домой, естественно.

– А что делаешь сегодня вечером?

– Я?

– Да-да, ты, Женя! Ты, что ещё и глухая?

– Ага, – заржал Вован, друг Сашки. – Слепая, ещё и глухая!

Санёк отвесил ему подзатыльник, и тот сразу заткнулся.

– Я как всегда у-уроки учить буду.

От нервов начала заикаться, после смерти отца со мной такое случалось.

– Санёк, смотри, она ещё и заика, – заржал опять Вова и тут же получил очередной подзатыльник.

– Заткнись, Вован. Из её уст это звучит очень эротично.

– Ха-ха-ха, Санёк, ну ты даёшь – э-эротично!!

Я не знала, как реагировать на происходящее. Он зло посмотрел на своего друга, взял меня за локоток и отвёл в сторонку.

– Жень, есть предложение. Как ты смотришь на то, чтобы сегодня вечером прийти к нам на вечеринку?

– Н-на вечеринку к-к вам? Н-не знаю, у-у меня много дел…

– Женя, тебе пятнадцать лет, а ты всё: дом – школа. Приходи, пожалуйста, развлечёшься немного, я очень хочу, чтобы ты присутствовала, – и он взял меня за руку.

Я растерялась.

Неужели такое возможно?

Разве мог лучший парень в классе обратить внимание на забитую, зашуганную девочку в очках, всегда сидящую в одиночестве на последней парте. Разглядеть за невзрачной оболочкой настоящую Женю Синицыну: добрую, милую, интересную?

Так хотелось верить в то, что я действительно нравлюсь ему.

– Н-ну, хорошо, а к-куда приходить-то?

– Вечеринка будет у меня, только для избранных, – и он назвал адрес. – Приезжай к девяти, поверь, ты не пожалеешь!

– Х-х-хорошо.

– До встречи, Женечка, – и Саша поцеловал мои пальчики. Меня будто током пронзило: вот и я дождалась своего счастья.

Весь день всё валилось из рук, даже бабушка заметила моё нервозное состояние.

– Женя, что-то случилось?

– Да нет, бабуль, всё хорошо, просто я сегодня иду на вечеринку. Ты меня рано не жди, ложись спать, пожалуйста.

– Ох, доченька, – она тяжело опустилась на стул, схватившись за сердце. – А это точно безопасно? У тебя, прости, конечно, насколько я знаю, нет друзей в школе? Так с кем же ты пойдешь?

– А про Алину ты забыла? – соврала я. – Помнишь, она как-то приезжала к нам?

Это было давно, и Алина с тех пор со мной не общалась. Она заходила всего лишь раз за конспектом по биологии.

Бабуля тихонько заплакала.

– Милая, будь осторожна, хорошо? Я волнуюсь, ведь ты уже совсем взрослая, через несколько месяцев шестнадцать, а я до сих пор тебя как маленькую воспринимаю. Я так рада, что ты наконец-то с кем-то подружилась. Иди, конечно, развлекайся. Ты и так всё время работаешь, учишься, мне помогаешь и совсем не отдыхаешь.

Вечером я достала трясущимися руками одно-единственное приличное платье из своего гардероба, которое бабушка подарила на пятнадцатилетие и удовлетворенно выдохнула.

Оно было известного бренда и сидело на мне идеально. Бабуля пять лет откладывала деньги, чтобы его купить. Этот её сюрприз тогда стал полной неожиданностью, но приятной. К нему у меня имелись туфли и клатч, которые я приобрела позже.

Быстро надев его на себя, провела руками по фигуре, разглаживая складки и улыбнулась.

Бирюзовый оттенок платья выгодно подчёркивал цвет моих голубых глаз, которые после того, как я сняла очки и надела единственную пару линз-однодневок, припасенных на особенный случай, засияли, как сапфиры, привлекая к себе внимание.

Распустив длинные густые волосы до пояса, немного прошлась по ним расчёской, и локоны сразу легли мягкими волнами. С причёской у меня проблем никогда не возникало, укладка не требовалась.

Наносить макияж не стала, я им не пользовалась и не считала нужным. Надела модную обувь и готова была идти на свою первую в жизни вечеринку.

Когда появилась в таком виде перед бабушкой, она ахнула.

– Ты такая красивая, доченька. Ну, почему этого никто, кроме меня, не замечает? Посмотри же скорее на себя в зеркало!

Обернувшись, увидела в отражении привлекательную, стройную девушку, от взгляда на которую дух захватывало, но совершенно не узнавала в ней себя.

Я стала какой-то… пафосной, что ли. Но ради Александра готова была превратиться в кого угодно.

– Ну вот, я сегодня золушка, а ты бабуля – моя любимая фея.