Глава 6

Над головами захлопали крылья.

Задрав лица, Теонард и Керкегор разжали руки. На землю перед ними опустилась горгона, прижимая короткое платье к бедрам.

Вид у Эвриалы встревоженный: изящные брови нахмурены, ресницы хлопают, губа закушена.

– Что здесь происходит? – спросила она, окидывая взглядом взъерошенную гарпию.

Аэлло, отплевываясь, отряхнула руки, крылья пару раз хлопнули за спиной, пока гарпия складывала их поудобнее. Затем, пригладив мятое платье, она принялась яростно продергивать пальцы сквозь розовые, до середины бедра кудри.

По мере того, как пальцы Аэлло продирались сквозь розовую шевелюру, изящные брови горгоны приподнимались. Эвриала даже рот открыла, переведя взгляд на Теонарда и хлопая ресницами.

Теонард, явно смутившись, хотел было что-то сказать, но птеринг опередил его:

– Происходит прямое доказательство, что птеринги куда умнее… прочих крылатых, – произнес он напыщенно и заморгал, когда горгона махнула на него рукой, вновь вопросительно воззрившись на Теонарда.

– Аэлло подралась с Брестидой, – пояснил тот.

Горгона почему-то покраснела.

– Аэлло, это правда? – нарочито строго спросила она.

Гарпия не ответила, только с тоской посмотрела в небо.

– Аэлло, – мягко позвала горгона.

Аэлло обреченно вздохнула.

– Да, подралась, и что? Эта простолюдинская лошадь во всем виновата! Зато ты даже представить не можешь, как здорово я ее проучила!

Под конец Аэлло перешла на крик, то ли вспомнив Брестиду, то ли не в силах совладать с волосами, не желающими ложиться ровно.

– Аэлло!

Щеки горгоны тронул нежный румянец, видимо, стыдно стало за подругу.

– Здесь мы все равны!

– Да, Аэлло! – поддержал горгону Теонард. – Мы все здесь равны!

– Кто бы сомневался! – взъерепенилась гарпия. – Конечно, ты на стороне рыжей лошади! Предатель.

Теонард задумчиво потер кончик носа и вопросительно взглянул на горгону.

Эвриала повелительно произнесла:

– Оставьте нас! Пожалуйста, – добавила она уже мягче. – Мы сами разберемся.

Когда все разошлись, горгона набросилась на Аэлло – в трепетном, бархатном голосе Эвриалы так и звенит тревога напополам с отчаяньем:

– Что происходит? Где ты была всю ночь? Аэлло! Ты могла хотя бы предупредить меня, что не прилетишь ночевать? И на кого ты похожа? Платье разорвано, вся растрепана, и, прости, не могу не спросить – что у тебя с волосами?

– У ихтионки, – невпопад ответила Аэлло, игнорируя остальные вопросы.

– А с волосами что?

– Эта рыжая лошадь покрасила, – пробубнила Аэлло, ковыряя носком сандалика землю.

– Как покрасила? Почему?

– Ну, – протянула гарпия, тоскливо провожая глазами косяк гусей, летящий по небу. – Наверно, за то, что я ее случайно подстригла.

– Что?! – изумилась горгона.

– Да, наверно из-за этого, – подтвердила гарпия, продолжая наблюдать за гусями. – Вряд ли просто сдуру.

И Аэлло помахала рукой гусям.

– Там у меня гусь знакомый, – сообщила она хлопающей ресницами горгоне. – Даже два.

Эвриала прижала пальцы к вискам, нахмурилась. Молочно-белая кожа потемнела, темные бархатные глаза нехорошо сверкнули медным отблеском.

– Аэлло! Может, хватит?! – голосом, не предвещающим ничего хорошего, проговорила горгона. И виновато добавила: – Ведешь себя, как ребенок!

Аэлло насупилась.

– Я разве виновата? Эта лошадь рыжая первая начала! Я, между прочим, тебя защищала!

