На следующее утро я мучилась жесточайшей головной болью и была похожа на инкубаторского цыпленка, умершего от голода. Заглянувший ко мне в кабинет Яковлев цокнул языком от увиденного, ушел и минут через пять вернулся с бутылкой Цимлянского шампанского.
– Боже мой, Игорь Семенович, убери! Меня сейчас вывернет от одного его вида! – взмолилась я.
– Не преувеличивай, душа моя, – не согласился Яковлев, раскупоривая бутылку. – Это надо пить как лекарство. Ну-ка, зажмурилась и выпила!
Я с отвращением отвернулась. Яковлев придвинул мне стакан и грозно приказал:
– Пей!
Вскоре мне и правда полегчало. Игорь Семенович удовлетворенно кивнул, оценив мой вернувшийся на щеки румянец, и сказал:
– Есть разговор, только не здесь. Через пять минут ты выходишь и садишься в такси, я уже буду тебя ждать.
И только я открыла рот, чтоб спросить, зачем, как его и след простыл. Мне было плохо, идти никуда не хотелось. Но, в конце концов, вдруг у человека проблемы? Нельзя же быть законченной эгоисткой. Я наскоро собралась и, выскочив из редакции, села в ожидавшее меня такси.
Маленькое кафе было полупустым. За одним столиком сидели две молоденькие девушки, что-то обсуждая и хихикая, за другим – влюбленная пара, не замечавшая никого вокруг. Яковлев подозвал официантку, сделал заказ и задумался, кажется, забыв обо мне. Он оперся лбом о сложенные замком руки и сидел так, глядя в стол. Я его размышления прерывать не решалась, но всерьез подумывала уйти. И тут появилась официантка. Быстро метнув на стол запотевший графинчик, она с такой же скоростью выставила закуску и кофе, а заодно и чистую пепельницу, и упорхнула.
– Спасибо, Люся, – бросил ей в спину Яковлев, и девушка незамедлительно обернулась, обнажив в улыбке зубы.
Открыв графинчик, он протянул руку к моей рюмке, но я быстро прикрыла ее ладонью.
– Как знаешь, – вздохнул Яковлев, – неволить не буду. Хотя – зря, под водочку информация легче до души дойдет.
Я отрицательно мотнула головой, всем своим видом показывая, что намерений не изменю. Яковлев уныло кивнул и, налив себе полную рюмку, залпом выпил. Затем опять уткнулся взглядом в стол. Пауза затягивалась. Когда я уже готова была встать и уйти, он вдруг заговорил:
– Послушай, мне очень тяжело. Промолчать не могу, а как рассказать, не знаю.
– Игорь Семенович, не томи, я начинаю нервничать! – взмолилась я.
– Не переживай, душа моя, просто послушай совета старого доброго дяди Игоря.
Я хмыкнула:
– Набиваетесь на комплименты, сударь?
Яковлев грустно покачал головой.
– Тебе не стоит дружить с Викой. Вы с ней не подруги.
– Да? А кто же мы? – Я была настолько удивлена его выпадом, что не смогла удержаться от сарказма.
– Да, черт возьми, кто угодно! Но только не подруги.
Я начала злиться.
– Это что, месть? Ну, Игорь Семенович, не ожидала от тебя.
Он вдруг расхохотался во все горло, запрокинув голову, а потом скривился как от зубной боли:
– Какая месть, кому? Вике? Что она тебе наболтала? Месть… Какая чушь! Ради бога, я далек от такой мелочной суеты. Просто держись от нее подальше.
– Спасибо за совет, – надулась я, обидевшись.
– Хорошенько подумай о том, что я сказал.
Яковлев опять выпил, сразу же налил следующую рюмку и, обнаружив, что графинчик опустел, подозвал официантку:
– Будь добра, принеси-ка еще водки.
Я ощутила беспокойство. Мало того, что, когда он пришел ко мне в редакции, от него уже ощутимо попахивало спиртным, так и сейчас он выпил столько, что вполне мог окосеть. Я встала, но Яковлев резко схватил меня за руку, до боли сжав.
– Сядь.
