Глава 2

Вставать рано утром на работу всегда было для меня проблемой. Наверное, поэтому я выбрала профессию, в которой опоздание не считается катастрофой, да и сам факт прогула сложно доказать. Впрочем, один раз я все-таки пришла часам к восьми (так уж случилось, что мне не спалось) и обнаружила, кроме охраны на входе, еще трех человек – главного редактора, седого импозантного мужчину лет сорока пяти, которого все фамильярно звали по отчеству – Соломонович; замдиректора по хозяйственной части, энергичного и поджарого дядьку с занятной фамилией Скворец, и секретаря Веру Павловну.

На юбилее редакции, который успел случиться за то короткое время, что я там работала, секретарь выпила лишнего и во всеуслышание заявила, что меня взяли в редакцию только потому, что я – любовница Скворца.

– Не расстраивайся, – успокаивала меня Галя, – ее характер тут все знают, даже между собой из Веры Павловны в Стерву Падловну переименовали. На самом деле именно она была любовницей Скворца, но что-то у них там не заладилось, и они расстались.

– И тетка не нашла ничего лучше, чем обвинить в этом меня!

– Согласись, обидно было бы не найти виноватых, себя-то уж она точно ни в чем не винит.

Через два дня после юбилейного торжества Вера Павловна уволилась, и ее место заняла добродушная хохотушка Таня. Она любила яркие платья и обильно украшала себя бижутерией, отчего иногда походила на новогоднюю елку.

Я шла по коридору, прислушиваясь к странным шорохам по сторонам. Пол был чисто вымыт, кое-где поблескивал влагой, и пахло весенними цветами. Неожиданно сзади скрипнула дверь, послышались шепот и сдавленный смешок.

Обернулась – никого. И вдруг следующая же дверь, мимо которой я проходила, резко распахнулась, пребольно ударив меня, и из нее буквально вывалилась в коридор Вика. Огромная стопка газет, которую она держала в руках, с громким шлепком упала на пол и рассыпалась.

Я ойкнула и отскочила, потирая ушибленную руку.

– Извини, я думала, здесь никого нет… – Вика присела и начала собирать газеты. – Мы, кажется, до сих пор не знакомы?

– Я тебя знаю, ты – Вика.

– Угу. Яковлев сказал?

– Да. – Я тоже присела и стала ей помогать.

– Впрочем, я знаю, что тебя зовут Диана. Можно считать, что познакомились. – Вика с сомнением оглядела увесистую кипу газет и спросила: – Боюсь опять их рассыпать… Не поможешь донести?

– Конечно.

Мы разделили стопку пополам и понесли в подвал, в архив.

– Послушай, я тебя не сильно ударила?

– Пустяки, до свадьбы заживет.

– Нехорошо получилось, – вздохнула Вика. – Честное слово, я не специально! Не обижайся, ладно?

– Я не обижаюсь, – пожала я плечами. – Откуда тебе было знать, что мимо двери кто-то идет?

– Но я все-таки чувствую себя виновной. Пойдем в «Трояк», я угощаю.

– Спасибо, но у меня работы много, – попыталась отказаться я, чувствуя себя страшно неловко: провести обеденный перерыв в «Тройке» я собиралась, как и все последние дни, с Яковлевым.

– Ну вот, – надула губы Вика, – а говоришь, не обиделась.

– Я действительно… – начала я. Но Андриенко бесцеремонно перебила:

– Или ты идешь со мной, или я считаю, что ты не захотела принять мои извинения!

Я вздохнула:

– Ладно, идем.

– Хотя нет, – встрепенулась вдруг Вика. – Знаешь, давай лучше у меня в кабинете посидим. До обеденного перерыва еще дожить надо, а сейчас никак нельзя сорваться, на меня и так уже Соломоныч зуб точит.

Мы прошли к ней в кабинет, где она, весело болтая, залила кофе кипятком, достала пачку сигарет и уселась напротив меня.

Надо сказать, что я раньше почти не курила, но за неделю работы в редакции привыкла дымить, как паровоз.

– А ты Яковлева давно знаешь? – без церемоний приступила к допросу Вика.

– В редакции познакомились.

– И как?

– Что – «как»? – не поняла я.

– Он у нас записной сердцеед. Небось, уже напел про несчастную холостую жизнь, про тоску и одиночество, отсутствие женской ласки и свидание назначил?

– Мы с тобой об одном и том же человеке говорим? – удивилась я. – Мне он не показался…

– Это он специально прикидывается хорошим, – опять перебила меня Вика, – а потом заманит тебя в свои сети и бросит. Как меня.

И на ее глазах заблестели слезы.

Сигарета чуть не выпала у меня из пальцев. Я сразу вспомнила ее презрительный взгляд в баре.

– Тебя?!

– Вот видишь, он даже не сказал тебе, что я его жена.

