– Эх, и трусил же я! – воскликнул слуга. – А он и говорит, мол, такой случай не каждому выпадает, чтобы бессмертными стать. Надо господину помочь. Иди, говорит, и выбей дурь из святоши.

– Мы не решились убить фра Никколо без вашего приказа, господин, – перебил чернокнижник, – но потом, когда вы отдыхали, мы зашли к священнику и вынесли из комнаты все, что так или иначе могло бы вам повредить.

– Хорошо. Я доволен. Встаньте, – медленно проговорил Паоло. – А теперь, Луиджи, убери здесь, – он кивнул на труп мадонны Анджелики.

– Слушаюсь, господин!

Слуга поднялся с колен, ухватил покойницу за ноги и поволок к двери. Юбки непристойно задрались почти до пояса, обнажая покрытое трупными пятнами тело. Граф брезгливо поморщился и отвернулся. Заметив на лице хозяина недовольство, Руджеро шикнул на слугу. Тот, оправив на мадонне Анджелике платье, легко поднял покойницу, закинул ее на плечо и вышел из комнаты.

Паоло проницательно взглянул на чернокнижника:

– Благодарю тебя за верную службу.

– Могу ли я надеяться, господин? – снова упав на колени и молитвенно сложив ладони, прошептал тот.

Граф отлично понимал, почему колдун так жаждет бессмертия. Руджеро страдал тяжелой болезнью сердца, и только эликсиры из редких лечебных трав, которые он составлял в лаборатории Паоло, поддерживали в нем жизнь. Но случались дни, когда лекарства не помогали, и тогда чернокнижник, с посиневшими губами, одолеваемый слабостью и болями в груди, лежал, стараясь не шевелиться, чтобы не давать сердцу лишней работы. Руджеро было всего двадцать пять лет, но он успел натворить много зла: продавал яды женам, желавшим избавиться от надоевших мужей, и мужьям, решившим извести опостылевших жен. Помогал жидам-ростовщикам расправляться с недобросовестными должниками, а по заказу должников наводил порчу на излишне навязчивых ростовщиков. На его совести было множество загубленных жизней и судеб. Как все грешники, колдун боялся смерти, а как все ученые, стремился к вечному познанию. Таков был Руджеро.

Луиджи, обычный грабитель-душегуб, имел свои резоны добиваться бессмертия. Глупый, темный крестьянин, неспособный к философскому взгляду на вещи, мнил бесконечную жизнь самым великим благом.

Только почему эти двое считают, что Паоло способен даровать им желаемое? Легенды гласят: стрикс укусом превращает жертву в свое подобие. Но все, чью кровь он выпил этой ночью, мертвы. Паоло вспомнил страшный голос из своего видения: «На гибель роду человеческому да пребудет с тобою дар и право преображения». Значит ли это, что он действительно может обратить человека в стрикса? Даже если и так, граф не имел понятия о том, как это делается. Хотя и признаваться в неведении не собирался: ему как никогда нужны были эти люди. Так пусть питают надежды, пусть служат ему в ожидании награды.

– Я подарю тебе бессмертие, – произнес он, твердо глядя в лихорадочно блестящие глаза Руджеро, – Но ты должен заработать его.

– Что нужно сделать, господин? – Чернокнижник подполз на коленях, прижался губами к забрызганному кровью башмаку, сомнамбулически пробормотал: – Приказывай! Я стану твоим слугой, рабом, верным псом…

– Для начала ступай в библиотеку и подготовь для меня все имеющиеся книги о стриксах, – решил Паоло. – Да по дороге прикажи Луиджи согреть воды и подать чистую одежду. Мне надо… привести себя в порядок. И пусть покормит фра Никколо.

Паоло не собирался убивать священника, во всяком случае, пока.

– Слушаюсь, господин! Быть может, вам пригодятся и мои скромные познания? Я очень много читал о стриксах и счастлив быть вам полезным.

– Посмотрим, – милостиво кивнул граф. – Ты старательный помощник.

Руджеро встал и, пятясь, беспрестанно кланяясь, вышел из опочивальни. Вскоре силач Луиджи притащил в комнату деревянную бадью и принялся наполнять ее теплой водою.

