Глава 5.

Так как, до трех часов дня, то есть до моей встречи с ребятами оставалось чуть больше двух часов, я щедро посвятил это время моей новой знакомой. Настя оказалась тяжело обучаемой ученицей, но послушной и старательной. Возможно, роль в скорости обучения играл страх снова упасть, а исходя из того, что она рассказывала мне вчера, он у нее явно должен был быть.

Начали мы с того, что я оценил, что она уже умеет. Я обозначил несколько ошибок в стойке, и ей нелегко дались эти изменения. Любые ошибки нужно было исправлять на корню, потому как, привыкнув их совершать раз за разом, переучиться было почти невозможно, а ездить неправильно – травмоопасно.

Затем мы перешли к следующему этапу, которому стоило уделить достаточно много внимания до начала обучения перекантовке – переднему канту. Перекантовка – самый сложный элемент в базовом горнолыжном катании, и ей невозможно научиться, если ты заведомо не умеешь ездить на обоих кантах.

Суть катания на переднем канте та же, что и на заднем, но одно дело говорить, совсем другое – почувствовать самому и поехать. Я ехал выше Насти по склону, смотря вперед, выбирая маршрут и держа ее за руки, она же в это время ехала ниже меня спиной вперед, смотрела только на меня или под ноги и так и норовила скатить кубарем нас обоих – благо я был сильнее и крупнее.

Что ни говори, учить ее действительно было сложно. Может быть, отчасти от того, что я и сам не обладал достаточными профессиональными навыками. Но я не мог сдаться по двум причинам. Во-первых, я искренне хотел, чтобы каждый, кто встал на сноуборд, получал от этого искреннее наслаждение. Я хотел, чтобы даже случайная девушка на склоне поняла, что этот потрясающий вид спорта – никакая не пытка. Да, возможно, в этом плане я был немного фанатиком, но ничего не мог с собой поделать – это навязчивое желание преследовало меня с тех самых пор, как я сам начал получать удовольствие от катания, то есть довольно давно.

Пока я с черепашьей скоростью спускался с Настей, я все бился с самим собой, не желая признаться себе, что же было «во-вторых», то есть второй причиной. Однако наличие таковой я чувствовал на подсознательном уровне. В конце концов, я сдался.

А во-вторых, мне просто понравилась эта девушка и это был лучший способ познакомиться с ней поближе. Она была очень красивой, я запомнил это еще вчера. Она была веселой, милой и вежливой. Меня все подмывало найти способ тактично спросить, какие отношения у нее с тем ее другом, что должен был научить ее кататься, а, может, она встречалась с кем-то другим из их компании. Или вообще с кем-то, кого здесь и близко не было. Но я не находил такого способа. А потому мне оставалось в полном неведении наслаждаться поездкой. Радовало одно – ветер, кажется, утихал.

Ее друга мы пока не встречали. Один раз я видел Эльбруса на лыжах с учеником, но он сразу же нас проехал, не забыв сообщить мне, что я отбираю его хлеб.

– Сможешь развернуть сама доску и съехать на заднем канте?

– Конечно, – удивленно ответила Настя.

– Тогда падай, – сказал я, имея в виду, чтоб она аккуратно опустилась на колени и сделала, что я сказал.

Она поняла меня, я отпустил ее и объехал, разгоняясь. Я издалека увидел цель, еще до того, как она стала таковой, – отстегнувшаяся после падения у девушки в розовом комбинезоне лыжа летела вниз, а внизу не было никого, кто бы намеревался ее поймать. Девушка, видимо, даже не успела сообразить, что произошло и теперь просто рассеянно в положении лежа смотрела в ее сторону. Я успел подпрыгнуть на небольшой кочке, которую использовал, как трамплинчик, что тоже помогло мне ускориться, и преградил путь скатывающемуся снаряду всего в паре десятков метров от его обладательницы и посмотрел наверх.

