Тогда же:
Влад
Я, оказывается, рекордсмен по быстрой ходьбе. За то время, пока ждал возвращения кареглазой любительницы приправ, измерил квартиру шагами раз эдак пятьсот, а может, и тысячу. Через десять минут у меня начинает дергаться глаз, через пятнадцать – второй, а через тридцать непроизвольно скрежещу зубами.
Дальше на часы уже не смотрю, чтобы ненароком не совершить смертоубийство. Ставлю в прихожей стул, занимаю выжидательную позицию, сверлю дверь грозным взглядом и, наконец, слышу долгожданный звонок домофона.
– Да! – отвечаю бодро.
– Владик, это я, открой, пожалуйста!
Промурыжить бы ее у двери с полчаса или час, как она меня только что мурыжила! Вот была бы наука, больше ни разу ключи не забыла бы! Но я же не садист: во-первых, там холодно, не дай бог заболеет, во-вторых, слишком хочу ее видеть.
Открываю входную дверь нараспашку и жду, пока красавица выйдет из дверей лифта.
Увидев мое хмурое лицо, она замирает. Готов поклясться, решает, не удрать ли снова.
– Шагай домой! – командую громким басом.
Она вжимает голову в плечи, но всё же делает, что велю.
Едва Лиза оказывается в квартире, я демонстративно запираю дверь, стаскиваю с нее куртку, вешаю в шкаф, чтобы поняла наверняка – из квартиры не выпущу. И после того, как Кареглазка бормочет «спасибо» за то, что помог снять куртку, меня все-таки накрывает:
– Какого хрена, Лизавета?
Она замирает и выдавливает из себя вопрос:
– Что случилось?
– Что случилось?! Я тебе сейчас разъясню, что случилось! Какого хрена ты лезешь под колеса машин?! – ору уже совсем не сдерживаясь. – Если я еще раз увижу, что ты переходишь улицу не по пешеходному переходу и не на зеленый свет, я тебе ноги повыдираю! Ты хоть понимаешь, как это опасно?!
Она бледнеет, краснеет, потом кивает и норовит удрать из прихожей.
– Стоять!
– Владик… – тихо пищит она и замолкает.
– Что Владик? Ну что? Я не прав разве? – стою на своем.
– Не кричи, пожалуйста…
Она говорит так тихо, что мне приходится прислушиваться. Поневоле сбавляю тон… Это у нее такая тактика?
«На каждое действие есть противодействие, дорогуша!»
– Хорошо, кричать не буду, – киваю, – зато по заднице дам, тебе что предпочтительней?
Тут замечаю, как моя Кареглазка становится к стене таким образом, чтобы до ее филейной части я точно не достал.
– Интересный заход, только не поможет! Я, между прочим, еще не закончил! Слушай внимательно, дважды повторять не буду! Еще раз уйдешь из дома без телефона и вздумаешь где-нибудь погулять, пока я тебя жду, в спальне запру, так и знай! Я тебе собачка, что ли, в прихожей ждать часами…
Тут вдруг она выдает:
– А зачем ты ждал чучело?
«Обиделась все-таки…»
Замечаю, как она поджимает губы, скрещивает руки на груди, а во взгляде сплошное возмущение и ни капли кротости.
«Эдак она мне скоро свой характер начнет показывать! Стерплю? Ну уж нет!»
Добавляю в голос побольше стали:
– Если думаешь, что тебе можно умничать, то глубоко заблуждаешься! И больше не смей меня перебивать!
С чувством стучу ладонью по стене, удар приходится совсем недалеко от Лизиной головы, и этим простым движением добиваюсь удивительных результатов. Всякая воинственность разом слетает с лица моей Кареглазки, а глаза начинают влажнеть…
– Владик, не надо… – шепчет она.
В этот самый момент понимаю – если продолжу орать, Лиза разрыдается, и всё.
«И что мне с ней делать?»
Не по заднице же лупить, в самом деле… Но уйти просто так не могу, злость так и бурлит внутри, подступает к горлу, норовя перекрыть доступ воздуха.
– Пойдем! – хватаю Лизу за руку и веду прямиком в спальню.
Здесь и решим все наши вопросы.
– Сейчас не хочу… – вдруг осмеливается она перечить.
– Я не понял, я разве сейчас спрашивал, хочешь ты или нет? Раздевайся давай!
В ответ Лиза даже пальцем не шевелит. Иду в атаку сам. Впиваюсь в ее губы жестким, почти ранящим поцелуем. Пусть понимает, кто в спальне главный! Тоже мне придумала – «не хочу…»! Прошли те времена, когда она могла мне так сказать.
