Спустя половину бутылки вина и пять статей Нина поняла, что она может строить сколько угодно предположений, выискивать версии, но в конечном итоге узнать правду можно только одним путем. И она не была уверена, стоит ли на него вставать. Разбередит ли она свои раны? Сможет ли разговорить девочку? А, если все ее предчувствия о том, что в этой семье было что-то не так, окажутся ложными? Вдруг, все куда проще. И на самом деле они убили его, потому что он запрещал им гулять с мальчиками и ходить на дискотеки. Внутренний голос Нины почти кричал «Позвони Марку! Соглашайся. Ты не ошибаешься. Там действительно происходило что-то страшное». Но Нина старалась его игнорировать, потому что собственные чувства ни раз сыграли с ней злую шутку. Голова начала потрескивать от выпитого и Нине захотелось прилечь, но перед этим она должна была сделать одну вещь. Выйдя из своего кабинета, она отправилась в их с мужем спальню, подошла к комоду в самом дальнем уголке комнаты, выдвинула самый нижний ящик, отложила его в сторону и в образовавшейся полости нащупала маленькую книжку, на деле оказавшейся ее старым семейным альбом. Нина росла еще в то время, когда люди делали фотоснимки на обычные мыльницы, затем распечатывали их в какой-нибудь фотостудии и распределяли получившиеся, по фотоальбомам. Нина открыла первую страницу альбома, на первом снимке ей четыре, она улыбается в камеру, обхватив руками огромного плюшевого розового слона. Того самого, которым отцу выплатили зарплату в один из голодных месяцев. На следующей странице две фотографии, на одной она обнимает маму, которая готовит что-то на кухне, на другой она сидит на коленях у отца. Отца. Нина мысленно себя ругает и в который раз напоминает себе не «отца», а «отчима». Прошло столько лет, а она до сих так и не смогла себя переучить. Она продолжает листать старые фото и натыкается на то, где ей восемь и она идет в первый класс. Она хорошо помнила тот день. Мама заплела ей роскошные косички с двумя бантами и нарядила ее в красивую школьную форму, а папа в тот день подарил ей короткую и тонкую золотую цепочку с подвеской в виде птички, обнял ее и прошептал: «наконец-то ты стала взрослой, моя девочка» – что означала эта фраза Нина узнала буквально в тот же вечер, когда мама задержалась на работе, а она оставалась дома одна с Олегом. Нина захлопнула альбом, почувствовав, что она нашла то, что искала. Эти воспоминания, гнев и злость на саму себя. За то, что молчала, позволяла и не сбежала, когда стала понимать, что ничего не изменится. Нина снова отправилась в кабинет, подумав о том, что может быть стоит открыть еще одну бутылку вина, но вовремя себя остановила, подумав о том, что же скажет Антон, когда увидит, что одной ей было мало. Разыскав свой телефон, она набрала номер Марка, в мембране потекли длинные гудки и каждый гудок совпадал с ритмом её сердца. Когда он наконец ответил, она обратила внимание на его тяжелое дыхание:

– Марк, привет! Я тебя отвлекаю? Я могу перезвонить?

– Говори, я тебя слушаю. Ты приняла решение?

– Да, я согласна на твое предложение.

В трубке повисла тишина. Нина была уверена, что Марк отключил динамик.

– Марк? Марк? Ты здесь?

Нина бросила трубку, не предполагая, что в этот момент она могла сказать «Марк» еще сто пятьдесят раз, но он бы все равно ей не ответил. Он в этот момент кончал.

Через пять минут ей пришло сообщение с адресом и временем, куда и когда надо подъехать.

***

Иру снова осматривали врачи. Она знала, что будет дальше. Сейчас ее снова осмотрят и зададут вопросы, где и при каких обстоятельствах она получила синяки. Она как всегда промолчит, и после этого ее отведут к психологу. Там будет похожий сценарий. Ей снова будут задавать вопросы и показывать картинки, просить нарисовать семью и все такое. И если честно, то ей бы даже нравилось ходить к психологу, если бы та не пыталась все время задавать вопросы о ее семье.

