Сдвинув наушники на шею, она побежала в более спокойном темпе. Вот уже семь лет, как ежедневная пробежка стала обычным делом для нее. Она старалась этой привычке не изменять, потому что именно регулярные занятия спортом помогли ей когда-то справиться с болезнью.

Десять лет назад одним будничным утром Кира приготовила завтрак и села рядом с мужем за стол. Ей нравилось просто так сидеть рядом и смотреть, как он ест. Обычно он эмоционально восхищался кулинарными способностями Киры, рассказывал какие-нибудь истории или делился планами. Но сейчас он глухо молчал. Лицо его было непроницаемо, и Кира терялась в догадках.

– Вкусно? – спросила она, чтобы как-то начать разговор.

– Да.

– У тебя все нормально?

– Да.

Андрей торопливо доел рагу, выпил кофе и, циркнув зубом, пресно сказал:

– Меня с работы не жди. Я ухожу.

Прозвучало это так обыденно и легко, будто подобные вещи он сообщал регулярно. Кира, которая как раз ставила тарелки в раковину, удивленно повернулась:

– Куда ты уходишь? А когда вернешься? Я ужин могу и позже приготовить.

– Кира, ты не поняла, – заиграв желваками, сухо сказал Андрей, – я ухожу от тебя. И не вернусь никогда.

– Почему? – спросила она, чувствуя, как у нее холодеют пальцы.

– Потому что у меня другая женщина.

Потолок качнулся и придавил ее так, что стало нечем дышать.

– Давно?

Никогда не спрашивайте о том, о чем вам не хочется знать. Ответ вас может убить.

– Пять лет, – равнодушно ответил Андрей и кинул скомканную салфетку на пустую тарелку.

Дальше все было как во сне. Андрей поднялся и, не глядя на нее, пошел к двери. Она плелась следом, надеясь, что он сейчас повернется и скажет: «Шутка! Вечером идем в театр».

Глупо, конечно. Она потом сама не могла понять, откуда взялась эта мысль.

Дверь за Андреем захлопнулась, и Кира осталась одна. Двое детей, полное отсутствие работы и совершенно неясные жизненные перспективы.

После первой бурной реакции Кира впала в депрессию. Ее то душили слезы, то она погружалась в безвольное апатичное состояние, чем нервировала мать и пугала детей. Они не понимали, что происходит и почему мама на любой вопрос отвечает вяло и невпопад. Рекомендации друзей и знакомых «взять себя в руки» и «не раскисать» не доходили до сознания Киры. Она смотрела на них непонимающим взглядом и скептически улыбалась. Кира была уверена, что и так достаточно хорошо держит себя в руках – не мечется в истерике, не бросает тарелок в стену, не заламывает в исступлении рук и не рыдает. И мало ли что у нее в душе? Да, оскудело, выгорело все, как в пустыне, но внешне-то она совершенно спокойна. И это благодаря ее собственным усилиям, между прочим.

Как-то раз она брела по городу, сгибаясь под тяжестью сумки с продуктами. Рынок был недалеко, но Кире казалось, что он на другом конце света. Дойдя до лавочки на бульваре, она поставила сумку и села с ней рядом. Солнце было такое ласковое, нежное. Кира подставила ему лицо и закрыла глаза…

Откуда она появилась – эта женщина, – Кира не поняла. Наверное, подошла совсем неслышно: умеют же некоторые так ходить. И когда рядом раздался тихий голос, Кира от неожиданности вздрогнула.

– Я знаю, что происходит с тобой, – вкрадчиво начала цыганка. От нее сладковато пахло кровью и плесенью, и Кира, с детства остро реагирующая на запахи, едва не задохнулась. Захотелось сразу же встать и уйти, но ноги внезапно сделались ватными. Только голос цыганки, густой, тягучий, назойливо вливался в ее уши и растекался по телу слабостью. – Жить тебе, красавица, осталось совсем недолго. Муж от тебя ушел, и ты оттого сильно болеешь. Если муж не вернется – ты умрешь. Но не переживай… я тебе помогу…

Кира очнулась на той же скамейке в парке, и не оказалось у нее ни сумки с продуктами, ни кошелька с жалкими остатками денег. То, что дома ждут двое голодных детей, подействовало на Киру как удар хлыста. Вдруг прошли разом и слабость, и апатия, депрессия последних лет. Воздух приобрел кристальную чистоту и глубину, в которой отчетливо, как в зеркале, Кира увидела свою жизнь.