Одной рукой обнимаю Лизу за плечи, другой забираюсь ей под футболку, легко прохожусь пальцами от талии до груди, поддеваю чашечку бюстгальтера. Мягкое полушарие приятно заполняет ладонь, сосок немного щекочет кожу. Он уже напряжен, он уже хочет ласки так же, как и мой приятель в джинсах.
Лиза тихо стонет мне в губы:
– Владик…
Пытается убрать мою руку от своей груди, но делает это не слишком резво. Принимаю это за поощрение, пихаю Лизу на кровать. Она падает на спину и начинает пятиться на локтях подальше от меня. Не спешу вернуть над ней контроль, сначала стягиваю с себя одежду.
– Всё равно не уйдешь!
Взбираюсь на кровать полностью обнаженный, медленно приближаюсь к Кареглазке. Чем я ближе к ней, тем сильнее округляются ее глаза.
– Иди сюда!
Хватаю ее за лодыжки, тяну к себе, устраиваюсь сверху, а она упирается мне в грудь руками и снова начинает просить:
– Владик, так не надо…
– Что значит «так не надо»? А как надо? – рычу ей в губы.
– Ласково… – просит она.
Кровь во мне бурлит так, что, кажется, сейчас взорвется голова.
– Прости, Лизок, ласково не получится… Но обещаю, больно не сделаю!
Мои слова ее нисколько не успокаивают. Она пытается из-под меня вылезти, и я разрешаю отползти ровно настолько, чтобы было удобно стянуть с нее джинсы. Тянусь к молнии, расстегиваю и сдираю с Кареглазки плотную синюю ткань. Сегодня моя девочка снова в таких же белых трусиках, как и тогда, в нашу с ней первую ночь. Когда стягиваю и их, Лиза переворачивается на живот, становится на четвереньки и пытается от меня отползти.
«А что, четвереньки – нормальная позиция!»
Так мы еще не пробовали. Когда я с Лизой, то разгоняюсь за ноль целых, ноль десятых секунды – тут уж не до прелюдий и перемены поз, обычно я сверху, а тут такой соблазн.
Хватаю ее за талию, пристраиваюсь сзади. Провожу рукой по тому месту, где так люблю бывать, а там, несмотря на протесты, всё очень даже мокро и жаждет вторжения. Без промедления направляю член во влажное местечко. Лиза вскрикивает, выгибается, но я вынуждаю ее остаться в той же позиции, впиваюсь пальцами в бедра и начинаю движение. С каждым моим толчком и ее вскриком удовольствие становится всё более концентрированным. Проходит совсем немного времени, и моя Кареглазка начинает сильнее выгибаться, кричит, а потом сжимает меня внутри себя в сладких оргазменных муках.
Я ловлю особый кайф оттого, что она кончает, – ощущения невероятные. Тело мгновенно реагирует желанием излить всё, что накопил со вчерашней ночи, в мою прекрасную Лизу, что с удовольствием и делаю.
Получив свое, она слабеет, ложится на живот, а я устраиваюсь сверху, плотно прижав ее к матрацу. Позже переворачиваю на спину, хочу еще раз поцеловать, а она фырчит:
– Ты психически неуравновешенный!
Даже не пытаюсь спорить.
– Еще раз прогуляешься по проезжей части, от всей души получишь по заднице, так и знай!
С удовольствием обнаруживаю, что злости во мне не осталось ни капли. Вся вышла вместе со спермой.
Пытаюсь проанализировать, что именно меня взбесило, почему так сильно орал, ведь всё обошлось. Лиза в порядке, ничего ужасного не случилось. Однако строит закрыть глаза, и передо мной снова картина того, как она бежит через дорогу, а на нее едет джип. Сердце тут же пропускает пару ударов.
Да, я испугался… Мне безумно страшно, что какой-то гад может лишить меня девушки. И не просто девушки, а самой дорогой, какая у меня только была. И я сейчас не про те паршивые двенадцать миллионов. Поэтому и закатил скандал, как последний придурок.
Не могу лишиться моей Лизы!
Вслух же ограничиваюсь коротким:
– Ты моя…
Снова целую ее в губы, и на этот раз Лиза отвечает. Осторожно обнимает за шею, а у меня мурашки по коже.
В голову приходит интересный вопрос:
– А где кориандр, за которым ты ходила?
Девчонка хлопает ресницами, на миг замирает, но вскоре находится с ответом:
– В магазине!
Ну что же, это логично, как и мои к Лизе чувства.