Эвриала медленно закрыла и открыла глаза. В бархатном голосе зазвучала медь.

– Вот как? Меня, значит, защищала? А кто просил тебя?!

Гарпия промолчала. Но ресницами захлопала с утроенной силой.

– Аэлло! Или ты рассказываешь все по порядку, или…

– Рассказываю, – сказала Аэлло, на всякий случай шмыгнув носом.

Отлично отработанный трюк на этот раз не прошел, добрая горгона смотрела на Аэлло недовольно и требовательно. Поэтому пришлось поведать все, с самого начала: как стучалась в башню к Главе, как никто не открыл, как проходящий мимо гном сказал, что Теонард с Брестидой поехали в южном направлении, как увидела их на речке, как нечаянно, совсем-совсем нечаянно сбрила пучок с макушки Брестиды, и как та в отместку подло покрасила ее в розовый…

По мере рассказа Аэлло лицо Эвриалы вытягивалось, а в глазах плескалась тревога.

Когда Аэлло закончила живописать драку, пожаловавшись на вероломство хранителей, которые спасли амазонку от справедливого возмездия, горгона замахала на нее руками.

– Ты совсем еще ребенок, Аэлло! – гневно возопила горгона. – Ты ничего, ничегошеньки не понимает в жизни! В отношениях! В отношениях хранителей!

– Как это не понимаю, – попробовала возмутиться Аэлло, когда горгона одернула ее.

– Помолчи, пожалуйста! Я услышала достаточно! Ты должна немедленно извиниться перед Брестидой!

– Да она меня чуть из лука не подстрелила! – завопила Аэлло. – А челюсть, между прочим, до сих пор болит!

– Да, извиниться! – продолжила горгона. – Ты что, не понимаешь? Твой дурацкий, необдуманный, детский поступок может внести раскол между нами!

На вопрос Аэлло, и что же тут такого, горгона грустно проговорила:

– А мир между хранителями итак постоянно на грани… В прошлый раз Каонэль еле удалось сохранить баланс! И если из-за твоих детских выходок хрупкий мир пошатнется, пеняй на себя!

Аэлло потупила зеркальца глаз, принялась чертить носком сандалика линии на песке.

– Так ты извинишься? – мягко спросила горгона.

Аэлло в ответ скривилась, словно у нее разболелся зуб, и с тоской посмотрела в небо.

Горгона зло проговорила:

– Если так, то я сама полечу и попрошу за тебя прощения! И знаешь, что? Тебе должно быть стыдно! Если доросла… до своих лет, и так и не научилась до сих пор отвечать за свои поступки.

Не успела Эвриала расправить крылья, как гарпия виновато буркнула.

– Ладно уж, я сама…

Клюнув горгону, пока та не опомнилась, поцелуем в щеку, Аэлло распахнула крылья, и, оторвавшись от земли, взмыла в небо.

***

Чем ближе Аэлло подлетала к Южной речке, тем большей тяжестью наливались крылья.

Мышцы спины и крыльев казалось, вот-вот сведет судорогой, а в животе недовольно урчало. Стоило подумать о пышных, румяных пирогах Эвриалы, что одиноко томятся где-то там, в дереве Каонэль, рот наполнялся слюной, очень хотелось посмотреть, а потом и повернуть назад.

Вытянутые ноги отчего-то болтались и казались вовсе какими-то неудобными.

Пальцы рук сжимались и разжимались, сами собой складываясь в знаки. Причем, если на одной руке знак складывался в фигуру, означающую съестное, то другая рука тут же принималась изображать мольбу, а когда съестное переходило в «тихо!» пальцы другой руки одновременно изображали «покорность».

Хуже всего, что внимание ускользало: взгляд то следил за пролетающими внизу птицами, что носятся с распахнутыми клювами за насекомыми, то останавливался на прогалинах между деревьями, то перед глазами снова представали пироги, так явно, что Аэлло почти ощущала исходящий от них жар, а ноздри трепетали от умопомрачительного аромата.

