28 февраля 1777 года от Рождества Христова, Лондон.
Генерал-майор Джон Бергойн – сэру Джорджу Жермену.
«… я не считаю, что какая-либо морская военная операция может оказаться столь же значимой для победы над врагом или столь же эффективной для окончания войны, как вторжение из Канады через Тикондерогу».
4 апреля 1777 года, английский корабль «Тартар»
Грей сказал Дотти, что «Тартар» – фрегат небольшой: всего двадцать восемь пушек, и потому ей не стоит брать с собой много вещей. Однако он удивился, увидев, что весь ее багаж состоит из одного кофра, двух саквояжей и сумочки с вышиванием.
– Неужели ты не взяла ни одного расшитого цветами манто? Уильям тебя не узнает, – поддразнил он Дотти.
– Чушь, – ответила девушка с доходчивой лаконичностью, присущей ее отцу.
Однако она почти не улыбалась и была очень бледна. Грей надеялся, что это не признак морской болезни. Он крепко взял ее за руку и держал до тех пор, пока серебристая полоска английского берега не растаяла на горизонте.
Хэл, похоже, ослаб сильнее, чем уверял, раз дал себя обмануть и позволил дочери плыть в Америку. Пусть и под защитой Грея, но по смехотворной причине – ухаживать за раненым братом. Минни, конечно, тоже беспокоится о сыне, однако от Хэла не отойдет ни на шаг. И все же она тоже не возразила против этой авантюры…
– Твоя мать знает? – поинтересовался он.
В ответ Дотти удивленно взглянула на него сквозь брошенные ветром в лицо волосы.
– О чем? Помоги мне! – Девушка схватилась за светлую паутину волос, трепетавших вокруг ее головы, словно языки пламени.
Грей обеими руками прижал волосы Дотти к голове, перехватил у шеи, умело заплел в косу, к восторгу проходившего мимо моряка, и перетянул бархатной лентой, которая раньше была вплетена в ее прическу.
– Об ужасном предприятии, в которое ты ввязалась, – пояснил он ей в затылок, завязав ленту.
Дотти обернулась и открыто взглянула на него.
– Если ты предпочитаешь описывать спасение Генри как «ужасное предприятие», то я с тобой полностью согласна. Но мама пойдет на все, чтобы вернуть его. Как и ты, полагаю, – иначе бы тебя здесь не было. – Изящно развернувшись на каблуках, девушка направилась к своей компаньонке, а Грей безмолвно смотрел ей вслед.
Вместе с одним из первых весенних кораблей прибыло письмо от Генри. Слава богу, он был жив, хотя и серьезно ранен выстрелом в живот, к тому же из-за суровой зимы он заболел. И все же он выжил и вместе с некоторыми другими английскими узниками попал в Филадельфию. Письмо написал один из его друзей-офицеров, тоже узник, однако Генри смог внизу накорябать несколько приветственных слов семье и подписаться, – при воспоминании об этих неразборчивых каракулях у Грея щемило сердце.
Обнадеживало, что Генри был именно в Филадельфии. Во Франции Грей познакомился с богатым филадельфийцем и проникся к нему симпатией – вроде бы взаимной. И теперь на ней можно было сыграть. Он невольно усмехнулся, вспомнив подробности знакомства с американским джентльменом.
В Париже Грей не задержался, лишь расспросил о Персивале Бошане, которого там не оказалось. «Уехал зимовать в свой загородный особняк», – так ему сказали. В фамильное имение Бошана под названием «Три стрелы», находящееся недалеко от Компьена. Грей приобрел отороченную мехом шапку и непромокаемые сапоги, закутался в самый теплый из своих плащей, нанял лошадь и мрачно отправился в путь, отдавшись на волю завывающего ветра.
Встретили его, окоченевшего от холода и заляпанного грязью, с подозрением, однако благодаря экипировке и титулу все-таки впустили в поместье и проводили в со вкусом обставленную гостиную с камином дожидаться барона.
Он уже составил представление о бароне Амандине со слов Перси, хотя Перси, скорее всего, лгал. Конечно, строить догадки до знакомства – занятие совершенно бесполезное. Однако и не размышлять – превыше человеческих сил.
Что до мыслей – он не думал о Перси последние восемнадцать или девятнадцать лет. Но когда размышления о Перси стали не только личным, но и профессиональным делом, Грей удивился и вместе с тем расстроился от того, сколько всего он помнил о нем. Он знал его вкусы и на этом основании составил представление о бароне Амандине.