Я охнула и попыталась освободить запястье.
– Пожалуйста, выслушай меня!
Он поднял на меня глаза, полные мольбы. Пришлось смириться и приготовиться слушать.
– То, что я расскажу сейчас, может быть, почти исповедь, может быть, попытка остановить тебя, а может, – Яковлев махнул рукой, – мне просто нужен собеседник, которому я могу излить душу.
Он начал говорить, подбадривая себя спиртным, а я пожалела, что не ушла: он пьянел все больше и больше. Значения его рассказу я не придала, списав все на пьяный бред.
Через два дня я сидела в опустевшей редакции, мучаясь над статьей. Работа не клеилась, я психовала. И от злости на саму себя запустила в стену металлической пепельницей. К счастью, пустой. Тут же я услышала, как в соседней комнате открылась дверь, раздались шаги, и в моем кабинете появилась Сусанна. У нее была смуглая кожа, красивые миндалевидные глаза и высокие скулы. Я успела узнать, что она пишет стихи и за этим занятием может забыть обо всем на свете.
– О, класс, и ты здесь! А я думала, что одна такая ненормальная – по вечерам в редакции торчу. Чего расстроена, статья не получается? – спросила она.
Я кивнула:
– Никакого креатива, мозг, как в подушке. А завтра с утра ее надо сдать!
– Ты просто текст заездила, потому мозги и буксуют. Давай потреплемся о чем-нибудь отвлеченном, потом и работа быстрей пойдет.
– Пожалуй, другого выхода нет, – уныло согласилась я, поднимаясь и включая чайник. Затем открыла шкаф и достала из него конфеты.
– А у меня пряник есть! – радостно воскликнула Сусанна. – Сейчас принесу.
Она застучала каблуками в сторону своего кабинета и быстро вернулась, неся в руках большой прямоугольный пряник, украшенный глазурью.
– Вот, смотри! Любишь?
Я пожала плечами.
– Под настроение. Я вообще к сладкому равнодушна.
– Везет тебе! – с завистью оглядела мою тощую фигуру Сусанна.
Мы налили в чашки чай, она вставила в длинный мундштук сигарету и, закурив, вдруг спросила:
– Слушай, а как получилось, что ты с Викой сдружилась? Странно это, вы совсем разные. Она тебе сама дружбу предложила?
Я замялась:
– Слушай, тебе не кажется странным этот разговор?
– Нет. – Она вздохнула. – Мне кажется странным, что Вика проявляет к тебе повышенный интерес. Да и Вася что-то последнее время понурый ходит.
– При чем здесь Вася?
– Как, ты не знаешь? Вот так подруги! Вася – Викин сожитель, или, как она любит называть своих мальчиков, гражданский муж. А до него Вика с Яковлевым жила. Они дольше всех вместе продержались, целых восемь месяцев. Это у них уже третий заход был, первый и второй раз жили они месяца по четыре. В перерыве Вика чуть не вышла замуж, уже даже платье белое примеряла.
– За Яковлева?
– Да нет же! Какая ты тугодумка… У нее был роман с каким-то альфонсом. Он не работал, сидел у нее на шее, вернее Яковлев их обоих и содержал.
– Не может быть! – не поверила я. – Так не бывает!
– Еще как бывает. Вика встряла Игорю в голову, как морковка в землю, и он никак не может ее оттуда вытащить. Любовь у него, понимаешь. Такая, которая прощает все.
– Ничего себе! – вытаращила я глаза, тщетно пытаясь представить, чтобы меня с бойфрендом содержал, к примеру, Ванька. Так и не представив, перестала мучить свой и без того уставший мозг.
– Хочешь, расскажу, из-за чего Яковлев в очередной раз от нее ушел?
– Не хочу.
– А я все равно расскажу, тебе полезно будет услышать для общего развития.
И, не обращая внимания на мой протестующий жест, Сусанна начала повествование. А я вдруг с удивлением обнаружила, что показавшийся мне пьяным бредом рассказ Яковлева вполне реален – теперь передо мной вырисовывалась довольно стройная картина.
Итак, некоторое время назад случилось следующее.