– Я люблю тебя! – рычу ей в губы.
Тогда же:
Влад
Прижимаюсь к ней, смакую очередной поцелуй и повторяю:
– Люблю тебя!
От моих признаний Лиза трепещет. Держу правую ладонь на ее груди, почти чувствую, как при каждом слове ускоряется ее сердцебиение. Всё жду, надеюсь услышать те же самые слова в ответ, а она молчит, лишь позволяет дальше себя целовать.
– Уже можно что-то и сказать, правда? – спрашиваю с надрывом.
– Что ты хочешь, чтобы я сказала?
Лиза прищуривается, смотрит на меня так, будто правда не понимает. Ну что же, я разъясню!
– Когда человек признается в любви, он хочет услышать то же самое в ответ! Или не любишь?
Лиза хмурится, громко сглатывает и отвечает:
– Ты же знаешь, что я к тебе чувствую…
Знаю, еще как! У этой девчонки всё написано на лице, читай – не хочу. Частенько ловлю на себе ее полные любви взгляды. А эти завтраки со смешными рожицами на тарелке? Самые нежные в мире массажи, готовность заняться со мной сексом примерно двадцать четыре часа в сутки, вкуснейшие жареные стейки хоть в одиннадцать ночи, хоть в пять утра… Думается мне, такое вряд ли возможно без любви.
Лиза любит ярко. Я живу, окруженный ее чувством. В то же время тех самых слов так ни разу и не услышал…
– Почему ты никогда мне этого не говоришь?
– Я хотела приберечь признание до того момента, пока не почувствую то же с твоей стороны…
– Я тебе только что сказал о своих чувствах, не веришь, что ли? Не чувствуешь моей любви?
– Не очень-то… – признается она, выдержав паузу.
«Вот так да… Положим, сегодня не самый удачный день, но были ведь и другие!»
– Лиза, ты живешь в моей квартире, каждую ночь спишь в моей постели, и налево я не хожу, прошу заметить! И ты сомневаешься в моих чувствах? Не будь их, тебя в моей квартире тоже бы не было!
– Влад, по-моему, ты путаешь страсть и любовь… – вдруг говорит она.
– Мне не семнадцать, и, уж поверь, я могу понять, с кем хочу спать, а с кем жить!
Она не спорит, позволяет себя обнять. Вглядываюсь в ее напряженное лицо и понимаю, что совсем ее не убедил.
На следующее утро:
Понедельник, 11 февраля 2019 года
6:30
Влад
У меня никогда не бывает проблем со сном. Наоборот, организм работает на опережение: я готов заснуть еще до того, как голова коснется подушки. И просыпаюсь с явным трудом. Сегодня же полночи прокрутился и открыл глаза еще до будильника.
Пытаюсь встать с кровати так, чтобы не разбудить Лизу, но она тут же подскакивает. Волосы растрепанные, мордашка еще совершенно не проснувшаяся – и такая забавная, милая… любимая мордашка!
Подбираюсь к ней ближе, обнимаю за плечи и говорю:
– Лиза, я вообще-то вчера не шутил!
– Ты про то, что мне под страхом смерти запрещается переходить дорогу в неположенном месте?
– Я про то, что я тебя люблю! – возмущенно повторяю.
Всю ее… от макушки до пят и обратно. Готов любить систематически, можно на завтрак, обед и ужин.
– Владик, мне так приятно…
Вот сейчас у нее реакция правильная, хорошая. Видно, сказываются ночные часы ласки. Лиза тянется обниматься, шепчет на ухо:
– Я тоже очень тебя люблю…
И всё же чувствую я некую настороженность с ее стороны. Словно моя девочка ждет подвоха, словно всё же не верит…
А я докажу!
Через полтора часа:
Влад
В этот понедельник отец просил меня отвезти его в офис и, о чудо, мне удается не опоздать к назначенному времени. Но, видимо, отец на мою пунктуальность не слишком рассчитывал. Потому что на сообщение «карета подана» отвечает приглашением: «Заходи позавтракать!»
Вообще-то я успел позавтракать – и даже очень плотно. Но приглашение принимаю. Очевидно же, что завтрак – это предлог. Наверняка родители хотят высказать мне всё, что думают о Лизе и вчерашнем обеде. Что ж, мне тоже есть что сказать.
Когда появляюсь в столовой, мать начинает суетиться:
– Владик, тебе каких блинчиков? С мясом или с джемом?
– Мне, пожалуйста, с уважением к моей девушке! И можно в блин не заворачивать!
