Дин Кунц. Писатель с мировым именем. Как сейчас помню рекламу его «Окна в декабрь», которую печатали в конце подростковых детективов, которые я любила читать в школе.
Вообще трудно судить о писателе всего по одной книге, особенно учитывая, что одна книга может быть попаданием в «яблочко», а все остальные — полетом в «молоко». Впрочем, у меня все же есть приятное ощущение, что даже если все остальные его книги не покажутся мне шедеврами, читать я их все же буду с огромным удовольствием.
«Эшли Белл»... Книга-загадка, полная «играми разума» там, где все кажется предельно понятным. То, что начиналось как нечто уже знакомое, банально и в то же время претенциозно-мистическое, превратилось в сложный паззл, головоломку, в которой главным становится уже не столько то, спасет ли Биби девочку по имени Эшли Белл, а спасется ли она сама? Сможет ли сохранить себя, не поддавшись жгучему соблазну закрыться в раковине неведения с помощью волшебного заклинания Капитана? И наконец, кто такая Эшли Белл и почему, вернее, от чего ее надо спасать?
То, что изначально представилось погоней за призраком, превратилось в познание самой себя.
Книга заставляла меня все время думать. Продумывать различные варианты развития событий, пытаться распутать этот клубок из реальности и вымысла (разумеется, книжной реальности и книжного же вымысла), в котором вполне реальная и обыденная погоня превратилась в разделение миров.
По правде говоря, сложно рассуждать об этой книге, не делая спойлеров, однако отмечу, что придуманный автором ход нахождения героини сразу в двух плоскостях бытия, меня удивил. Собственно, как удивила и концовка, к которой Кунц все же сумел подготовить. Это был совершенно не тот случай, когда концовка известна еще в начале или хотя бы уже в середине. По крупицам, по крошечным деталям выстраивалась финальная интрига, которая оказалась в той же мере мистической, сколь и чудесной. Невероятной. И даже эта мистика оказалась далекой от банальных призраков прошлого, полтергейстов настоящего или духов будущего. Взаимное проникновение мира вымышленного в мир реальный оказалось выполнено той самой техникой, когда это еще не становится чудовищно гротескным, но в то же время может внушить ужас. Достаточно представить, как оно, шурша и поскребываясь, тихо пробирается за изголовьем вашей кровати, жутко и пристально глядя из темноты.
Чем мне нравятся книги Кунца (да, это всего лишь вторая, но даже по первой у меня получилось составить вполне определенное представление о стиле писателя), помимо самого стиля изложения, так это отношения. И сразу оговорюсь — я имею в виду и отношения между героями в принципе, и ту романтическую составляющую, которая не позволяет героям погрузиться в беспросветный хаос бытия, в котором нет ничего, кроме боли и разрушений, а та часть отношений, которую принято называть любовью, превращается исключительно в удовлетворение плотских желаний, и ничего кроме.
Отношения между Пэксом и Биби — довольно трогательное, милое и необходимое звено для того, чтобы связать обе реальности и привести их к единому знаменателю. Мне было мало глав, посвященных Пэкстону Торпу, в первой половине книги, но даже тех крох его воспоминаний и мыслей о невесте было вполне достаточно, чтобы иметь представление о глубине его привязанности, которая позволяет надеяться на невозможное. И хотя в определенный момент мне уже было не особо важно, сможет ли Пэкстон сохранить свою любовь, узнав всю подноготную ее похороненного в глубинах памяти прошлого (так как смутные подозрения начали уводить меня куда-то не туда), гораздо важнее было узнать, не окажется ли сама Биби погребенной под неподъемным грузом свалившейся на нее правды; однако все равно сомнений в том, что он верил и продолжал любить ее, не возникало.
Что касается непосредственно стиля Кунца — язык писателя очень богат на сравнения, эпитеты и иносказания. Благодаря красочности и сочности используемых им красок, словесное полотно превращается в замысловато сплетенное кружево, в котором каждый узел настолько тесно связан со следующим и предыдущим, что дерни его чуть посильнее, и кружево спутается, внеся сумбур и смятение. В нем нет той грубой прямолинейности и вполне определенной конкретики, которой полны книги Кинга, или иносказательных описаний, как это часто встречается у Лавкрафта.
Впрочем, если что и резало мне слух не раз и не два на протяжении всей книги, так это постоянное упоминание слова «сука». Я понимаю, что оно литературное, но... жалею о том, что не начала считать количество употреблений.
И наконец, почему «Эшли Белл»? Почему не «Биби Блэр»?
На мой взгляд, Эшли Белл стала символом победы, к которой стремилась Биби. Спасая Эшли Белл, Биби спасала саму себя. Почему? Узнаете в книге.
Но от себя добавлю, что в какой-то мере Эшли Белл, та самая Эшли Белл, героиня «Из пасти дракона», была самой Биби. Поэтому все логично.