И ошибся. Барон оказался немолодым, пожалуй, даже несколькими годами старше Грея, приземистым и довольно полным, с открытым располагающим лицом. Он был одет элегантно, без показной помпезности, и приветствовал Грея весьма учтиво. Но когда он взял Грея за руку, того словно электрическим разрядом прошило. Барон держался пристойно, не позволял себе ничего лишнего, однако смотрел на Грея с жадным интересом, и, невзирая на непривлекательную внешность барона, тело Грея ответило на призывный взгляд.
Ну разумеется, Перси рассказывал о нем Амандину.
Удивившись и насторожившись, Грей коротко изложил заранее придуманную причину визита. Ему ответили, что месье Бошан, увы, сейчас в Эльзасе, охотится на волков вместе с месье Бомарше – что подтверждало одно из предположений Грея. Но, быть может, его светлость воспользуется гостеприимством «Трех стрел» хотя бы на эту ночь?
Грей многословно поблагодарил барона и переоделся, сняв верхнюю одежду и сменив сапоги на вычурные домашние туфли Дотти. Увидев их, барон удивленно заморгал; впрочем, туфли пришлись кстати, когда барон повел Грея по длинному коридору, увешанному портретами.
– В библиотеке нас ждут закуски и напитки, – сказал Амандин. – Вы, разумеется, замерзли и устали, но, если не возражаете, позвольте мне en route[3] представить вам еще одного моего гостя. Мы пригласим его присоединиться к нам.
Грей пробормотал что-то одобрительное и отвлекся на легкое давление руки Амандина, которая лежала на его спине чуть ниже, чем принято. Они подошли к двери в конце коридора.
– Он американец. – Голос у барона был необычный: мягкий, теплый и бархатистый, словно очень сладкий чай «улун». – И ежедневно проводит здесь некоторое время. – Барон открыл дверь и жестом предложил Грею войти. – Говорит, это укрепляет его здоровье.
Во время его речи Грей из вежливости смотрел на барона, затем повернулся к американскому гостю. Доктор Франклин – так представил его барон – сидел в раскладном кресле, залитый солнечным светом. Абсолютно голый.
Они разговорились, причем все присутствующие выказывали полнейшую невозмутимость. Как выяснилось, доктор каждый день принимает воздушные ванны, чтобы кожа дышала наравне с легкими, очищаясь от грязи, – ведь защита организма слабеет, если кожа задыхается под загрязненной одеждой.
Грей ощущал на себе задумчиво-насмешливый взгляд Амандина и остро чувствовал свою загрязненную одежду, под которой, несомненно, задыхалась его кожа. Как странно: этот чужак посвящен в его самую сокровенную тайну и, в сущности, является частью нее – если только Перси лгал не во всем, что вряд ли. Головокружительно опасно, словно смотришь вниз с крутого обрыва. И чертовски волнующе… а вот это уже тревожно.
Американец начал рассказывать о необычной геологической формации, замеченной им по пути из Парижа сюда, и поинтересовался, видел ли ее Грей. Он был уже стар, хотя выглядел неплохо, не считая нескольких лиловых пятен на ногах, и отнюдь не наводил на фривольные мысли, однако плоть Грея напряглась – из-за неприкрыто оценивающего взгляда Амандина. Вспомнилось, как он спросил у Перси, когда тот признался, что спит и с женой, и с деверем-бароном: «Одновременно?» Интересно, сестра барона сопровождает мужа или тоже сейчас в особняке? Чуть ли не впервые Грей серьезно задумался – не извращенец ли он сам?
– Не хотите присоединиться к доктору в его целебном упражнении, милорд?
Грей тут же отвел взгляд от Франклина и посмотрел на барона. Тот уже снимал камзол. Но прежде, чем Грей придумал ответ, Франклин поднялся, сказал, что на сегодня он достаточно укрепил здоровье, с насмешливым интересом посмотрел на Грея и добавил:
– Впрочем, мой уход, разумеется, не должен помешать вам, месье.
Барон тут же надел камзол, с безукоризненной вежливостью сообщил, что присоединится к ним в библиотеке за аперитивом, и вышел.
Грей помог Франклину одеться. Страдающий плечевым артритом американец медленно просунул руки в рукава шелкового халата, а Грей наблюдал, как его белые, слегка отвисшие, но все еще крепкие и гладкие ягодицы скрываются под тканью.
– Благодарю вас, милорд. Полагаю, вы раньше не встречались с Амандином?
– Нет. Я несколько лет назад познакомился с его деверем, месье Бошаном. В Англии, – зачем-то уточнил Грей.
При слове «Бошан» в глазах Франклина что-то промелькнуло, и Грей спросил:
– Вы с ним знакомы?
– Слышал фамилию, – бесстрастно ответил Франклин. – Значит, Бошан англичанин?