Мамуля сидит, хлопает ресницами, отец тоже хранит молчание, только хмурит лоб. И я решаю добить их аргументами:
– Ты тоже молодец, мам! Ежу ж понятно, что не от хорошей жизни Лизиного отца лишили родительских прав! Она даже мне про это не рассказывает. Ей несладко пришлось. Бывает, она замыкается, не всегда может подать себя в нужном свете, но человек она хороший и два слова связать уж точно умеет! Ты бы это поняла, если б нормально с ней пообщалась!
– С этим никто не спорит! Сынок, садись, поешь! – тут же оживает отец.
– Спасибо, я сыт! – разворачиваюсь и ухожу.
В тот же день:
11:05
Лиза
Выглядываю в окно уже десятый раз за час, а ее всё нет.
«Может быть, мне привиделось?»
Да нет же! Был живой человек, представившийся тетей Аней, и этот живой человек жаждал со мной еще раз встретиться. Только где она теперь?
Достаю телефон. Я внесла туда номер с визитки тети еще вчера ночью, когда Влад был в душе. После недолгих колебаний всё же решаюсь позвонить.
– Лизонька, я немножко заплутала! – без приветствий отвечает она. – Буду через две минуточки!
С облегчением выдыхаю и снова выглядываю в окно.
Когда тетя Аня наконец показывается в кафе, мне хочется прыгать от счастья.
– Привет! – бросаюсь к ней.
Сегодня она еще красивей и элегантней. Настоящая леди с аккуратно уложенным каре. Делаю для себя заметку – если когда-нибудь захочу так подстричься, мне наверняка пойдет, поскольку ей очень даже к лицу, а лица-то у нас почти одинаковые.
Я провожу тетю в дальний угол зала, словно стремлюсь спрятать ее ото всех. Хотя, в общем-то, прятать не от кого – людей почти нет.
– Чай, кофе? Что посерьезней? – подаю ей меню.
– Чай, кофе и посерьезней, – отвечает она с улыбкой. – Есть какое-нибудь фирменное блюдо, которое тебе нравится? Я бы взяла его, специально сегодня не завтракала, чтобы поесть в твоем кафе!
– Я знаю, что тебе принести!
Бегу на кухню, бужу сонного повара-колобка громким окликом:
– Серёжа, мне один суп-крем из шампиньонов и куриный жульен! Еще две порции черничного пирога…
Тетя Аня оказывается большим ценителем европейской кухни. За пробой вкусных блюд и болтовней обо всем на свете проходит примерно час. Очень скоро у меня возникает чувство, будто мы сто лет знакомы, будто она мне самая родная. Наверное, зов крови или что-то такое. Так комфортно я давно себя ни с кем не чувствовала, разве что с сестрами в «Отличной», и то не со всеми.
Когда снова появляюсь на кухне с заказом на очередную вкусняшку, меня отводит в сторону моя напарница, Кристина:
– Это твоя мама?
– Нет, тетя, – с улыбкой поясняю. – Приехала из Америки, представляешь?
– Вот это да! – охает она, убирая со лба русую челку.
– Ага, а у меня как раз смена…
– Давай я тебя подменю! – предлагает она. – Ты же вчера за меня потрудилась. Спокойно пообщаетесь, сходите куда-нибудь! Я думаю, Виталик против не будет…
– Ой, было бы здорово!
Сразу же бегу переодеваться, возвращаюсь в уличной одежде.
– Тетя Аня, торжественно приглашаю тебя продолжить чаепитие у меня дома! Заодно посмотришь, как мы с Владиком живем…
– Здорово! – кивает она и кладет неприлично крупную сумму в коробочку с чеком.
– Ты перепутала цифры? – у меня непроизвольно открывается рот.
– Это тебе на чай! Как у тебя с деньгами, кстати?
– Всё хорошо, зарплата нормальная, кроме того, Владик совсем не жадный…
Пытаюсь вернуть ей часть купюр, но она не берет.
– Пусть будет! Если понадобится еще, ты мне скажи! Как-никак единственная живая родственница…
– Пойдем?
Провожаю ее к себе и удивляюсь тому, как органично моя тетя вписывается в интерьер. Как будто мы здесь гоняли чаи тридцать понедельников подряд.
Делаю для нас обеих кофе, заодно знакомлю с Филькой. Коту тетя Аня тоже сразу нравится.
Странное дело – если в кафе мы разговаривали лишь о пустяках, делились общей информацией, здесь обеих тянет на откровенности.