Так что той цыганке, забравшей последнее, Кира была даже благодарна. Кто знает, сколько бы еще она, не будь такого «волшебного пенделя», терзала себя и близких?

Но, как выяснилось позже, только воспрянуть духом после пережитого кошмара оказалось мало. Да, теперь Кира понимала свои проблемы и очень хотела избавиться от депрессии, но на нее вдруг как из рога изобилия посыпались болячки.

– Психосоматика, – вздохнуло очередное светило медицины, к которому Киру привезла ее мать. – Что ж вы, голубушка, так себя распустили? Нельзя нервы самой себе трепать, никак это не допускается.

Пока врач бормотал себе под нос названия лекарств, выписывая рецепты, Кира вспоминала всю свою прошлую жизнь. Ей было горько и стыдно и жаль потраченные годы. Не те, что ушли на жизнь с мужем и рождение и воспитание детей, а те годы, которые она никак не могла прийти в себя после предательства Андрея.

И вот теперь, уже семь лет подряд, она выходит на утреннюю пробежку в парк. Первые метры тогда ей давались с трудом. Она задыхалась, едва ли не падала, но упрямо продолжала занятия. В конце концов довела дистанцию до десяти километров в день.

Сегодня с утра было много дел – съемки, интервью, поход по магазинам. К тому же делать покупки Кира категорически не любила. Ее эта процедура утомляла сама по себе, независимо от того, что предполагалось купить – одежду, обувь или новые стулья. Домой она приползла уставшая и измотанная. Однако, едва приняв душ, она все-таки натянула на себя спортивный костюм и отправилась в парк.

Кто-то следовал за ней неотступно. Он то приближался, то удалялся на некоторое расстояние, но не исчезал совсем. С Кирой изредка такое бывало: она задумывалась и механически сворачивала не туда. На какую-нибудь боковую аллею, где редко встречались прохожие и заросли были гуще. Но сегодня случай выдался и вовсе особый: она очутилась слишком далеко. Прислушиваясь к тому человеку, что был сзади, Кира пыталась решить, как лучше поступить. Мысли ее испуганно заметались. И тут неизвестный преследователь ускорил шаг, явно решив ее догнать.

Кира побежала быстрее.

Он тоже припустил следом.

Она ускорила бег.

Он тоже ускорил.

Она полетела на пределе своих возможностей.

Преследователь тоже понесся во весь опор.

Кира так испугалась, что уже собралась истошно заорать, и плевать, если кто-то услышит ее вопли. Только бы хоть как-то попытаться спастись. И тут маргинал схватил ее сзади за плечо и знакомым голосом сказал:

– Кира, постойте!

Она повернулась и в изнеможении произнесла:

– О, боже мой, это вы! Вы испугали меня, Алексей. Признавайтесь, зачем вы за мной гнались?!

– А вы хорошо бегаете. И, главное, долго. Извините, не хотел вас напугать. Увидел издали: вы, думаю, или не вы. Решил догнать. Смотрю, вы на боковую аллею поворачиваете, самую безлюдную и криминальную. Вы знаете, что здесь месяц назад нашли убитую девушку? А чуть раньше – ребенка?

– Нет, меня в это время не было в Москве. Я только недавно вернулась.

– Тогда понятно, отчего вы так беспечны. Потом я уже бежал следом намеренно, боялся, что с вами что-нибудь случится. Кричать и звать вас мне казалось глупым, хотел дождаться, когда вы остановитесь, и тогда подойти. А вы все дальше в парк и дальше… Боялся вас напугать…

– Вам это удалось, – перебила его Кира, – у меня до сих пор сердце колотится как сумасшедшее.

– Извините, Кира. Я хотел как лучше. Честно.

– А чего потом погнались за мной во весь опор? Я думала, меня убивать собираются!

– Я понял, что все-таки вас испугал и надо ситуацию исправлять.

Он улыбнулся.

Кира посмотрела на него подозрительно и поправила растрепавшиеся волосы.