Я как раз пыталась отхлебнуть кофе, поэтому немедленно поперхнулась и закашлялась, мысленно проклиная все на свете. Горячий кофе обжег не только рот – огненным шаром прокатился по пищеводу и завис где-то в районе верхней стенки желудка.

– И-извини, Вика, я не знала, – заикаясь, забормотала я. – Собственно, зачем ему было об этом говорить? Мы с ним просто друзья.

– Да ладно, – иронично обронила собеседница.

– Серьезно. У меня свадьба скоро, зачем мне чужие мужья…

– Свадьба? Это хорошо. Надеюсь, твой жених не окажется таким же подлецом, как Яковлев.

И Вика загрустила.

– Я, пожалуй, пойду, – заторопилась я, – работы много.

– Конечно, – кивнула она. – Да и мне сегодня статью надо сдавать. А ты заходи, кофе еще попьем, а то у меня в кабинете все по командировкам разъехались, словом не с кем перекинуться. Скукотища.

Я попрощалась.

– Смотри приходи! Жду! – крикнула Вика мне вдогонку.

Вернувшись в свой кабинет, я не находила себе места. Смутное ощущение, что во всей этой истории что-то не так, не покидало меня, но я не понимала, что именно. Если Вика правду сказала, то зачем Яковлев привел меня туда, где ежедневно обедает она? Хорошо, допустим, ему наплевать, что он женат… Но почему тогда она-то сразу к нам не подошла, как только увидала? На тихоню Вика не похожа, темперамент не тот.

Чем дольше я размышляла, тем более запутанным все казалось. И еще та странная очередь из мужчин около моего столика в баре, когда мне вздумалось прикурить…

Я начала вышагивать из угла в угол по диагонали. И каждый раз оказывалась у маленькой дверцы, ведущей непонятно куда. Узенькая, низкая, как в каморке у папы Карло, с нормальной дверью она не имела ничего общего. Так, створка какого-то встроенного шкафа, который ни разу при мне не открывали.

Совершая очередной проход, я задела ее рукой, и дверца открылась. Пахнуло пылью и лежалым хламом. И еще стало видно, что никакой за ней не шкаф, а темный и длинный коридор.

Выключатель оказался еще забавней створки – допотопный и старый, он торчал на стене бородавкой и вместо клавиши имел кнопку, как у звонка. Когда я на нее нажала, пара тусклых лампочек скудно осветила пространство: несколько дверей с левой стороны, а в конце коридора – старинный покосившийся стул с резной спинкой. Вместо одной из четырех ножек были подложены стопкой книги, сама же ножка лежала здесь же, на сиденье. Мне захотелось разглядеть резьбу поближе, и я направилась к стулу. И вдруг услышала слева шум.

Голоса – мужской и женский – шли от одной из дверей, и в разговоре мне вдруг почудилось мое имя. Я подошла поближе и прислонила ухо к замочной скважине.

– Ты этого не сделаешь. – Мне показалось, голос принадлежит Яковлеву.

– И что меня остановит?

– Ты не такая злая, какой хочешь казаться. Да и зачем это тебе?

Собеседница засмеялась.

– В самом деле?! Хочешь меня лестью задобрить? Не выйдет.

Послышался звук захлопнувшейся двери, все стихло, а из щели снизу потянуло сигаретным дымом.

Я торопливо вернулась к себе, села за стол и подперла голову руками. Смутные догадки роились в мозгу, но я не могла оформить их в стройную систему. Если здесь есть черный ход и почти из каждого кабинета имеется второй выход, то точно так же, как сегодня я подслушала чужой разговор, могли подслушивать и меня. Или даже побывать в этом кабинете в мое отсутствие. От сей мысли мне стало ужасно неуютно, будто меня посадили в стеклянную банку.

Я выглянула в соседнюю комнату и, обнаружив там одну Галю, обрадовалась.

– Не подскажешь, куда ведет та дверь? – Я ткнула пальцем в сторону черного хода. И, поскольку разглядеть, куда я показываю, с места, где сидела Галя, было невозможно, пояснила: – Низкая такая, войти в нее можно, только пригнувшись.

– А… – догадалась коллега, – тебя, наверное, разыграли… Знаешь, бывший хозяин этого дома был большой оригинал. Здесь почти все помещения имеют по два выхода – центральный и черный. Раньше наша молодежь с удовольствием их использовала, чтобы подшучивать друг над другом. Но теперь стало неинтересно, и достается только новичкам. А что у тебя случилось?

– Ничего, – не стала признаваться я, – просто любопытно. А если бы даже кто-то и пошутил, то я не вижу в том ничего предосудительного. Может быть, даже было бы забавно.

Галя с сомнением посмотрела на меня и пожала плечами. Наверное, не поверила. Да я и сама себе не верила. А в душе у меня продолжал скрестись червячок размером с южно-американскую анаконду.