– Я многие годы хотела наладить связь с сестрой… Первое время пробовала ей писать, но Марта не ответила ни на одно письмо…
– Мама вроде бы не пользовалась компьютером… – припоминаю.
– Да, Марта боялась техники как огня… Но я сейчас про настоящие бумажные письма, а не про электронную почту…
В этот момент вспоминаю, с каким остервенением отец следил за почтовым ящиком.
– Я уверена, что мама не получала твоих писем! Их перехватывал отец… Господи, какой же он гадкий человек…
– Если бы я знала, что Марты не стало, а ты осталась с ним один на один, я бы что-нибудь придумала, забрала тебя… Лизонька, как же получилось, что ты всё-таки оказалась в детдоме?
Воспоминания вновь заполняют мою голову до отказа, разбуженные вчерашней встряской. Начинают терзать меня с утроенной силой. Сама не замечаю, как выкладываю тете Ане и про пустой холодильник, и про обноски, и про ремень с горохом.
– Гад ползучий!.. – шипит тетя Аня, задыхаясь от злости. – Изверг проклятый, да как его только земля носит!.. Девочку мою так обижать… Иди сюда, Лизонька!
Она обнимает меня, а я чувствую, как на глаза наворачиваются слезы. Решаю быть до конца откровенной и впервые задать кому-то так мучивший меня вопрос:
– За что он так со мной? Я не могу понять… Во мне, наверное, сидит что-то очень-очень плохое, раз он так меня ненавидел… Тетя Аня, ты же такая умная, ты психолог, может, хоть ты разъяснишь?
Она отстраняется от меня, молчит, долго смотрит в глаза и, наконец, отвечает:
– Я могу только предполагать, но из того, что я вижу… Тут не в тебе дело, Лиза! Сама же говоришь, всё стало хуже, когда ты начала превращаться в девушку…
– Да, – киваю, глотая слезы.
– При всех его паршивых качествах могу сказать одно – он очень любил Марту, а ты – ее копия… Я думаю, он очень скучал по ней и одновременно видел ее в тебе. Хотел тебя… но хотеть собственную дочь – грех! Вот он и ненавидел себя за это, а выливал свою ненависть на тебя…
– Он наказывал меня за то, что хотел… того самого?! Фу! Получается, я была порочной, грязной…
До меня с трудом доходит смысл сказанного тетей. Закрываю рот ладонью и больше не могу произнести ни слова.
– Он – больной человек, и его скотское поведение с тобой лично никак не связано. Будь ты плохая, хорошая, да даже самая лучшая в мире, это ничего не изменило бы! Я хочу, чтобы ты четко поняла: то, какой он тебя видел, и то, какая ты на самом деле – две разные Лизы. Ты хорошая… ты самая замечательная… А то, что он этого не замечал, совсем не делает тебя хуже!
Слушаю ее слова и очень стараюсь понять, поверить, но не могу.
– Давай приведу пример, – говорит тетя, видя мои сомнения. – Вот эта кружка хорошая, так?
Она крутит в руке мою любимую кружку со снежинками.
– Да, – киваю.
– А вот какому-нибудь ценителю фарфора она может показаться ужасной, так?
– Так…
– Но это ведь не делает кружку хуже! То же самое и с тобой! Ты не была ни порочной, ни грязной, эти образы были лишь в его голове! Ты – хорошая, возьми это за аксиому!
До меня потихонечку доходит, что именно она хотела сказать. И действительно, я ведь всегда старалась вести себя при отце наилучшим образом, но он не ценил моих усилий. Я никогда не была достаточно хороша для него, но это не значит, что я не была хороша в принципе… И всё же, неужели в наших отношениях была также замешана сексуальная подоплека? От последней мысли меня буквально передергивает.
В этот самый момент меня накрывает новая волна воспоминаний. Мелочи, которым я раньше не придавала большого значения. То, как отец разглядывал мою филейную часть, как хмурился, когда соседи отдали мне единственное платье, которое было по фигуре. В тот момент я казалась себе очень красивой, а он просто озверел. Вспомнилось, как он проигнорировал мою просьбу о том, что пора купить лифчик. Он отрицал и ненавидел во мне всё женское… Потому что хотел?!
В этот момент у меня возникает такое чувство, будто мою душу вскрыли, а анестезию вколоть забыли.
– Тетя Аня, но у меня всё равно в голове не вяжется, как же это может быть? Как можно хотеть и одновременно так сильно наказывать…
– Эмоции… – просто отвечает она, а в глазах столько боли, что хватило бы на четверых.
– Что ты хочешь этим сказать?
О проекте
О подписке