– Ну ладно. Пусть так. Вы знаете, как отсюда выбраться? Что-то я никак не соображу, где это мы.

– Найдем. Здесь куда ни иди, все равно к людям выйдешь.

– Конечно. Разница только во времени.

– Это да. А почему вас не было так долго в Москве?

– Я была в Германии.

– У вас там родственники?

– Я по приглашению ездила от немецкого литературного общества. Читала лекции, проводила семинары.

– Об эмиграции не задумывались?

– Боже упаси! Я считаю эмиграцию большим несчастьем. Конечно, всякое в жизни бывает, ни от чего зарекаться нельзя. Но чтоб добровольно – нет.

– Почему? Сейчас многие уезжают.

Кира пожала плечами.

– Вот смотрите, Лес. Аксенов – он уехал из России вынужденно и все время скучал по Москве. При первой же возможности вернулся. «Я московский гражданин», – говорил он о себе. Почему так произошло? Да потому что существует понятие менталитета, и даже те, кто его отрицает, все равно до смерти будут помнить русские сказки, услышанные в детстве, русские песни, своих друзей со двора, первую учительницу, первую любовь. Возможно, на чужбине что-то получится у их детей. А для эмигрантов в первом поколении все будет очень сложно.

– У меня друг эмигрировал в Германию десять лет назад вместе с женой и детьми. На некоторое время мы потеряли друг друга из виду, а потом он разыскал меня. Началась переписка. Он писал то же самое примерно, что сейчас сказали вы, Кира. Писал о тоске, о том, что не может найти себя. О том, что дети, ради которых и делалось все это, вырастают и перестают понимать своих родителей. Они-то как раз уже немцы, а друг, его жена как были, так и остаются русскими. Иногда он шутил, рассказывал что-то забавное. В общем, я не думал даже, что все так плохо. В одном из последних своих писем он мне рассказывал, как были они с женой и детьми в путешествии. Интересном, счастливом, радостном. И вдруг в какой-то момент ему подумалось: «Хочу домой». И тут же обожгло: некуда – домой. Нет дома. Некуда хотеть.

Лес помрачнел и замолчал, снова переживая.

– С ним что-то нехорошее произошло?

– Он вдруг умолк и перестал отвечать на мои письма. А месяц назад я от общих знакомых узнал, что он покончил с собой.

– Какой ужас!

– Ему на тот момент исполнилось только тридцать пять. Я перечитывал потом его письма, все пытался понять: почему он сделал это? И понял, что он оказался бессилен перед обстоятельствами. Не смог реализовать себя в том социуме, где очутился, и не смог вернуться назад: дети выросли и никуда уезжать не захотели. Я до сих пор не могу поверить, что его больше нет. Оттого и среагировал так на слово «Германия».

– Да, я понимаю. Вот потому я считаю эмиграцию трагедией, не всем даны силы ее выдержать.

Некоторое время они шли молча. Алексей – заново переживая смерть друга, Кира – размышляя об услышанном.

Лес вдруг отошел в сторону и, присев, снял с гриба прилипший листок:

– Надо же, в это время – и сыроежка. Рано для нее еще.

– Разве? Впрочем, я в этом не разбираюсь.

Кира отметила про себя, что она со своими метром семидесятью двумя сантиметрами да без каблука смотрится рядом с ним совсем маленькой, и не удержалась от вопроса:

– Алексей, а какой у вас рост? Два метра?

– Ну что вы, только слегка за метр девяносто перевалил.

– А кажетесь выше. Или это мне от страха мерещится. Напугали вы меня здорово, что и говорить.

– Кира, я вас не видел здесь раньше, хотя бегаю каждый день.

– То же самое могу сказать и о вас. Я бегаю тут каждое утро вот уже два года и ни разу не видела вас.

– Ах, вот оно что, – Лес удовлетворенно засмеялся. – Значит, утром! А я бегаю больше по вечерам. Выходит, мы перемещались все время параллельно.

– Думаете, это можно так назвать?

– А почему нет? Если верить теории, что время нелинейно, значит, существует некая точка пространства, где два события, разрозненные в линейном времени, могут произойти одновременно при его нелинейности.

– Не знаю, я в этом ничего не понимаю. У меня всегда было плохо с математикой.