В больничной палате ей нравилось чуть больше, чем в тюремной камере. Здесь, по крайней мере, было светло. Но мысли о сестрах, оставшихся далеко, не давали покоя. По ночам она часто просыпалась в слезах, и в кровати было мокро. Ей было стыдно оттого, что она начала мочиться в постель, как какой-то младенец. И каждый раз, когда санитарки меняли белье, чувство жгучего стыда заполняло ее до краев и вырывалась наружу водопадами слез. За это ей тоже было стыдно. Одна старенькая санитарка как-то не выдержала и обняла ее, сказав, что она не виновата, врачи говорят, что так у нее выражается посттравматический синдром. Ире от этого легче не стало. Она не была дурочкой и словосочетание «посттравматический синдром», где-то слышала. Но правда там речь шла про людей, вернувшихся с войны или людей, которые пережили какие-то бедствия. По ее мнению, с ней ничего такого не происходило. Она жила, наверное, так же как и большинство ее ровесников. За хорошее поведение ее хвалили, за плохое ругали. Единственное, ей казалось, что в остальных семьях ребята получают больше сладкого. Но от сладкого портятся зубы, и фигура становится отвратительной. Во всяком случае, так говорил папа. Так что может быть, он и был прав. Пусть остальные едят свое мороженое, а она Иришка будет стройной и с хорошими зубами. Хотя втайне она давно сама себе пообещала, что, когда она станет взрослой и будет жить одна или хотя бы с сестрами, ее холодильник будет ломиться от сладостей. В нем не будет ничего, кроме сладкого. Один раз она даже попыталась попросить принести шоколадку санитарку бабу Люду. Она была добрее всех к Иришке в этой больнице и была единственной, кому Иришка позволяла гладить себя по голове. Прикосновения всех остальных вызывали у нее дрожь и покалывание в области висков. А баба Люда была другой. Она не задавала Ире вопросов, не ругала ее за мокрые простыни и всегда приносила чуть больше еды, чем остальные. Но на просьбу о шоколадке ответила отказом, сказав, что за такое ее могут и уволить. Зато спросила, что может Иришка хочет чего-то помимо еды. Думать над ответом долго не пришлось: «Книгу о трех мушкетерах, пожалуйста, пожалуйста!».

Баба Люда всплеснула руками и ответила: «Эту мутотень? Может этого, как его «Гарри Поттера»? Он повеселее будет». Иришка заверила ее, что «Три мушкетера» – именно то, что нужно. Баба Люда изумленно посмотрела на девочку и пообещала, что спросит у врачей, можно ли будет передать книгу. Иришка всю ночь гадала, получится ли у бабы Люды принести книжку.

Утром началась, уже ставшая привычной, рутина. Врачи, осмотры, вопросы. Санитарка не появлялась. Думать о чем-то другом Иришка не могла и поэтому неожиданно для самой себя спросила у психолога:

– Простите, что перебиваю. Вы не знаете, а баба Люда придет сегодня?

Психолог удивленно подняла глаза на девочку. За две недели сеансов из нее приходилось вытягивать слова клещами, не говоря уже том, чтобы та вдруг начала задавать вопросы.

– Ира, а баба Люда это кто?

– Санитарка. Старенькая такая, но очень добрая. Высокая и волосы в пучке, – Ира энергично размахивала руками, чтобы более убедительно описать санитарку.

– А, так это Людмила Петровна наша. Она тебе нравится, да? – психолог подвинулась поближе к девочке и доверительно улыбнулась.

– Да, нравится. Она…она вчера пообещала мне, что попробует принести книжку про «Трех мушкетеров». Но сегодня я ее весь день не видела и подумала, что может быть, вы знаете, где она.

– Знаю. Ее смена начнется только вечером. Скажи, а почему именно книга про «трех мушкетеров» тебе так нравится? Что в ней особенного.

Иришка улыбнулась и заговорила. – Знаете, там про все! И про дружбу, и про приключения, и про любовь. И про то, как здорово, когда у тебя есть люди, на которых ты всегда можешь положиться, которые всегда будут с тобой заодно. Это так похоже на наши отношения с Ольгой и Машей. Вы знаете… – Ира запнулась, испуганно посмотрела на доктора, укоряя себя, что чуть не сболтнула лишнего, хотя обещала Ольге молчать. Затем обрадовалась, что вовремя остановилась и опустила глаза в пол.

Психолог тем временем радовалась тому, что из девочки удалось вытащить хоть что-то, и решила взять на заметку «теплые отношения с «бабой» Людой». Она была уверена, что это ей пригодится. В конце концов, для помощи ребенку все средства хороши. А пока:

– Что ж, Ира, на сегодня я думаю, мы закончили, пойдем, я провожу тебя в палату. А про книгу, знаешь, я думаю, что тебе ее сегодня принесут. И еще, мне стыдно признаться, но я никогда не читала роман Дюма. Экранизацию смотрела, конечно, а вот до книги руки так и не дошли. Как ты смотришь на то, что я прочитаю книгу, и мы обсудим ее на наших последующих сеансах.