Настя уже вставала на ноги, а девушка в розовом отстегнула вторую лыжу и начала было бочком спускаться ко мне.

– Отойдите в сторону, – крикнул я и сам отъехал к краю трассы с лыжей в руках, дабы обозначить себя, как пример. Посередине склона было опасно идти пешком, это создавало непредвиденные помехи для проезжающий, да и вообще разбивало склон. Девушка не поняла, о чем я, в недоумении посмотрев на меня, я же показал ей жестом – точнее, ее же лыжей. Она кивнула и заковыляла к тому краю, возле которого стоял я.

Настя затормозила прямо возле меня.

– Умница, – похвалил я. – Ты отлично сейчас ехала.

– А ты, я смотрю, всегда и всем стремишься помочь, – сказала Настя, тряхнув белым большим помпоном.

– Почему бы и не помочь, если мне это ничего не стоит? – улыбнулся я, хоть и не был уверен, что она заметит. – Это суровый спорт в суровых погодных условиях, а, значит, добрее нужно быть самим спортсменам. Возможно, и нам с тобой когда-нибудь понадобится помощь.

– Не знаю, как у тебя, а ко мне она уже пришла.

Я улыбнулся шире, мне было приятно. По ее глазам под полупрозрачной розовой маской я видел, что они тоже улыбаются.

– Спасибо вам огромное, молодой человек, – сказала девушка в розовом, которая успела спуститься к нам. – Я уже с ней попрощалась, если честно. Меня подрезал какой-то бордист. Опять. А потом он просто уехал!

Я рассмеялся и подержал лыжи, чтобы они не скатились вниз, пока девушка пыталась их одеть. Крепления успели набраться снега, поэтому ей это далось нелегко.

– Вечное недопонимание лыжников и сноубордистов.

Девушка, никак не отреагировав на мою последнюю фразу, поблагодарила и «плугом» поехала дальше.

– Но вы с твоим другом, по-моему, отлично понимаете друг друга, – заметила Настя.

– Мы слишком долго друг друга знаем. И слишком долго катаемся вместе.

Я посмотрел на свою спутницу. Под маской большие красивые глаза смотрели на меня, косички заледенели. Я выдохнул и собирался уже вставать с колен, на которых опять оказался, как она заговорила:

– С тобой гораздо лучше кататься.

– М-м?

Я смутился немного – и она, кажется, тоже.

– Ну… За все время с тобой я ни разу не упала так сильно, как падала раньше. И при этом у меня начало что-то получаться.

– Я рад, – искренне сказал я.

– Извини, а…

– Что?

– Я должна тебе… денег? Как за инструктора?

Что-то во мне оборвалось и с гулким грохотом упало, покатилось вниз по горе.

– Нет, я же не инструктор. Я просто захотел тебе помочь. А вот Тиму завтра должна будешь, наверное, если поедешь с ним.

– Ладно.

Без пятнадцати три я уже расстался с Настей, которая заявила, что она устала, ее травмы дают о себе знать, и лучше она спустится пораньше в отель и отдохнет перед завтрашним днем. Я не имел ничего против, тем более что на прощание мы обменялись номерами, чтобы завтра договориться о ее встрече с Тимом. Конечно, я мог бы сразу дать ей его номер. Но сказал, что так будет удобнее.

Когда я снова поднялся на пятый уровень, я быстро вычленил взглядом пеструю гогочущую компанию. В рыжей куртке под цвет волос, которые немного торчали из-под черно-белой шапки, опирался на воткнутую в снег доску Леша; поджарый, как доберман, в темно-синем комбинезоне Эльбрус что-то разглядывал в телефоне; а Аслан в зеленовато-желтой куртке своими широкими плечами почти полностью загораживал их обоих от усиливающегося юго-западного ветра и меня. Я уверенным шагом сноубордиста направился к ним.