Почти вся редакция была приглашена на вечеринку к Вике по случаю Первого мая. Первыми пришли трое коллег.
– Привет! – Ада, встав на цыпочки, дотянулась до Викиной щеки и громко чмокнула.
Сусанна вручила ей пакет с продуктами и выпивкой:
– Бери, не брезгуй. Это наш посильный вклад в общее дело.
– Спасибо, – проворковала Вика ангельским голоском нимфетки-переростка. – Проходите в дом, располагайтесь. Сейчас остальные подойдут, и сядем за стол.
Хозяйка дома вся светилась и излучала очарование. Яковлев покосился на нее и, занервничав, закурил. Ему очень хорошо было знакомо такое ее состояние, Вика начинала «сиять» каждый раз, когда у нее завязывался новый роман. И ему приходилось смиренно отходить в сторону. И зачем только он увидел ее тогда, несколько лет назад, эту профурсетку-первокурсницу? Зачем…
Эх, да только что теперь об этом говорить! Завяз он по уши. Заболел. Любовью заболел. По-хорошему, надо взять бы да уйти, так ведь ноги не несут. Ну почему Вика? Почему он влюбился именно в нее? Нет, чтобы на ее месте оказаться тихой скромной девушке, с которой они бы мирно пили по вечерам чай и растили детей…
Яковлев вздохнул, затушил сигарету и пошел к гостям. Ада, Агент и Сусанна бурно обсуждали преимущества и недостатки разных видов покера. Агент, низкорослый и сухопарый мужчина, вышагивал по комнате, громко стуча пятками. Темные волосы его были взъерошены, от жары – в доме было сильно натоплено – на лбу выступили капельки пота. Он размахивал одной рукой, вторую по-ленински заложив за пройму жилета, и разглагольствовал о преимуществах «трехкарточного».
Сусанна кривила губы и убеждала начать с «карибского», а Ада ренегатски настаивала на бридже.
– Какой покер? С ума сошли, да? – возмутилась Вика, внося блюдо с сыром. – Сначала за стол. А то знаю я вас, сейчас на полу рассядетесь и еду туда же перетащите, поросята!
Яковлеву хотелось одиночества. Он чувствовал, что сегодня случится что-то важное для него. Выйдя на кухню, он достал остро заточенный нож, толстую деревянную доску, которую сам купил – Яковлев любил готовить и все кухонные принадлежности всегда выбирал сам, – и нарезал бекон. Потом достал из духовки запеченную по его собственному рецепту индейку и понес к столу. Там по-прежнему шел спор. Вика молча наблюдала за всеми, не вступая в общую перепалку, и нервно поглядывала на часы. Настроение у нее явно испортилось.
– Все, садимся! – она резко вскочила. – Больше никого не ждем.
И в этот момент раздался звонок. Вика зарделась, как маков цвет, и побежала открывать дверь. Яковлев проводил ее грустным взглядом и, пытаясь прикурить, сломал три спички. В сердцах встряхнул коробок так, что спички разлетелись в разные стороны, но он все-таки зажег одну и прикурил.
– Презент хозяйке дома, – из прихожей раздался вальяжный молодой басок.
Яковлев вышел туда и увидел, как новый гость целует Вике ладонь. Покосившись на Игоря, она поспешно выдернула руку и прижала к себе букет оранжевых бархатцев, упакованных в бордовую гофрированную бумагу. На взгляд Яковлева, букет был отвратительно аляповатым и не стоил того счастья, которое светилось в глазах Вики.
– Знакомьтесь, это Василий, фотограф, – представила она гостя остальным.
Парень расхлябанной походкой прошел к столу и уселся, картинно подогнув рукав джинсовой куртки так, что стал виден поддельный «Роллекс». У него были прямые темно-русые волосы и томно-синие глаза, которые Яковлев сразу окрестил блудливыми. Нельзя было не заметить, что Вася очень хорош собой и наверняка имеет бешеный успех у женского пола, но было в нем и что-то отталкивающее. Поискав этому ощущению разумное объяснение – кроме чувства ревности, разумеется, но так и не найдя, Игорь Семенович вздохнул и разлил водку по рюмкам.