У Иры округлились глаза, – Анна Алексеевна, книга же такая большая! Как вы ее осилите?

– Не переживай, я быстро читаю, – улыбнулась Анна Алексеевна, – так, как ты смотришь на мое предложение?

– Конечно, я согласна! Наконец-то мне будет с кем о ней поговорить. Читайте скорее!

Анна Алексеевна взяла Иру за руку и повела в палату, благословляя про себя Александра Дюма, каждого мушкетера и советских сценаристов во главе с режиссером, которые сэкономят ей кучу времени.

Ближе к ночи в палату к спящей Ире на цыпочках вошла баба Люда. Аккуратно, чтобы не разбудить ребенка, она погладила ее по голове, а на прикроватную тумбочку положила книгу Александра Дюма. Постояла немного, понаблюдав за Ирой, вздохнула и отправилась на дежурство, еще не зная, что эта ночь будет первой, после которой простыни на утро будут сухими, а кошмары понемногу начнут отступать.

***

Впервые за много месяцев Нина проснулась раньше Антона. Сегодня она увидится с Марком и познакомится с одной из сестер – Марией.

Нина тихо вылезла из теплой постели и на носочках вышла из спальни. Будить Антона не хотелось. Идеальный план заключался в том, чтобы покинуть квартиру до его пробуждения и остаться незамеченной. В это утро Нине хотелось побыть одной и привести мысли в порядок. Всю ночь она ворочалась, потому что пыталась представить, как все будет. Вот она заходит в помещение, и туда заводят девочку. Или наоборот, она войдет, а девочка будет ее ждать. Как Марк ее представит. И, если он скажет, что она – писательница, не отпугнет ли это ребенка. Нет, точно надо попросить Марка пока ничего не говорить. А, вдруг он уже что-то сказал? Нет, не мог. Так, ладно. Это все неважно. С чего ей начать беседу и как сделать так, что Мария с ней заговорила? В общем, проведя бессонную ночь, Нина так ничего и не придумала, кроме одного – утро она должна провести в одиночестве, комментарии и вопросы Антона могут ее только разозлить и выбить из колеи, а ей необходимо собраться. Поэтому в пять утра Нина тихо вошла на кухню, затворив дверь. Было еще темно, и Нина включила маленький светильник. Открыв дверцу холодильника, она поймала себя на мысли, что от вида еды ее начинает подташнивать, но если она сейчас не поест, днем ей станет гораздо хуже. Приготовив омлет на скорую руку, Нина вспомнила, что так и не поставила кофе. Чертыхнулась, запустила кофеварку и постаралась начать думать о чем-то не имеющем отношения к сегодняшнему дню. Первая мысль была очевидной – что надеть. Вторая – стоит ли делать макияж. Через несколько минут и первая, и вторая мысли стали казаться абсурдными. Где-то там сидят три девчонки и гадают о своей дальнейшей судьбе, а она задумывается о шмотках и макияже. Нина нахмурились, продолжая мысленно корить себя, а внутренний голос ехидно заметил: «Не о девочках, Ниночка, ты думаешь. А о Марке. Что ей надеть? Как накраситься? Слабачка». Нина сделал глоток кофе и с сожалением призналась сама себе, что внутренний голос прав. В это утро она думала о Марке. И в наказание решила, что наденет первое, что попадется под руку, а косметика продолжит пылиться на полках трюмо. Настроение Нины заметно улучшилось, и она отправилась в душ, решив, что чистых волос сегодня будет достаточно.

Через час Нина вновь очутилась на кухне, часы показывали начало седьмого утра, а встреча с Марком у СИЗО была назначена на девять. Чем заняться в оставшееся до встречи время она не представляла. Рука потянулась к телефону, для того, чтобы еще раз покопаться в интернете и почитать еще раз все, что писали СМИ о деле сестер, но в процессе она поняла, что это лишнее и может помешать в беседе с Марией. И вместо этого, сама не зная, зачем это делает, написала Марку «Это странно. Но я уже собралась и теперь нервничаю». Отправив сообщение, Нина мысленно застонала и подумала, что все-таки она дура, потому что, скорее всего Марк, как нормальный человек, еще спит и, зная Марка, скорее всего, не один. Отменить отправку не представлялось возможным и ей оставалось смириться с собственной глупостью. Через пару минут телефон завибрировал у нее в руке, Нина с удивлением посмотрела на экран и увидела сообщение « Могу забрать тебя через двадцать минут». В ответ она отправила короткое «ок» и поспешила накинуть верхнюю одежду и спуститься вниз.