Скинув жесткую от засохшей крови одежду, Паоло блаженно погрузился в воду, которая тут же помутнела и приобрела темно-красный цвет. К удивлению графа, он слабо ощущал прикосновение влаги к коже, наслаждаясь скорее самим осознанием того, что тело очищается от грязи. Луиджи суетился вокруг бадьи, желая угодить хозяину, смотрел заискивающе и преданно. Паоло снова задался вопросом: почему его новый облик не вызывает у слуг ужаса? Ведь его лицо поистине отвратительно. Или же…

– Луиджи, – вкрадчиво спросил он, – скажи, как я, по-твоему, выгляжу? Только отвечай правду! Помни: я всегда распознаю ложь.

Здоровяк остановился как вкопанный, долго моргал, протирая глаза, потом пригляделся графу и совершенно искренне проговорил:

– Как по мне, господин, вы ничуть не изменились. Как были красавцем, орлом, так и остались, только побледнели чуток. Но я человек простой, мог чего и не приметить. Уж тогда простите великодушно, милостивый мой господин…

– И мое лицо не кажется тебе странным?

– Лицо как лицо, – откликнулся Луиджи, – глаза такие… цветом вроде как кожура спелой лещины. Нос великоват да горбат, уж не обессудьте, господин. Губы…

– Достаточно, – прервал его Паоло, – теперь подай мне зеркало.

Слуга с поклоном поднес серебряный круг, граф бросил на него один мимолетный взгляд, приказал:

– Убрать.

Отражение в зеркале не изменилось. Паоло по-прежнему видел чудовище. Но и Луиджи не лгал, не посмел бы. Как такое может быть?

– Унеси в кладовую, – произнес Паоло, – и убери зеркала из всех комнат. Нет… одно оставь и спрячь в лаборатории.

У него появилась интересная идея.

Луиджи вышел. Погрузившись по шею в воду, граф прикрыл глаза и предался размышлениям. Итак, он стрикс. Слуга Зверя, богопротивная тварь, дитя ночи, гнусная нежить, враг рода людского… и могущественное, бессмертное существо. Так стоит ли, получив такой великолепный дар, сокрушаться о потере человеческой сущности? Перед ним – целая вечность. Наслаждения и победы, путешествия и бесконечное познание мира.

Паоло рассмеялся. Это лишь мечты. Сейчас он не знает возможностей своей новой ипостаси, не понимает сути происходящих с ним изменений, а значит, пока уязвим. Наука – вот что даст ответ на все вопросы. Недаром, пока Амедео воевал и занимался политикой, Паоло корпел над книгами. И где сейчас старший брат? Пожалуй, подеста Милана проклятием оказал своему убийце хорошую услугу.

Но для занятий наукой нужны время и спокойствие, а значит, следует сделать так, чтобы окружающий мир не тревожил его. Церковь и стража не должны заметить произошедшего в доме делла Торре. А как волку спрятаться от собак в стае овец? Только натянув овечью шкуру. Он, Паоло, должен вести себя как человек, жить как человек и выглядеть как человек.

Для начала необходимо объяснить исчезновение всей семьи и слуг. Это нетрудно. Богатый и знатный господин сумеет скрыть то, что не предназначено для чужих любопытных глаз. Нужно лишь правильно распустить слухи, проверять их никто не станет. Чернь боится знати, а власти и церковь вмешиваются, только когда у них появляются серьезные подозрения.

Что дальше? Верные люди. Как можно больше верных людей, которые станут слугами, помощниками, опорой и в случае необходимости защитой. Нужен клан. Семья – вот главная сила каждого миланца. Он создаст новую семью, многочисленную, крепкую, покорную его воле, построенную на взаимной выгоде, и станет ее главой, патриархом…

В комнату вошел Луиджи, почтительно неся на вытянутых руках белоснежную шелковую камизу, пурпурную котту^[8] с широкими рукавами, красные башмаки и расшитый золотом пояс.