Васе было двадцать два, и ему до зубовного скрежета осточертело жить с мамой и ежедневно слушать ее советы. «В твоем возрасте пора бы уже зарабатывать самому, а не сидеть у меня на шее», – пилила его она. И молодому человеку хотелось скорее стать свободным, как ветер.
Красивая, всегда хорошо одетая Вика, уверенная в себе, со стабильным доходом, в отличие от всегда перебивающегося случайными заработками Васи, показалась парню верхом совершенства. «Если быть рядом с ней, – подумал он, – то вполне можно добиться осуществления своих тайных желаний».
– Мы здесь собрались, чтобы… – вырвал его из плена сладких мыслей голос Яковлева.
– Не важно, по какому поводу мы собрались, – перебила Игоря Вика, очаровательно улыбаясь. – Первое мая как праздник уже давно никого не интересует. Главное, что мы собрались!
Девушка сделала акцент на последнем слове и многозначительно посмотрела на Васю.
Тот снисходительно улыбнулся.
– Так выпьем же! – поднял рюмку Агент.
Яковлев не мог смириться с тем, что его перебили, не дав договорить, поэтому гаркнул:
– Да здравствует Первое мая, дорогие товарищи!
– Ура! – заорала Ада и полезла целоваться к Сусанке.
– Ну, ну, – не одобрила ее поведения Вика, – еще не Пасха, христосоваться рано.
Агент, не обращая внимания на их перепалку, выпил, крякнул и разлил беленькую по новой.
К концу четвертой бутылки настроение у всех поднялось, глаза заблестели, языки развязались.
– Вася, а вы чем занимаетесь? – промурлыкала Ада, наклоняясь к нему и кокетливо поводя плечиком.
– Он фотограф, я же сказала! – тоном, не предвещающим ничего хорошего, одернула ее Вика.
Но Аде уже море было по колено.
– Ой, как интересно, – закатила она глаза, – как приятно общаться с творческой личностью! А кто вы по знаку Зодиака?
– Небось, какая-нибудь скотина, – желчно вставил Яковлев.
– Мой знак – Рыбы.
– А я Дева, – продолжала кокетничать Ада. – Дева и Рыбы – гармоничная пара.
– Вика, а ты кто? – спросил Вася.
– Рак, – буркнула она, вставая и оттесняя от Васи Аду.
Ада покачнулась и едва не упала.
– Наверняка тоже гармоничная пара, – прокомментировал Яковлев. – Рак ведь любит рыбу. Тухлую.
Агент, поглощавший еду со скоростью, неожиданной для его небольшого жилистого тела, заметил на столе густо усыпанное перцем рыбное блюдо и, подцепив пару кусочков, отправил в рот. Дыхание у него тут же перехватило, на глазах выступили слезы, и он едва удержался, чтоб малодушно не выплюнуть жгучую рыбу. Отдышавшись, вытер слезы и, украдкой оглядевшись, громко сказал:
– Ребята, рыба – просто отпад! Кто не пробовал, очень рекомендую!
Несколько рук тут же протянулись к блюду, и общее мнение затем озвучила Сусанна:
– Агент, а ты – гад.
Аде вдруг стало жалко себя. Она села в угол и загрустила. Вспомнились несчастливое сиротское детство, бабушка, отказавшаяся от нее семилетней, неудачное замужество и одиночество в семье. Если бы не верная Сусанка, которая была с ней рядом с тех пор, как семилетняя Ада впервые переступила порог детского дома, то жизнь была бы и вовсе невыносима. Она знала, какие слухи ходят о них по редакции, но это все ерунда. Сусанна ей как сестра.
– Давайте танцевать! – закричала Вика, вцепляясь в Васю и вытаскивая его на середину комнаты.