Она посмотрела на него и, наткнувшись на его веселый, смеющийся взгляд, почувствовала, что снова краснеет.

«Да что же это такое, – разозлилась она на себя, – расслабилась, раскисла. Влюбилась, просто как малолетка».

Приняв строгий и неприступный вид, она отвернулась. Очень не хотелось, чтобы Лес догадался, какие он вызывает у нее эмоции.

Но мысли ее предательски снова и снова возвращались к обаятельному спутнику.

«Интересно, сколько ему лет? – думала она, искоса рассматривая Алексея. – Насколько он меня моложе? Лет на пять-шесть? Он сказал, что другу исполнилось тридцать пять. Может быть, и ему тоже столько. Но выглядит молодо».

И вдруг поняла, что ей очень хотелось бы, чтобы эта разница была как можно меньше. Все-таки гораздо спокойнее, когда муж старше.

Наконец, им стали попадаться гуляющие парами и небольшими группами люди.

– Можно я в искупление своей вины угощу вас хорошим ужином?

Кира вдруг с ужасом поняла, что ей очень, просто до дрожи в коленях, хочется его приглашение принять. И это так испугало ее, что она торопливо ответила:

– Вы знаете, Лес, я сегодня слишком устала, да и буду занята.

– Жаль. Но я терпеливый. Я все равно дождусь вашего хорошего настроения.

Она неопределенно пожала плечами и вежливо улыбнулась.

– А что вы любите, Кира? Грибы собирать, рыбалку?

– В грибах я, как уже сказала, ничего не понимаю. А на рыбалку одной боязно ехать.

– Зачем же одной. Можно ведь с мужем, другом.

– О, нет. Только ради рыбалки я замуж выходить не готова. Как-нибудь магазинной рыбкой обойдусь, – отшутилась Кира.

– А я все-таки пригласил бы вас на рыбалку. В ближайшие выходные, к примеру, вместе с детьми.

– Дети у меня к рыбной ловле совсем равнодушны. Как, впрочем, и к рыбе. Но за предложение спасибо, я подумаю.

– Это значит «да»?

– Это – «может быть». У меня жестко расписаны все ближайшие дни на месяц вперед. Так что ничего конкретного пока не могу обещать. Да я и не закончила свою пробежку, думаю, пора к ней возвращаться.

Она легко побежала вперед, Лес вдруг крикнул ей вслед:

– Стойте!

Но Кира даже не оглянулась.

Молодой доберман скорее всего хотел поиграть. А что может быть интереснее, чем игра в салочки! Щенок радостно припустил за Кирой и, в мгновение ока догнав ее, сильно ткнул передними лапами в спину. От неожиданности Кира споткнулась и полетела в грязь.

– Я же вас пытался предупредить. Почему не послушались? – пытаясь поймать пса за ошейник, укоризненно сказал Алексей.

А пес весело гарцевал вокруг них, как миниатюрный конь, радостно скалясь и вскидывая голенастые лапы. Теперь уже не только Кира была вся в грязи, но и костюм Леса напоминал грязную тряпку, о которую вытерли ноги. Когда он наконец, изловчившись, ухватил пса за ошейник, на боковой тропинке показался хозяин добермана с поводком в руках.

– Не бойтесь, он не кусается! – обрадовал их он, подходя.

– Не кусается?! – вскипел Лес. – То есть вы, значит, думаете, если не покусал, то все в порядке?! Воспитывать надо пса!

– Ой, подумаешь, – усмехнулся молодой нахал, – пара пятен. Могу на химчистку денег дать.

– Себе на молоко побереги, – брезгливо бросил Лес и, взяв за руку Киру, пошел с ней по тропинке.

– Я думаю, вы совершенно правы, Алексей, – после недолгого молчания сказала она. – Не стоит связываться с невежей, его все равно не перевоспитаешь.

Лес усмехнулся.