Одевшись, Паоло прошел в библиотеку, которою по праву гордился. Собрание книг семьи делла Торре считалось одним из самых богатых не только в Милане, но и во всей Италии. В основу его легла знаменитая библиотека Карла Великого – покровителя наук и ученых. Увы, внуки императора Запада не обладали ни тягой к знаниям, ни стремлением к миру и развалили созданное им государство. Все начинания Карла были заброшены, а любовно собранная библиотека пылилась в дворцовых подвалах. Спустя двести лет предок Паоло, граф Федерико делла Торре, выкупил собрание за огромные деньги. В каждом поколении семьи делла Торре был хотя бы один рыцарь, предпочитавший книгу мечу, поэтому библиотека бережно сохранялась и приумножалась. Здесь были труды великих греческих и римских философов, пространные трактаты ученых и множество богословских фолиантов. А за потайной дверцей прятались запрещенные книги пера демонологов, колдунов и чернокнижников.

Сейчас несколько толстых пыльных томов аккуратной стопкой высились на широком массивном столе. Стоявший рядом Руджеро при появлении графа снова переломился в низком поклоне. «Надо сказать ему, чтобы не выказывал подобострастие так явно, – поморщившись, подумал Паоло. – Когда-нибудь он станет частью семьи делла Торре».

Когда-нибудь, но не теперь. Даже если он узнает, как обращать людей в стриксов, с изменением придется погодить. Во время собственной инициации он убил двадцать пять человек. Страшно подумать, что может натворить терзаемый голодом гигант Луиджи. Нет, прежде чем плодить детей ночи, нужно понять, как обуздывать их жажду крови.

Паоло уселся за стол, чернокнижник услужливо подвинул фолиант, заранее раскрытый на нужной странице.

– «Сочинение аббата Джакомо Рилло о нежити кровососущей – носферату и о средствах убиения ее», – пояснил Руджеро.

Граф углубился в чтение. В этом труде подробно описывались виды стриксов, их повадки, места обитания. Автор утверждал, что принимал участие в охоте на них, и рассказывал о ритуалах, помогающих убить или изгнать стрикса. Чем дальше читал Паоло, тем большее изумление вызывал у него этот трактат.

– Хм. Скажи, Руджеро, а что, дикие розы и шиповник в самом деле могут остановить стрикса?

– Пока я знаком лишь с теорией, мой господин, – тонко усмехнулся колдун, – но это утверждение представляется мне спорным. Не думаю, что обычные цветы могут как-то навредить слуге самого Зверя. Разве что уколют палец?

– А чеснок? Почему именно он?

– Автор предполагает, что дело в обостренном нюхе, коим обладают стриксы. Якобы запах чеснока слишком ядрен для их чувствительных носов, потому и вызывает гибель. Но мне кажется, это просто миф, придуманный для успокоения черни. Мол, обвешивайте жилище чесноком, и стриксы вам не страшны. Впрочем, если мой господин желает сам удостовериться в безвредности или вреде всех этих растений, стоит только обратить меня. И я согласен испытать их действие на себе.

– Позже, – бросил Паоло, возвращаясь к трактату. – А это что за нелепость? Лошади, рассыпанное просо, девственницы… при чем здесь они? Зачем ты дал мне эту глупую книгу?

– Но аббат Рилло считается одним из основоположников современной науки о стриксах.

Пожав плечами, граф перелистнул несколько страниц и вслух прочел:

– «Самый надежный способ убиения живущих во тьме. Если в селении или городе завелся стрикс, следует отыскать его убежище. Днем носферату спят в своих гробах, а гробы сии прячут в местах укромных. Идти в берлогу стрикса следует только днем, ибо свет божий губителен для тварей ночи. Открыв гроб, пронзи острым осиновым колом самое сердце носферату, затем, отрубив голову, набей рот ее чесноком и брось в текучую воду. Тело же разрежь на мелкие куски и зарой в разных местах, на освященной земле. На каждом захоронении посади дикие розы или шиповник, политые святой водой»… Руджеро, но это чудовищно! Поистине самый страшный монстр – человек. Кстати, что скажешь об осине?

– Не думаю, что это дерево отличается особыми свойствами. Осина знаменита лишь тем, что на ней якобы повесился Иуда. Не вижу, как сие обстоятельство может влиять на стриксов.