Стараясь не думать, как она будет извиняться перед амазонкой, и поэтому думая об этом с особенной горечью, Аэлло помотала головой, бормоча под нос слова извинения, которые почему-то больше походили на ругательства. Ветер, казалось только этого и ждал: стоило гарпии забубнить, как он тут же набил открывшийся рот волосами. Отплевываясь и ругаясь в голос, гарпия пошла на снижение.

Подошвы коснулись земли, колени спружинили, Аэлло оправила задравшееся платье, прижимая белую ткань к бедрам, и уставилась на ворга.

Лотер стоял возле крепкого кряжистого дуба, потирая ушибленный лоб. Непонятно – то ли приложился недостаточно сильно для перекидывания, то ли что-то отвлекло в последний момент.

Взгляд Лотера рассредоточенный еще секунду назад, поднялся к лицу Аэлло.

Ворг поздоровался низким, хриплым голосом:

– Привет… гарпия.

– Сам гарпия, а у меня имя есть! – фыркнула взвинченная Аэлло, и, прежде чем Лотер успел что-то сказать, а она сама пожалеть о своей грубости, оттолкнулась ногами от земли, взмывая над верхушками сосен.

– Я те дам гарпия! – раздалось ей вслед.

Еще какое-то время казалось, что позади лязгают чьи-то зубы.

Аэлло спустилась на берег южной речки, и, отдышавшись, думала уже снова подняться в воздух, когда взгляд зацепился за следы на песке. Гарпия сощурилась, ставя ногу в аккуратном сандалике на плоской подошве рядом с чужими следами. Узкий след с острым носом, явно оставила Брестида. Она сегодня была в таких туфлях.

Следы, оставленные Брестидой, неглубокие, амазонка легкая, она шла уверенной поступью, плавно перекачиваясь с пятки на носок.

А вот другие следы, которые никак не могут принадлежать изящной амазонке, заставили Аэлло нахмуриться. Их много, и, Аэлло готова была поспорить, от них как будто пахнет чем-то, что заставляет сердце холодеть и пугливо замирать. Это запах страха, поняла гарпия.

Глубокие – сразу видно, что хозяева намного тяжелее Брестиды.

– Раза в два, а то и в три, – сделала гарпия вывод вслух, сосредоточенно морща нос.

И как они шли, Аэлло не понравилось – такое ощущение, что переступали с носка на пятку, так ходят, когда стараются не шуметь. Эвриала так ступает, когда думает, что подруга спит, а сама мается в любовном томлении.

– А еще так ходят, когда выслеживают добычу, – пробормотала Аэлло.

Высокий лоб юной гарпии прорезали складки, натягивая кожу, кулачки сами собой сжались.

Решив не взлетать, чтобы не привлекать внимания, Аэлло двинулась по следам, продолжая разглядывать чужие. Она пыталась представить, кто мог оставить такие.

Присмотревшись, гарпия насчитала отпечатков от шестерых или семерых людей. Стоило пройти немного дальше, как стало видно – первые двое специально не наступали на следы амазонки, явно выслеживая ее, остальные шли следом и были уже не столь щепетильны.

Аэлло нахмурилась.

Она вспомнила, что прилетела сюда наладить мир с Брестидой, и обрадовалась, что кажется, успела вовремя.

Следы преследователей глубокие, но формой похожи на следы, что оставила амазонка, вытянутые, чуть островатые носы, скошенные или стоптанные задники. Обуты не все, половина шествует босиком, надо думать, для тишины.

Засмотревшись на отпечаток босой ноги, в два раз больше следа Брестиды и почти в три – самой Аэлло, гарпия чуть не провалилась в земляной колодец. Когда нога соскочила в пустоту, испуганно захлопала крыльями, с пышных кустов в мелких розовых бутонах посыпались срезанные острыми перьями ветки.

Следы тянутся вверх по реке, словно хотят нарочно завести гарпию подальше от Цитадели.