Эльбрус, не поднимая головы, будничным тоном сообщил следующее:

– Тимур передал, чтобы мы не ждали его сегодня. Он зачем-то нужен отцу. А до тебя, – и он ткнул в меня задеревеневшей варежкой, которую держал в руке, – он дозвониться не смог.

Что Тим не смог до меня дозвониться, было в порядке вещей – на некоторых участках трасс совершенно не было сети. Но я не мог придумать, что такого понадобилось от него Хаджи-Мурату. Впрочем, ничего страшного я тоже не предполагал.

Я скептически оглядел Эльбруса и его сегодняшние лыжи.

– Зато у лыжников появился хотя бы небольшой шанс провалиться сегодня с небольшим отрывом, – хохотнул Леша, проследив за моим взглядом.

– Эй! – прикрикнул Аслан. – Тима на тебя нет, понял?

– Хоть я и бордист в душе, но поддаваться никому из вас все равно не намерен, – с этими словами Эльбрус убрал телефон в карман. – Ну что? Времени до последнего подъемника не так-то много. Поехали.

За все время, которое мы с ребятами катались, Тим не позвонил мне ни разу, а, когда я сам позвонил ему с подъемника – не взял трубку. Не то, чтобы я переживал, но хотел спросить, не нужна ли им еще одна пара рук. Я был здесь гостем, и они с отцом часто не хотели просить меня о чем-либо, а я, напротив, всегда желал помочь, и отплатить хоть чем-то за их доброту, где только мог.

Аслан приехал первым с пятого до третьего уровня два раза, а еще один раз уже перед самым подъемником его обогнал Леша. Эльбрус следовал за ними по пятам, но даже несмотря на свои ловкость и легкость, присущие молодости, никак не мог вырваться вперед. Будь он на сноуборде – у него, возможно, было больше шансов. Хоть лыжи, исходя из мировых рекордов, и считались быстрее, но я-то знал, что на доске моему другу было комфортнее. Аслан ликовал, подергивая на подъемниках лыжами от самодовольства.

К моему огромному сожалению, сегодня я действительно сильно от них отставал. Взглянув на часы перед последним спуском и обнаружив на них семнадцать минут пятого, мы договорились, что не будем ждать друг друга, и те, кто из нас не успеет на последний подъемник, который был здесь ровно в четыре-тридцать, будут вынуждены спускаться вниз в одиночку.

Я бы непременно успел на этот подъемник – в последнюю минуту или даже две. Но в горах уже начинало смеркаться и то, что я раньше отлично видел в маске, становилось теперь желтовато-серой пеленой. Я не заметил кочку еще на самом верху и, когда зарылся в нее задним кантом вместо того, чтобы въехать в нее боком и подпрыгнуть или амортизировать ногами, и, не успев даже сгруппироваться, я резко упал головой вниз по склону и покатился вниз на спине.

Только воткнув доску в снег, я сумел наконец-то остановиться и перевести дыхание. Голову и копчик жгло огнем.

Первым делом я, превозмогая боль и головокружение, отъехал в сторону с середины склона. Не сидеть и не лежать посередине – это было золотое правило, которое настолько глубоко впечаталось в мое сознание, что, казалось, останься я там, гора сама встала бы из-под меня и передвинулась на пару метров левее.

Я опустился в снег и посидел с минуту, пока не прошла боль, однако прекрасно чувствовал, что все было цело. Что ж, первое падение в этом году. Я даже не предал ему особого значения – мне только было досадно от понимания, что ребят я уже не догоню, а, значит, мне придется спускаться вниз.

Сидя у края трассы, в полуметре от крутого обрыва, огороженного хлипкой красной сеткой, я посмотрел вниз. Маленький поселочек, растекающийся по горам, уже взбирался потихонечку на их подножия. Едва различимые струйки дыма тянулись к светло-серому небу, которое казалось таким низким, словно скоро и вовсе рухнет вниз. Я сделал глубокий вдох, словно собирался втянуть ноздрями это небо и спасти поселок, встал на ноги и поехал в прокат.