При фразе «слышал фамилию» в уме Грея пронеслась масса ошеломительных предположений, но после их не менее стремительного анализа Грей тоном, дающим понять, что это всего лишь констатация факта, сказал просто:
– Да.
В последующие дни Грей с Франклином имели несколько занимательных бесед, в которых имя «Перси Бошан» привлекало внимание своим отсутствием. Узнав, что Грей весной едет в Колонии, Франклин перед отъездом в Париж вручил ему несколько рекомендательных писем к своим друзьям. Грей, проникшийся к этому пожилому джентльмену симпатией, остался в твердом убеждении, что доктор Франклин точно знает, кем был и кем является Перси Бошан.
– Прошу прощения, сэр, – извинился матрос «Тартара», локтем отодвинув Грея в сторону.
Грей ошеломленно заморгал. Пока он предавался воспоминаниям, его руки окоченели, а щеки онемели от холода. Моряки привычно работали на ледяном ветру, а Грей спустился в каюту, стыдясь, что ему приятно было вспомнить свой визит в «Три стрелы».
3 мая 1777 года, Нью-Йорк
«Дорогой отец!
Я только что получил твое письмо о кузене Генри и очень надеюсь, что ты сможешь выяснить, где его держат, и поспособствовать его освобождению. Если я что-нибудь узнаю о нем, то обязательно напишу. Есть ли у тебя в Колониях доверенные люди, которым я могу передавать письма для тебя? Если нет, то я буду отправлять их мистеру Сандерсу в Филадельфии, а их копии – судье О’Кифу в Ричмонде.
Прости, что я так долго не писал. Увы, причиной тому не всегда была моя занятость, порой – апатия и нежелание что-либо делать. Зима в Квебеке скучна, невзирая даже на то, что однажды на охоте я подстрелил жуткое создание, известное как «росомаха». В конце марта я получил письмо от адъютанта генерала Хау, в котором сообщалось, что некоторые из людей сэра Гая вернулись в крепость, и последовал за ними в Нью-Йорк.
Я не получал писем от капитана Рэндолла-Айзекса и не слышал о нем с самого возвращения. Боюсь, беднягу поглотила вьюга. Если ты знаешь кого-нибудь из подчиненных капитана, то, быть может, напишешь им о моих надеждах на то, что он жив? Я написал бы сам, но понятия не имею, где их искать и как выразить свои чувства в случае, если они ничего не знают о его судьбе или, что хуже, знают.
Мне в поездке повезло больше, чем тебе, – когда мы плыли вниз по реке, то потеряли всего лишь несколько судов: на волоке недалеко от Тикондероги нас обстрелял отряд американских лучников из форта. Никого не ранило, но некоторые каноэ были повреждены, и, к сожалению, это стало заметно, лишь когда их спустили на воду – две лодки мгновенно затонули. А на земле мы страдали из-за раскисших от грязи дорог и полчищ хищных насекомых.
Со времени моего возвращения мы не сделали почти ничего полезного, зато строили много планов. Изнывая от безделья на мероприятиях, – ты назвал бы их «приемами», хотя девушки в Нью-Йорке совершенно не умеют танцевать, – я вызывался развозить депеши, что послужило мне отдушиной.
Вчера я получил приказ вернуться в Канаду и присоединиться к штабу генерала Бергойна. Правильно ли я понял, отец, что это дело рук твоего итальянского помощника? Если так, то спасибо.
Я снова встретил капитана Ричардсона – он приходил ко мне домой прошлой ночью. Мы не виделись почти год, так что я немало удивился. Он не интересовался нашей поездкой в Квебек – эта информация, к сожалению, уже не является тайной, а когда я спросил его насчет Рэндолла-Айзекса, он лишь покачал головой и сказал, что ничего не знает.
Он слышал о моем задании доставить особую депешу в Виргинию до поездки в Канаду и, хотя я не должен ни на что отвлекаться, попросил меня по пути туда оказать ему небольшую услугу. Я опасливо – сказывалось долгое проживание на холодном севере – поинтересовался у него, в чем состоит услуга. Он заверил меня, что это всего лишь доставка шифрованного послания группе джентльменов-лоялистов в Виргинии, на что, учитывая мое знакомство с местностью, у меня уйдет всего день-другой, не более.
Я согласился, в основном, чтобы посетить кое-какие места в Виргинии, которые вспоминаю с теплотой, а не желая обязывать Ричардсона. Я слегка опасаюсь его.
Храни тебя Бог в твоем путешествии, отец, и, пожалуйста, передай моей драгоценной Дотти, что я ее люблю и стремлюсь к ней всем сердцем. И скажи ей, что в Канаде я подстрелил сорок два горностая, чтобы подарить ей плащ из их шкурок.
Любящий тебя негодяй Уильям».
О проекте
О подписке