Яковлев зло окинул их взглядом, налил себе еще водки и, заметив, как Агент, оценивший пикантность восточного блюда, продолжает его поглощать, посоветовал:
– Мечи пореже, печень заболит. – Затем он выпил очередную рюмку и отключился. А проснулся от тишины. Разлепив глаза, огляделся вокруг и, никого не увидев, поднялся. Жажда мучила его нестерпимо. По-стариковски прошаркав на кухню, Яковлев напился воды из-под крана и, посмотрев на себя в зеркало, выдернул волосинку, нахально торчащую из ноздри. По дороге обратно поднял опрокинутый кем-то стул, собрал грязные салфетки со стола, выключил работающий телевизор и тут увидел их. Он по инерции еще шагнул вперед, не в силах отвести взгляд от обнаженного тела Вики в объятиях Васи, потом повернулся и, сгорбившись, вышел из спальни. Медленно, словно каждую минуту ожидая, что кто-нибудь проснется, достал дорожную сумку и стал складывать вещи.
Собрав сумку, Игорь Семенович аккуратно закрыл дверь, бросил ключ в форточку и ушел. Идти, собственно говоря, ему было некуда: будучи уроженцем Украины, своего жилья он в России не имел. Оставалось два варианта: снять номер в гостинице или попроситься на постой к кому-то из друзей. «Если бы я скромней тратился на подарки да на развлечения, – думал он, бредя по ночному городу, – уже давно обзавелся бы собственной квартирой».
Как только захлопнулась дверь, Вася Смирнов поднял голову и довольно улыбнулся. Клофелин в последней рюмке хозяйки дома сделал свое дело, а интеллигентный Яковлев, как и предполагалось, не стал устраивать дебош с битьем посуды и Васиной физиономии, а просто тихо слинял. Фотограф встал, жизнерадостно хрустнул костями и пошел по дому осматривать скарб. Он ликовал, и для полноты ощущения ему надо было с кем-то разделить это ликование.
Василий подошел к спящей Вике и потряс ее за плечо. Никакой реакции. Потряс ее сильнее – та в его руках болталась, как тряпичная кукла, и Васе стало не по себе. Он попытался ее посадить, надеясь, что от столь кардинальных мер Вика непременно проснется, но все было тщетно.
И тогда Васю охватил страх. Он в панике заметался по комнате, чувствуя, как холодный пот струйкой стекает между лопаток. Вызвать «Скорую»? И что он скажет? Что случайно уронил клофелин Вике в рюмку? Или правду?
Вася даже хмыкнул, представив, как он чистосердечно кается перед бригадой врачей «Cкорой помощи»: «Господа доктора, а что мне оставалось делать, если Вика вовсе не собиралась расставаться со своим гражданским мужем Яковлевым? Довольствоваться и дальше объедками и жить с постоянно пилящей меня мамой? Кто ж мог предположить, что доза окажется слишком большой?»
«О, господи! – спохватился на этом месте своей мысленной речи Вася. – Это похоже на показания на допросе, а не на исповедь перед врачами. Так и накаркать беду недолго, тьфу-тьфу-тьфу…
А если Вика умрет? Так что же, мне тюрьма светит? И даже если она выживет, но попадет в больницу, разговора с ментами не избежать. Тогда Яковлев вернется к Вике, а я получу неприятности, может быть, даже судимость»…
От такой мысли Василия бросило в жар, он подбежал к Вике и начал хлестать ее по щекам. Голова девушки болталась из стороны в сторону. Потом вдруг она слабо застонала и зашевелилась. У Васи отлегло от сердца.
Жива. Спит, профура.
Он сел в кресло, закинул ноги на журнальный столик и взял пачку Викиных сигарет.
Там почти ничего не осталось. «Ничего себе, дымит!» – недовольно пробормотал Вася, доставая последнюю и с наслаждением прикуривая.
Жизнь прекрасна, и впереди его ждет светлое будущее.
– Вот как все было на самом деле, – закончила свой рассказ Сусанна.
– Но какое отношение эта история имеет ко мне? Я-то здесь при чем? – спросила я.
– Да как же ты не понимаешь?! – всплеснула руками Сусанна. – Вика не оставляла попыток помириться с Яковлевым, а ты ей помешала.
– И вовсе я не мешала! – возмутилась я. – И вообще, мы с ней дружим.
– Вот это-то и странно. Впрочем, поступай, как знаешь.
О проекте
О подписке