Кое-как переломив собственное возмущение, родители возобновили общение с дочерью, чтобы уговорить ее, раз уж замужество пока откладывается, спуститься с небес на землю и хотя бы подать документы в аспирантуру. О работе речи не шло – зачем красивой умной девушке гробиться с утра до вечера в офисе или бог знает где еще? Нужно использовать молодость с толком: найти достойного мужа и создать успешную, красивую и счастливую семью. Да Настя и сама о работе не помышляла: теперь, когда в жизни было главное, казалось невозможным растрачивать время и силы на бессмысленную возню. Любовь стала плотью и кровью ее бытия: ничего не требовалось в дополнение или взамен. Только изредка, подогреваемые родительским гневом, беспокоили мысли о том, что Николай попусту тянет время, не торопится жениться. Хотя, кажется, все к тому с самого начала шло: они любят друг друга, практически вместе живут, он ее содержит – зарплаты менеджера крупной компании с лихвой хватает на двоих. Настя тяжело вздыхала, пыталась намекать, но говорить о женитьбе открытым текстом не решалась. А Николай упорно делал вид, что смысла ее намеков и вздохов не понимает.

Он не скрывал их романа – знакомил со своими приятелями, водил по театрам, выставкам, ресторанам. И Настя, которая поначалу смертельно боялась, что у него есть жена, – этого вопроса он всеми средствами избегал, отшучивался – успокоилась. Значит, ничего подобного нет. Только однажды, выпив лишнего, он рассказал, что у него была любимая девушка, очень похожая на Настю. Но она давным-давно умерла. Как, при каких обстоятельствах Настя не знала. И не посмела спросить. Его скрытность и нерешительность в отношении свадьбы она приписывала теперь давней душевной ране, которая, видимо, так до конца и не затянулась. Но ей стало ясно, что происходит с ним, отчего грядущие перемены в жизни даются так тяжело и отчего у него такие глубокие и печальные глаза.

Настя гордилась тем, что была девушкой Николая, надеясь в ближайшее время изменить этот статус, став его женой. Не задумываясь, она пользовалась всеми материальными благами, которые из этих ее отношений с Николаем вытекали. Так было естественно, так было верно, так ее учили с самого детства. Взамен ему отдавали трепетную любовь, готовность подчиняться во всем и потворствовать любой, даже самой экзотической, прихоти.

На любовные эксперименты, казалось бы, давно уже вышедший из мальчишества Николай был невероятно изобретателен. Сначала Настя стеснялась его причуд и отбивалась, как могла. Но постепенно, лаской и любовью, он развеял ее стыд без следа – сладострастие взяло верх над разумом. Настя и сама с удивлением ощутила, как становится другим человеком, превращается в чувственную женщину, чья единственная в жизни цель – дарить радость и наслаждение любимому мужчине. Теперь ей нравилось ощущать себя наложницей, нравилось ради него не встречаться с ровесниками, не общаться с подругами, нравилось в любое время быть к его услугам. Весь мир замкнулся на одном-единственном человеке, и Настя, не задумываясь, приняла это женское счастье.

Николай сбросил скорость, машина свернула на проселочную дорогу, заваленную хвоей, сухими ветками и прошлогодней листвой. Шины с явной неохотой выпутывались из лесного мусора и пыли.

– Мы куда? – Настя сделала вид, будто только что проснулась. Даже потянулась и зевнула для наглядности.

– Искать поляну, – Николай внимательно изучал обманчиво ровную поверхность грунтовки.

– Но тут же кругом лес и комаров, наверное, тучи! – Настя насупила брови.

– Имейте терпение, мадемуазель, – Николай на секунду отвлекся от созерцания прикрытой листьями колеи и слегка щелкнул Настю по носу. – И не хмурься. Тебе не идет.

Через несколько минут впереди показался просвет, и машина, вихляя из стороны в сторону, выкатилась на поляну. Зеленый ковер вокруг был необычайно юным и ярким, а в глянцевых листьях травы весело отражались капельки солнца.

– Выходи! Приехали! – Николай с явным удовольствием вылез из машины и потянулся.

Настя вышла следом и, безошибочно следуя его безмолвному приказу, достала из багажника плед и корзину с едой. Плед был расстелен чуть поодаль, корзинка разобрана.

– Ты что, даже шампанское взял?! – Настя удивленно улыбнулась. – Ничего себе! И что же мы празднуем?