Южная речка совсем сузилась, точно не желает попадаться в жадные лапы деревьев, подступившие с обеих сторон.

Когда на пути встречались выкорчеванные ураганом необъятные стволы, коряги, груды веток, крылья Аэлло распахивались. Приходилось каждый раз одергивать себя, напоминая, что вверх нельзя, могут заметить. В том, что намерения чужих людей по отношению к амазонке недобрые, Аэлло почему-то не сомневалась.

Впереди послышалось ржание и топот. Навстречу Аэлло выскочил конь Брестиды без седока. Гарпия опасливо отшатнулась от рыжей зверюги. Тот снова заржал, на этот раз грустно, заунывно, словно собака скулит. Аэлло осторожно протянула руку к рыжей морде.

Из лилового ока стекла одинокая слеза. Конь тыкнулся бархатным носом в руку гарпии, вздернул голову, закивал, словно хотел рассказать или попросить о чем-то. Нетерпеливо переступил с ноги на ногу.

– Что, неприятности у твоей хозяйки? – нахмурившись, спросила гарпия у коня.

Тот снова заржал, подскочил на месте, подбив задом.

Гарпия отшатнулась, распахивая крылья.

– Нет, ты мне не помощник, – пробормотала Аэлло, складывая крылья. – Что ты? Хочешь, чтобы я на тебя села?

Конь ударил землю копытом и заржал.

– Нет уж, я тебя боюсь, – честно сообщила коню гарпия, радуясь в душе, что он никому не расскажет.

Взгляд рыжего стал таким грустным и осуждающим, что Аэлло стало стыдно. Она снова протянула руку, намереваясь успокоить животное.

Конь мотнул головой, взревев, встал на дыбы и замолотил копытами воздух. Грузно опустившись, снова подбил задом, и скрылся между деревьев, безошибочно определив путь к Цитадели.

Аэлло поспешила дальше, хмуря лоб и не сводя взгляд со следов.

Ветер донес голоса – в основном мужские. Сквозь их нестройный хор уверенно пробивается один женский, хорошо знакомый.

Присев, Аэлло продолжила путь наполовину ползком, наполовину на четвереньках, и когда приблизилась к небольшой опушке, где деревья отступили от реки, спряталась за гладким серым стволом.

Осторожно выглянув из-за дерева, поняла, как была права, решив не взлетать: четверо из окруживших амазонку мужчин оказались вооружены луками. Готовые сорваться стрелы смотрят вверх в четырех направлениях. Еще одним неприятным открытием оказалось количество окруживших Брестиду – не шесть, и не семь, как насчитала гарпия по следам, а целых восемь!

На лице стоящей в окружении бандитов амазонки отчетливо написано презрение: губы поджаты, щеки втянуты, что делает скулы еще более выпуклыми. Между изящных бровей складка, которая смотрится сердито и одновременно гармонично. Чуть прищуренные глаза – зеленее листвы.

Руки Брестиды спокойно висят вдоль тела, но наблюдающей из-за дерева Аэлло отчетливо видно, как ловкие пальцы медленно, незаметно приближаются к ножнам на широком кожаном поясе. Оказывается, попытку Брестиды завладеть саблей заметила не только юная гарпия.

– Ну-ка, гадина, руки подними! Так, чтоб я видел! – приказал, хмуря брови, чужеземец, что стоит напротив.

Остальные загомонили, торопя амазонку.

– А ну шевелись, амазонка!

– Не слышала, что атаман сказал?

– Уль, дозволь я с ней поговорю?

– У меня лучше выйдет!

Обращаясь к тому, кто сказал Брестиде поднять руки, почтительно склоняют головы.

Пристально следя за амазонкой, атаман важно скрестил ручищи на могучей груди. Высокий, хотя тот же Лотер его на полголовы выше, но какой-то широкий, с мощными длинными руками, перевитыми веревками мышц. Одет в черную кожаную жилетку и широкие алые портки, на ногах кожаная обувь с вытянутыми носами. Загорелое скуластое лицо сосредоточенно, недобрый взгляд черных, глубоко посаженых глаз так и буравит Брестиду.