– Согласен. Но это я при вас такой сдержанный. Обычно меня несет, я могу и за грудки, и как следует встряхнуть. И дело тут не в испорченной одежде, разумеется. Невоспитанная собака – это прежде всего вина хозяина, и с него надо спрашивать. – Он помрачнел и с горечью добавил: – Что-то не так у нас с законами, нет на нерадивых собаководов управы. Недавно на моих глазах пес сильно покусал четырехлетнего мальчика. Я когда подбежал, у мальца уже кровь рекой лилась, вся спинка и руки искусаны. Отогнал пса, «Скорую помощь» вызвал. Но представляете, какая психологическая травма у пацана на всю жизнь? Да он собак до старости после такого бояться будет.

– А они, чувствуя его страх, станут снова нападать. Замкнутый круг.

– Именно так. А вот если бы штрафовали только за появление пса без намордника во дворе, хозяева бы следили за своими питомцами.

– Точнее, за их поведением. Ваш костюм сильно пострадал, Лес. Вам далеко идти? Вы где живете?

– Пустяки. Четыре остановки на трамвае.

– Ну, это все-таки прилично. Я вот что хочу предложить, мой дом совсем рядом, и у меня есть отличное средство для выведения пятен. А еще есть очень вкусный кофе. Не знаю как вы, а я бы еще граммов двадцать коньяку с кофе выпила, чтобы прийти в себя от сегодняшних событий, – она засмеялась. – То «маньяк» меня преследует – да-да, я именно так и подумала, когда вы за мной гнались! – то какая-то незнакомая псина лапами в спину тычет. Сплошной адреналин.

– А знаете, я соглашусь. Но без коньяка: я не пью.

Кира задумчиво окинула его взглядом, прикидывая, отчего молодой и здоровый на вид мужчина избегает спиртного. Ведь двадцать граммов даже аперитивом назвать сложно. Так, микстура для лечения. Но уточнять у Леса, отчего такой категорический отказ, все-таки не решилась. Мало ли что, вдруг откроется какая-то неприятная тайна. Упаси нас боже от чужих секретов.

– Я спортом занимаюсь, и у меня соревнования скоро, – пояснил без ее вопросов Лес.

Они вышли за пределы парка и направились к многоэтажному дому, расположенному в отдалении от дороги. Лес, окинув его взглядом, немного приуныл. Новостройка. Из тех, где дорогие элитные квартиры с хорошей планировкой и просторной кухней. Он только мечтал такую купить. Несколько раз уже почти собрался, но все время что-нибудь мешало: то бабушке на операцию крупная сумма потребовалась, то другу нужно было помочь.

Они вошли в прохладный подъезд и поднялись на второй этаж. Кира вставила ключ в замок и, открыв дверь, крикнула:

– Я дома!

Из комнаты справа выглянула заспанная девчонка лет шестнадцати, русоволосая и веснушчатая, и, ойкнув, нырнула обратно.

– Это моя дочь, Анфиса, – пояснила Кира. – Только что закончила десятый класс, теперь сидит дома и отсыпается.

– И ничего подобного, – недовольно возразила девочка из-за слегка прикрытой двери, – это просто вы так неудачно пришли! И вообще, предупреждать надо, что не одна возвращаешься.

– Вот они, современные дети, – вздохнула Кира, – никакого уважения к авторитетам.

– Может, это и хорошо. Я, к примеру, рос уж слишком заорганизованным. Считаю, что мне это создало в жизни массу проблем.

В душе Киры снова затеплилась надежда: может быть, Лес все-таки старше, чем кажется? В конце концов, ей тридцати восьми лет тоже никто не дает.

* * *

Ночью она долго ворочалась, никак не получалось уснуть. Вспоминала улыбку, голос, жесты Леса и с досадой думала, что это не те эмоции, которых она ждала от себя. Да и не к лицу в ее возрасте влюбляться, как девчонке.

«Не может этого быть, – сказал кто-то трезвый в ее голове, – так не бывает. Только пятнадцатилетние девочки с замиранием сердца смотрят на предмет своего обожания, совершенно его не зная».

– Я взрослая, уверенная в себе, и мне никто не нужен, – шептала Кира как мантру, закрывая глаза и погружаясь в сон.

И вдруг очутилась на лесной лужайке, совсем маленькая, лет пяти. Та девочка, которой когда-то давно была она, рвала одуванчики и, прищурив глаза, смотрела, как крошечные пушинки улетают вверх, к солнцу.

...

5 6 7

Стандарт

3.87

(15 оценок)