Через двадцать минут во двор ворвался черный джип и остановился прямо перед Ниной. Боковое стекло машины опустилось, и Нина увидела Марка. Он широко зевнул и поспешил выйти из машины, чтобы распахнуть перед Ниной дверь. Нина перевела взгляд с Марка на машину и обратно.

– Что такое, милая? Тебе требуется отдельное приглашение? Присаживайся.

– Нет, не нужно. Последний раз, когда я с тобой ездила твоя машина выглядела скромнее.

– Ты нашла, что вспомнить. С тех пор столько воды утекло. А я все-таки прокурор города.

– Теперь мне понятно, на что идут мои налоги.

– Нина, советую тебе закрыть лавку с идиотскими шутками. Полезай в машину и не морочь мне голову.

Нина собралась было продолжить дискуссию, но поняла, что время выбрано не подходящее.

Сев в машину, Марк внимательно посмотрел на Нину и сказал:

– Ты сейчас похожа на ворону или на леди-смерть. Никак не могу определиться. Но выглядишь зловеще, – засмеялся Марк.

– Отвали, Марк, – сказала Нина, протянула руку к зеркалу и еще раз окинула себя взглядом. Черные брюки, черная рубашка, застегнутая на все пуговицы, отсутствие косметики. Все в порядке, разве что волосы надо бы убрать, подумала Нина и стала пытаться заплести косичку, но слова Марка отвлекли ее.

– Эй, дорогая. Не надо раскидывать свои волосы по моей машине. Когда моя девушка, а она надо заметить блондинка с каре, найдет в моей машине длинные коричневые волосы, она непременно устроит мне скандал, – Марк замолчал и потом тихо добавил. – Тем более мне ты всегда нравилась с распущенными волосами.

– Блондинка? Я думала твою спальню, чаще посещают шатенки, в крайнем случае, брюнетки.

– Я их чередую. Блондинок, шатенок, брюнеток. В нашей стране проблема только с рыжими. Так что если у тебя есть рыжая подружка можешь дать ей мой номер телефона.

– Ты ничуть не изменился.

– Ошибаешься, Нина. Я очень изменился, но тебя это не касается, впрочем, как и то, кто посещает мою спальню, – Марк внимательно посмотрел на Нину, думая о том, что сейчас он был излишне резок. Но лучше так, чем вероятность того, что она узнает, насколько важное место она занимала в его жизни все эти годы.

Нина решила ответить молчанием. До встречи с Марией оставалось чуть более двух часов, и теперь она жалела о том, что написала Марку. Он в свою очередь, словно почуяв, ее настроение остановил машину.

– Здесь рядом есть местечко, где варят приличный кофе и готовят неплохие сандвичи. Что думаешь?

– Марк, сейчас только семь утра. Они, наверное, закрыты.

– Они работают круглосуточно. Ты посидишь в машине, а я прогуляюсь за кофе. Двойной капучино, как всегда?

– У тебя отличная память, – Нина впервые за утро искренне улыбнулась.

– Я быстро. Никуда не уходи, – сказал Марк, покидая машину.

Нина проводила его взглядом, откинулась на спинку и закрыла глаза.

***

Маше снилась комната. Комната, в которой было множество дверей. И за одной из них ее ждала мама и девочки. Оставалось только верно определить за какой именно. Интуитивно она понимала, что у нее есть только одна попытка, право на ошибку не было. Что притаилось за остальными дверьми, она не знала, но было уверена, что ничего хорошего ждать не придется. Она металась по кругу, подходя то к одной двери, то к другой. И наконец, ее выбор пал на тяжелую металлическую дверь, ручка которой напоминала штурвал, но тоже была сделана из металла. Она пыталась ее повернуть, и когда у нее почти стало получаться, сквозь лязг и скрежет она услышала женский голос:

– Рагозина! Рагозина, подъем!

Маша очнулась от сна, открыла глаза и поняла, что она по-прежнему находится в камере, и дверь тут одна и сейчас она открыта. Маша зажмурила глаза, пытаясь урвать, хотя бы еще одну минуту сна и понять удалось ли ей открыть ту самую нужную дверь.

– Рагозина, последнее предупреждение!

Маша резко вскочила с кровати, и еще не совсем понимая, что происходит – спросила:

– Который час?