– Что же тогда для них смертельно? Разумеется, кроме распятия, молитвы, действие которых я ощутил на себе, и описанного многомудрым аббатом способа? Хотел бы я посмотреть на того, кто выживет после такого глумления…

– Я могу только предполагать, господин. Но склоняюсь в пользу серебра. Как ученый, вы знаете, что этот удивительный металл обладает чудесными свойствами – к примеру, предохраняет воду от загнивания и делает ее целебною для ран. Потому во все времена и у всех народов серебро считалось священным. Скорее всего, именно оно способно нанести стриксу вред.

– Допустим. Какие еще труды достойны внимания?

– Вот писание какого-то безымянного монаха – «Причины становления стриксом».

Паоло пробежался взглядом по ровным строкам, выведенным мелким, бисерным почерком. Чем дальше он читал, тем недоуменнее становилось выражение его лица.

«Есть много причин становления стриксом, уместно же поделить их на три вида: действия и события, произошедшие при жизни, действия и события, произошедшие после смерти и врожденные предрасположения. Вид первый. Кто грешно живет, не соблюдая заповеди Божьи, тот может стать стриксом. Священники, изменившие вере, тоже превращаются в ночную нежить. Стриксизм может одолеть человека, словно порча, если он наслан колдуном или чернокнижником. Нельзя есть мясо животных, коих зарезал волк, – сие кратчайший путь к обращению в тварь ночную…»

– Что за несуразица? – бормотал Паоло.

«… Вид второй. Убивший себя, тем самым презревший запрет Господа, прощен не будет во веки веков и непременно станет стриксом. Также может восстать и сосать кровь людей утопленник или убитый душегубом. Неотмщенное убийство – частая причина того, что покойник, жаждущий мести, становится носферату и бродит по земле в поисках обидчика. Если кто обкрадет мертвеца, то мертвец тот тоже не упокоится, а превратится в тварь ночную. Становятся стриксами те, чье тело не захоронено подобающим образом, по христианскому обычаю и в освященной земле. А если через гроб с покойником перепрыгнет животное или упадет на него тень, то обращение неизбежно. Главная же причина становления кровососущей нежитью – смерть от клыков стрикса…»

Усмехнувшись, Паоло пролистал чуть дальше.

«Вид третий. Предрасположения врожденные или приобретенные в материнской утробе. Есть младенцы, уже во чреве матери ставшие оскверненными, обреченные быть стриксами. Если зачаты в святой праздник, когда благочестивым христианам положено молиться и славить Господа, а не предаваться плотскому греху. Если рождены в святой праздник, тем самым оскверняя его грязью женского лона. Также опасности стать носферату подвержен седьмой сын седьмого сына отца своего… – Граф даже крякнул, пытаясь понять логику витиеватой фразы. – Если младенец умер, не будучи окрещенным, он превратится в нежить. Подвержены стриксизму дети, слишком рано отнятые от материнской груди или вскормленные чужою женщиною. Следует помнить, что плод в утробе беззащитен и уязвим для воздействия нечисти. Посему женщина во время беременности не должна выходить из дома, блюдя себя и свое дитя от дурного глаза, и кушать как можно больше соленой пищи. Соль не любезна нечисти. А если, будучи на сносях, увидит мать стрикса, то и младенец родится стриксом. Отличить обычное дитя от носферату трудно, иной раз невозможно. Но случается, что сущность проявляет себя с рождения, и тогда на свет появляются поистине ужасные уродцы. Хвост, зубы, лишние соски, волосы на теле, красные родинки, заячья губа – суть приметы стрикса. Младенцев с такими признаками следует сразу после рождения нести к священнику, дабы провел обряд крещения. В храме Божьем отродье умрет в корчах, не выдержав силы креста. Тело такого ребенка надлежит сжечь, а пепел бросить в текучую воду…»

Паоло с досадой отбросил книгу, придвинул новую. Но и из нее не сумел почерпнуть ничего полезного. Некий Антонио Бенцони, священник из Генуи, утверждал, что у стриксов нет души, что они – потомки Иуды и что у них мертвое сердце. Граф приложил руку к груди, ощутил биение, более медленное, чем при жизни, но ровное и уверенное. Сердце работало. Бросив последний взгляд на пергаментную страницу, Паоло ощутил прилив бешенства. «Стрикса легко узнать по главному признаку: он не отражается в зеркале», – гласила книга.