Остаток дня тянулся отвратительно медленно. Я пыталась придумать предлог, чтобы улизнуть с работы пораньше, но, так ничего и не надумав, смирилась. Когда стрелка приблизилась к шести, я радостно положила бумаги в сейф, закрыла его и полетела к выходу.

Иван уже ждал возле своей «Тойоты», приняв позу скучающего Онегина. Увидев меня, он оживился и помахал рукой, я помахала в ответ. И тут кто-то сзади схватил меня прямо за ушибленный локоть. Я ойкнула, от неожиданности едва не выронив сумку, и обернулась.

– Ой, извини, – затараторила Вика, – Не хотела тебя напугать. Ты на машине? Будь другом, выручи! Я забыла совсем, что предки сегодня придут, а у меня после вчерашней вечеринки не прибрано. Представляешь, что они мне устроят? И денег на такси нет, я всегда еле до зарплаты дотягиваю. А сумки ужас какие тяжеленные, до маршрутки не донесу. Подвезешь?

Меня так и подмывало спросить, почему ей не помогает собственный муж, но воспитание не позволяло задать бестактный вопрос. Поэтому я скрепя сердце ответила:

– Конечно, поехали.

Вика унеслась за сумками, а я отправила ей в помощь Ивана, чтобы бедная девушка сама не транспортировала тяжести к машине. В общем, я была довольно беспечна.

Забегая вперед, скажу, что если бы я тогда знала все, что узнала о Вике позже, то вряд ли повела бы себя так. Скорее всего, быстро-быстро увела бы Ивана и сама постаралась держаться от новой знакомой подальше.

Обладая ангельски невинным личиком и фигурой секс-бомбы, Вика с удовольствием пользовалась своими внешними данными. Ей не составляло большого труда добиться, чтобы мужчины бросались на нее, как рыба на мормышку. Поскольку Вика презирала нравственные законы, жила она по принципу «в любви, как на войне, – каждый сам за себя». Причем слово «любовь» она вовсе не трактовала как воспетое поэтами чувство, испытав которое человек не только сам становится лучше, но и делает прекрасней мир вокруг. Нет, она понимала любовь как флирт, доведенный до логического конца, то есть до постели. Если ей нравился мужчина, то она делала все, чтобы его добиться, и препятствия в виде жен-невест в расчет не принимались.

Правда при всей своей внешней сексуальности Вика была холодна, как глыба льда, и испытывала нежные чувства только к одному-единственному человеку – к себе. Есть такие женщины, у которых, по меткому выражению Эрика Берна, все уходит в гудок, – то есть за внешними проявлениями темперамента скрывается инфантильный и равнодушный к сексу человек. Само собой, мужчины понимали, что купились на блестящий муляж, когда уже прочно сидели на крючке.

Кому другому и такой тактики хватило бы, чтобы удачно выйти замуж и угомониться, но, к несчастью, у Вики был вздорный характер, поэтому мужчины в ее жизни менялись как перчатки. Она с удовольствием бросала кавалеров, но если оставляли ее, Вика приходила в бешенство. Как надолго – зависело от величины рыбешки, сорвавшейся с крючка.

Но я пока всего этого не знала и совершенно спокойно сидела на переднем сиденье машины, слушая, как Вика, не смолкая ни на секунду, развлекает Ивана. Когда мы подъехали к ее дому, она, подхватив сумки, вышла из машины – и тут же охнула, болезненно скривившись.

– Я, кажется, ногу подвернула, – жалобно протянула Вика, глядя на Ивана по-собачьи преданными глазами.

Ванька сразу почувствовал себя рыцарем, выпорхнул из машины и вцепился в ее пакеты.

– Держитесь за мой локоть, – предложил он.

Вика с готовностью повисла на нем и похромала в дом.

На следующий день она была весела и бодра, будто накануне и не спотыкалась. Не успела я прийти на работу и разложить свои вещи, как она ворвалась в мой кабинет и с ходу завопила:

– Привет!

– Привет, – ответила я. – Как твоя нога?

– А, нормально, – хохотнула коллега, – зажило, как на собаке. Имей в виду, сегодня на обеденный перерыв идем вместе. И даже не думай возражать!

Я все-таки чувствовала себя одиноко в редакции, и Викин интерес был приятен. Тем более что ее характер – веселый и заводной – очень импонировал мне: к таким людям меня всегда тянуло.

Время пролетело быстро, и вскоре Вика впорхнула в мой кабинет. Плюхнулась на стул рядом со мной, достала сигареты, обронив:

– Заканчивай марать бумагу, давай покурим.

И принялась болтать без умолку.