Побледневшие губы амазонки, дрогнув, поползли в стороны, растягиваясь в издевательской улыбке. Зеленые глаза сощурились:

– Презренные ящероголовые… Только и годитесь, что ввосьмером на одну безоружную. Женщину!

Последнее слово Брестида выплюнула, презрительно кривя рот, и самодовольно усмехнулась. Судя по реакции воинов, амазонка только что нанесла им тягчайшее оскорбление. Даже лучники прекратили обозревать небесные горизонты и устремили свои стрелы на амазонку.

Оглядев наведенные на нее стрелы, Брестида, как стояла с поднятыми руками, так и расхохоталась. Приподнятая грудь заходила в кожаном лифе, а тот лучник, что стоит спереди, сглотнул.

– А ну заткнись! – скомандовал главный. – А вы все, не отвлекайтесь! Маг сказал, здесь водятся смертоносные птицы.

Одна точеная бровь Брестиды чуть приподнялась.

Стоило воинам вновь нацелиться в небо, как атаман снова заговорил:

– Думаешь, мне не понятны твои помыслы, амазонка? Ты специально дразнишь нас, пытаешься спровоцировать лучников в надежде на легкую смерть. Но ты не умрешь так легко. Я, Уль, атаман сагатских племен, обещаю тебе, что ты сполна ответишь за то, что совершила.

На этот раз обе брови Брестиды поползли вверх.

– И что же я совершила? Ты может, объяснишь, наконец, в чем меня обвиняешь? Прежде, чем наброситесь ввосьмером на безоружную женщину! И еще непонятно, кстати, чей верх будет! Но определенный шанс у вас есть… Один на тысячу. Нет, на миллион.

Окружающие Брестиду зарычали так, что Лотер бы позавидовал, а ей это только прибавило веселья.

Главный же остался невозмутим. Его губы под тонкой щеткой усов тоже нехорошо растянулись в улыбке, и от этой улыбки все внутри Аэлло похолодело. Судя по тому, что Брестида сглотнула, амазонка больше храбрилась, чем говорила всерьез.

– Смейся, смейся, – тихо проговорил атаман. – Скоро ты умоешься кровавыми слезами. Ты спрашиваешь, в чем тебя обвиняют? Я напомню, если память тебе отказала. Если вдруг ты забыла, как убила Краса! Ты убила сагата, чтобы завладеть Золотым Талисманом! И теперь, мы, сагаты, пришли за тобой.

По лицу амазонки пробежала тень.

Она хотела что-то сказать, но атаман не дал ей такой возможности. Властно подняв руку и повысив голос, он продолжил:

– Ты убила Краса, гадина! Подло ударила в спину того, кто открылся тебе! Ты с самого начала затеяла весь этот цирк с кражей Энем-шамана, и с вашим побегом из Лесостепья! Ты подло пустила в ход свои женские чары, чтобы самой завладеть Талисманом!

Аэлло увидела, как Брестида сжала челюсти, еще выше поднимая подбородок, смотря перед собой из-под полуприкрытых век. Сначала, когда Уль только начинал говорить, она собиралась что-то сказать, одна рука даже опустилась и коснулась груди, но стоило Улю продолжить, амазонка замолчала. Бледная, недвижимая, она внимала обвинительным речам, словно все это ее не касалось.

– За то, что ты лишила сагатов чести стать хранителями Талисмана, за подлое убийство нашего славного воина ты приговорена к самой страшной из смертей. Можешь не хвататься за свой жалкий осколок. Расправившись с тобой, мы получим весь Талисман.

Аэлло решила, что пришла пора вмешаться.

Осторожно кашлянув, бело-розовая фигурка вышла из-за дерева, предварительно постучав по стволу костяшками пальцев.