В глубине души в который раз истерически забилась надежда, неотступно преследовавшая ее последние шесть месяцев. Ни разу она не позволила себе высказать ее вслух, но все время напряженно ждала главных слов от Николая. И вот, неужели сейчас?! Может, он так долго готовился к поездке и столько раз откладывал ее только потому, что должен был окончательно решиться? Собраться с духом? Все подготовить в новом доме, чтобы сделать ей предложение в торжественной обстановке? Настя судорожно сглотнула и незаметно обшарила взглядом карманы его брюк в поисках долгожданной коробочки. Пусто. Никаких характерных бугорков под белым хлопком не наблюдалось. Куда же он ее спрятал? Наверное, все-таки оставил в машине и ждет приезда в коттедж.

– Да, – Николай разлегся на пледе среди фруктов и прочей снеди, как какой-нибудь шейх, – твой дебют.

– В смысле? – Настя подняла брови и обиженно надула губы. Кажется, снова он шутит, когда уже заговорит серьезно? – Ты о чем?

– Да ни о чем! – Николай натянуто рассмеялся. – Сделай мне бутербродик, пожалуйста.

– Да. – Настя по привычке ответила утвердительно, хотя не расслышала ни слова. По выражению лица, по интонациям она поняла, что Николай сейчас и не думал предлагать ей руку и сердце. Обида застилала глаза и притупляла слух. Ну зачем, к чему так упорно тянуть время? Ведь ясно, что они оба созданы друг для друга – он сам не раз это говорил.

– Нас-тя! – Николай приподнялся на локте, понимающе вглядываясь в потускневшие глаза подруги. – Давай я тебе шампанское открою.

– Я не буду! – Она полоснула его взглядом – на большую форму протеста против своего ненаглядного Настя была физически не способна – и отвернулась.

– А почему бы и нет? – Николай уже раскручивал проволоку на пробке. – В качестве анестезии.

Настя дернула плечом и всю волю сконцентрировала на том, чтобы не выдать подбирающихся к уголкам глаз слез. Все он, оказывается, понимает! Знает, что она ждет от него предложения выйти замуж. Но зачем, почему так мучит и тянет время?!

Николай подливал и подливал в ее пластиковый стаканчик. Настя послушно пила, заедая французскую «Клико» (в отношении вин, как, впрочем, и многого другого, Николай был пижон) бутербродами с копченой колбасой. То еще сочетание, конечно. Но ей было плевать: в очередной раз обманутые надежды комом застряли в горле. Вот уже целых двадцать минут Настя молча сидела спиной к Николаю, разглядывая траву у себя под ногами и прихлебывая шампанское. Любимого это насупленное молчание, кажется, даже не задевало. Ну и пусть!

В траве, за пределами одеяла, разместилось целое царство: суетливо бегали муравьи, покачивались на былинках стрекозы, зависали в воздухе бабочки. Настя подумала о том, что у всех этих созданий невероятно короткая жизнь. И что они успевают почувствовать или узнать? Ни-че-го. В отличие от человека. Ему-то за семьдесят-восемьдесят лет хоть что-то перепадает. А впрочем, если задуматься, и семьдесят лет – пустяк по сравнению с вечностью. Может, и не стоит тратить время на пустые обиды, тоску? Настя украдкой взглянула на Николая. Он полулежал, покусывая травинку, глубоко погруженный в собственные мысли. Вот, опять на работе, наверное, у человека проблемы, а тут еще она со своими глупыми матримониальными мечтами. И потом, на что ей обижаться? Он не обманул, не соврал. А читать ее мысли и следовать им не подвизался. Видимо, нужно будет самой как-то о свадьбе заговорить. Объяснить все. Что ей так неуютно, что родители нравоучениями замучили, что ее по-другому воспитали. Он поймет.

– Хочешь еще чего-нибудь? – Настя с удивлением услышала собственный голос.

– Да, – Николай вздрогнул, словно очнувшись от дремы, и посмотрел ей в глаза.

– Ч-чего? – Настя поймала его взгляд и запнулась на единственном слове.

– Иди ко мне.

Голос Николая был таким нежным и печальным, что она не посмела возразить: встала на колени и подползла ближе. Он осторожно взял ее за плечи и поцеловал. Сначала только едва прикасаясь, а потом медленно обводя языком мягкие, сияющие юной нежностью губы. На мгновение отстранился, снова дотронулся до ее губ коротким жадным поцелуем и снова, снова.

– Настя, ты меня любишь? – Она даже вздрогнула от неожиданности – так странно прозвучал этот вопрос. Не игриво, не весело. Грустно.

– А сам ты не знаешь? – Она посмотрела удивленными глазами и послушно ответила: – Я безумно тебя люблю!

– Знаю, – Николай горько улыбнулся и тут же снова стал серьезным, – но на что же готова ради меня милая Настя?