– Семь утра. Сейчас ты позавтракаешь, а затем я отведу тебя помыться.

– Так рано? Я мылась три дня назад. Мне, наверное, сейчас не положено.

– У тебя посетители сегодня, Рагозина! На еду даю десять минут.

Дверь захлопнулась. Маша ничего не понимала. Для завтрака было еще рано. А до посещения душа, по ее прикидкам, оставалось еще несколько дней. Если бы под «посетителями» подразумевали «адвоката», то вряд ли ее бы так рано подняли. На визит мамы она давно перестала надеяться, поэтому загадочные «посетители» не выходили у нее из головы. С другой стороны, кем бы они ни были, она была им благодарна хотя бы за возможность внепланово посетить душевую. Завтрак, как всегда, был малосъедобен, но мысли о пятнадцати минутах под теплой водой помогли его проглотить.

***

Марк вернулся с двумя стаканчиками кофе и двумя сэндвичами, как и обещал. Молча протянул Нине капучино, и в машине повисла тишина, которая нарушалась лишь шуршанием бумаги, в которую были упакованы бутерброды. Каждый из них думал о своем. Нина о том, как построить разговор с девочкой, а Марк прикидывал, на какое количество нарушений он пошел для того, чтобы организовать эту встречу. И чем дольше он об этом думал, тем яснее понимал, что у человека его положения перспектив, конечно, больше было в столице. Но здесь, на своем месте, у него был один неоспоримый бонус – он мог делать то, что считал нужным и особо не оглядываться на руководство, которое сидело высоко, но с «видеть далеко» были проблемы. И даже, несмотря на то, что в кои-то веки у него в руках оказалось по-настоящему резонансное дело, ему дали полный карт-бланш, лишь с одной установкой: сестер надо посадить. Во-первых, чтобы другим «дочерям» неповадно было решать семейные проблемы таким способом, а во-вторых у убитого имелись какие-то пусть хлипкие, но связи, которые требовали того же. Обвинительного приговора. И, в общем, Марк был с ними согласен. Убийцам место в тюрьме. Но всем вокруг было понятно, что дело неочевидное и надо бы разобраться, хотя бы для того, чтобы журналисты и правозащитники, наконец, замолчали. Марк знал, что у девчонок был мотив. Он понял это сразу, как только посмотрел в их глаза, а потом уже экспертизы подтвердили, что он не ошибся. Но сестры молчали, и ни одна из них не обронила ни слова, для того, чтобы себя оправдать. И можно было бы закрыть на это глаза, поторопить суд, посадить их и забыть, как о страшном сне, но он не мог. Потому что в его жизни уже была женщина, которая прошла через что-то подобное и, если бы у него была возможность, он бы разорвал ее обидчика сам, голыми руками. Но эта мразь ушла от ответственности и сейчас находилась черт знает, где и черт знает с кем. Глядя на сестер, он думал о Нине и о том, что возможно жизнь дает им шанс протянуть руку помощи кому-то, кто оказался в подобной ситуации. Но для этого сестры должны заговорить и рассказать, что происходило у них в доме. И, если Марк верен в своих предположениях, то он попробует им помочь. Нет, он не рассчитывал, что их могут оправдать, но робкий червячок внутри повторял ему только два слова «суд присяжных». Дата проведения предварительного слушания уже была назначена, и до нее оставалось совсем немного времени, а это означало, что Нина – его последний шанс.

Нине всегда было интересно знать, что творится у Марка в голове. Например, когда он думал о чем-то важном, как сейчас, со стороны можно было подумать, что он занят чтением какой-то невидимой книги. Казалось, его глаза соскальзывают с одной строки на другую, а губы, иногда, шевелятся в такт чтению. Нина, которая когда-то жила с Марком, знала, что когда он впадает в такое состояние, его лучше не отвлекать, а спокойно отправиться по своим делам. Но сейчас они сидели в машине, и Нине было жизненно необходимо с кем-то поговорить и попытаться составить примерный план действий. Поэтому она решилась:

– Марк, прости, что я тебя отвлекаю, но я совершенно не представляю, с чего мне начать сегодняшний разговор с Марией. – Не увидев, никакой реакции на свои слова Нина аккуратно потрепала Марка по руке. После этого он вздрогнул и перевел взгляд на Нину. – Марк, я тебе говорила о том, что…

– Да, я услышал тебя. Для начала прекрати волноваться. Я тоже не знаю, как тебе начать разговор. Интуиция мне подсказывает, что действовать ты будешь по ситуации.

– А где будешь ты в этот момент?