Вскоре я уже была посвящена в историю жизни некоторых сотрудников редакции и могла довольно сносно ориентироваться в их именах, семейном положении и пристрастиях. Галя Молочкова одна растила дочь и никогда не принимала участия в корпоративных вечеринках. Людмила Анатольевна Любимцева, спортивный комментатор, с мужем давно была в разводе, жила отдельно от взрослой дочери и предпочитала любовников намного моложе себя. Причем зациклило ее на конкретном возрасте – двадцать шесть лет. Ада, корректор, жила с мужем и подругой Сусанной, над чем в редакции посмеивались. Муж работал у нас рекламным агентом, Агентом его и называли. Пожалуй, уже никто и не помнил, как его зовут на самом деле.

Обнаружив, что уже начался обеденный перерыв, Вика вспорхнула со стула, пообещав обо всех остальных рассказать мне в следующий раз, и, дернув меня за руку, поторопила:

– Давай, пойдем скорей. Есть хочу!

В баре она заговорщицки склонилась ко мне и объявила:

– У меня сегодня небольшая вечеринка, сразу после работы едем ко мне.

– Но я не могу, за мной должен заехать Иван!

– Ну и что? – пожала плечами Вика. – Он нам не помешает. Что, он не любит отдыхать, что ли?

– Мы с ним собирались прошвырнуться по магазинам.

– Сделаете это в другой раз. Смотри, я обижусь!

Иван отдыхать любил, но только в компании знакомых ему людей, и я была уверена, что он от предложения Вики откажется. К моему огромному удивлению, Ванька согласился сразу, даже особенно ни о чем не расспрашивая.

Вечером Вика опять влетела ко мне и безапелляционно заявила:

– Собирайся, поехали.

Я посмотрела на часы.

– Вика, Иван заедет за мной только через час.

– Так звони ему, пусть поторопится. – Она придвинула ко мне телефон.

И опять Иван сразу согласился, даже не поинтересовавшись, почему я ухожу с работы почти на час раньше.

Компания у Вики подобралась небольшая, и как раз из тех людей, которых мне Вика успела заочно представить: Ада с мужем, плюс Сусанна и Любимцева. Новым был только Вася Смирнов, фотограф, который тут же потянул меня к компьютеру и принялся демонстрировать свои фотографии. Некоторые снимки мне понравились, но Вася явно злоупотреблял фотошопом, отчего небо получалось слишком синее, закат чересчур оранжевый, а цветы ненатурально яркие.

Спиртное лилось рекой, всем было весело, и только я скучала. К своему стыду, должна признать: то ли русской крови у меня мало, то ли по какой другой причине, но пить я совершенно не умею. В каком-то смысле я очень выгодный собутыльник, потому что пьянею, едва понюхав пробку.

Заметив, что я не пью, Вика страшно возбудилась, прочитала мне целую лекцию о вреде отрыва от коллектива, после чего стала тщательно следить за тем, чтобы я не сачковала. И вскоре я уже плохо понимала, где нахожусь.

– Идем купаться! – скомандовала Вика. Затем, подхватив под руку, новая подруга поволокла меня переодеваться. Мои слабые попытки освободиться были оставлены без внимания.

– На, – протянула она мне короткую трикотажную юбочку и такую же блузку.

– Зачем?

– Как – зачем? Ты что, в юбке до пят и шелковой блузе к морю пойдешь?

– Да не пойду я купаться! – возмутилась я. – У меня и купальника-то нет.

– А я тебе свой дам.

Ада и Сусанна с радостью обрядились в Викины пляжные костюмы, Любимцева заявила, что в любом наряде хороша и в дополнительном приукрашивании своей знойной плоти не нуждается, после чего мы двинулись к пляжу.

Надо сказать, что Викин дом находился на горе, и чтобы попасть к морю, нужно было спуститься по узкой металлической лестнице, которая качалась из стороны в сторону. Мужчины бодро ушли вперед, а я, наоборот, отстала, боясь, что из-за двоящихся в глазах ступенек за истинную приму не ту.

Так я и шагала – осторожно, цепляясь за перила, нащупывая каждую ступеньку. И так увлеклась, что не заметила, откуда взялся тот субъект – чернобровый и кривоногий. Он сально ощупал мою фигуру глазами, смачно причмокнул и, схватив меня за талию, поволок вверх.

– Мама! – взвизгнула я, вцепляясь обеими руками в перила.

Вика моментально обернулась и, перепрыгивая через две ступеньки, взлетела к нам и ткнула чернобрового кулачком в лицо. Тот ойкнул и от неожиданности сел на лестницу.

– Моих подруг трогать нельзя! – рявкнула Вика и, цепко ухватив меня за руку, потянула вниз.

Дальнейшее я помню смутно. Кажется, был пляж, усыпанный белыми камушками, теплая вечерняя вода, и мы все-таки купались. Причем купальник я так и не надела, меня перестало волновать его отсутствие.