– Ну, – она лукаво сощурилась и постаралась обратить все в шутку, – могу почистить для тебя апельсин. Или сделать еще бутерброд. Надеюсь, ты оценишь всю глубину моей самоотдачи? Хотя, если уж речь зашла о глубине и самоотдаче, могу…

– Малыш, я серьезно, – Николай прервал ее возбужденный лепет. Желание паясничать и играть пропало моментально под его тяжелым взглядом.

– Ты же знаешь, – медленно произнесла она, – что на все. К чему такие вопросы?

– Хочу понять, как ты относишься ко мне. – Николай прикрыл глаза.

Настя вся напряглась, подсознательно уловив жизненную важность момента. Может, это и была своеобразная прелюдия к тому, чтобы заговорить наконец о браке?

– На все, что принесет тебе радость или сделает тебя счастливым, – с готовностью зашептала она. Так хотелось подтолкнуть его к разговору, приободрить! – И при этом у меня не будет ни капельки сожаления, потому что я действительно тебя люблю.

– Правда? – Николай посмотрел на нее внимательно и серьезно, словно увидел другими глазами. Настя подумала, что вот сейчас, еще немного, и он произнесет долгожданные слова. – Но ты же не знаешь, что обещаешь, о чем говоришь!

– Послушай, – Настя изо всех сил старалась ему помочь, – если бы я знала заранее, о чем речь, мои обещания не имели бы и половины той ценности, которой обладают сейчас. А я хочу, чтоб они были бесценны. Пусть это будет мой подарок, – она чуть не ляпнула «на нашу свадьбу», но вовремя осеклась, – который непросто забыть.

– Бог ты мой! Какая мудрая маленькая леди! – Николай, сощурившись, посмотрел на солнце, сморгнул и снова перевел взгляд на Настю. – Я знал, что не ошибся в тебе.

Потом он собрал в корзинку оставшиеся фрукты, убрал с одеяла пластиковые стаканы. Отставил на траву ополовиненную бутылку и лег, заложив руки за голову. Пробка от резкого движения выскочила, бутылка не устояла на неровной земле и упала на бок. Шампанское с тихим шипением полилось на землю. Настя взвизгнула и схватила бутылку.

– Нет, ты все-таки просто варвар! Лить на землю такое вино!

Она поднесла бутылку к губам и сделала глоток прямо из горлышка.

– Та-а-ак! – Николай недовольно сдвинул брови. – Милая моя, запомни: пьянство не красит дам! И нельзя же, в самом деле, уделять внимание бутылке, когда рядом с тобой мужчина.

Николай показал глазами куда-то в направлении собственной ширинки и подмигнул.

– Не буду, и не проси! – Настя скорчила плаксивую гримасу и надула губы.

– У тебя что, лапочка, короткая память? – Николай вытащил из ее рук бутылку и аккуратно поставил на землю. – А кто обещал «приносить мне радость» и «делать меня счастливым»?

– Ну, я же не думала, что ты начнешь просить о таких аморальных вещах. – Настя продолжала притворно сопротивляться и отталкивать протянутую к ней руку.

– Да?! – Николай изменил тактику и быстро скользнул ладонью к ней под юбку. Настя взвизгнула, но вырываться не стала. – А о чем же еще тебя просить? По-моему, ты просто создана для чего-то аморального.

Его рука с хозяйской уверенностью поднималась вверх по ее бедру.

– Нет, – едва прошептала Настя.

– Да, – уверенно возразил Николай. – Иначе ты не была бы такой прилежной ученицей. Ученицей страсти.

Он сделал паузу и снова указал глазами вниз.

– Я жду.

– Н-нет, – Настя сама не заметила, как возбуждение обернулось дрожью во всем теле.

– Послушай, я уже не шучу! – Николай схватил ее за волосы, намотав их на кулак, и притянул к себе. – Ты же сама этого хочешь. Я вижу…

Настя взвизгнула от легкой боли, которая пробежала по телу сладостной волной от корней волос до пальцев ног, и разжала губы. В тот же миг ее длинные волосы свободно рассыпались по плечам, лицу и белым брюкам Николая.

Пятнадцать минут спустя они уже выезжали на шоссе. Он, спокойный и невозмутимый, как будто ничего не произошло, она – взъяренная в своем бессилии, как львица. Вот это уже было сверх всякой меры! Он дал себя удовлетворить, пролежал десять минут – безвольный – в ее объятиях, а потом встал и, не глядя на Настю, торопливо покидал вещи в багажник, заявив, что нужно срочно ехать. Закатить истерику хотелось невероятно, и у Насти едва хватило сил, чтобы сдержаться. Но она не могла его потерять, а значит, лучше собраться с силами, побороть обиду и перетерпеть. Постоянные перепады от возбуждения к обиде, от надежды к злости, от нежности к раздражению совершенно ее измотали. Настя, опустив спинку кресла, притворилась спящей, а вскоре и в самом деле уснула.