– В этой писанине есть хоть слово правды? – отшвырнув фолиант, спросил Паоло. – К чему все эти трактаты, если они не дают мне знаний?

Руджеро виновато склонил голову в знак сожаления, как бы подчеркивая свое раскаяние. Но граф успел заметить сверкнувшие в его глазах огоньки торжества. Мгновенно поняв его замысел, Паоло стремительно вскочил и схватил чернокнижника за горло. Неотрывно глядя в перепуганное побледневшее лицо, прошипел:

– Ты нарочно подобрал самые глупые книги?

– Нет… нет… – проблеял объятый ужасом колдун. – Это и правда все книги, которые были в библиотеке…

– Но ты все равно был рад, что в них собраны лишь никчемные мифы? Почему не предупредил меня сразу? Зачем отнял мое время? Для того чтобы дать мне возможность сравнить книжные сказки с твоими познаниями? – Паоло улыбнулся, и зубы его удлинились, превращаясь в острые клыки.

– Простите, господин! – Руджеро не мог оторвать глаз от хищного оскала. – Я должен был сразу сказать: ответы на ваши вопросы следует искать не в трактатах о стриксах, а в богословских и философских книгах…

– Никогда. Не пытайся. Обмануть меня, – произнес граф. – Не пробуй даже немного схитрить. Не забыл ли ты, кто твой господин? Я читаю в твоей душе, как в этих книгах.

Колдун лишь трясся, не в силах ничего ответить. По щекам его текли слезы, из горла рвался полузадушенный хрип. Паоло разжал пальцы:

– Я прощаю тебя. В первый и последний раз.

– Как вы великодушны, мой господин! – возопил обретший голос Руджеро, потирая худую шею, на которой багровели ровные полосы.

– Но ты должен понести наказание, – добавил граф. – Где зеркало, которое я приказывал принести в библиотеку?

Чернокнижник бросился в угол и вернулся с отполированным до блеска серебряным кругом, поднес Паоло. Тот взглянул в сияющие чистотой глубины:

– Встань рядом со мною. Смотри!

Вопреки его ожиданиям, Руджеро не закричал и не упал без чувств. Трепеща от восторга, он жадно впился взглядом в зеркало. Тонкие губы растянулись в бессознательной улыбке восхищения, ноздри нервно трепетали, а в глазах стояли слезы.

– Что ты видишь? – спросил Паоло, несколько удивленный восторгом колдуна.

– Я вижу… отражение вашей души, господин, – прошептал Руджеро. – Души, посвященной Зверю…

Позже, отправив прощенного чернокнижника прочь, граф сидел в библиотеке, предаваясь размышлениям. Он сразу поверил словам Руджеро и удивлялся только тому, что сам не догадался, кто смотрит на него из серебряного круга. Ведь всем известно: зеркала связаны с потусторонним миром и могут отражать призраков, порождать странные видения. Так почему бы им не показать душу стрикса? Снова и снова Паоло подходил к зеркалу и вглядывался в искаженную поверхность, отражавшую жуткое существо. Так вот какова теперь его душа…

А книги – книги врут. Ни один из тех, кто брался писать о стриксах, не встречался с детьми ночи. Паоло рассеянно погладил чистый лист пергамента, ощущая приятную шероховатость. Он сам напишет трактат, настоящий, исследующий суть явления. Окунув перо в чернильницу, он вывел: «Дети ночи. Труд графа Паоло делла Торре, стрикса, обращенного каиновым проклятием. При переходе от сущности человеческой к сущности стрикса в человеке неизбежно свершаются перемены. Тело становится сильнее, крепче, делается неподверженным болезни и смерти. Но главная метаморфоза происходит с душой. Лишенная искры Божьей, посвященная Зверю, душа претерпевает необратимое изменение».

Еще раз взглянув в зеркало, Паоло написал: «Первый закон детей ночи: суть обращения есть искажение души».