Глава 7. Протестую, ваша честь

Норд

Трудно описать эмоции словами, когда я, сев на последнюю скамью в зале сто восемь, увидел её.

Двое охранников по бокам от хрупкого, исхудавшего тела, вели заключенную в нейростимулирующие наручники Грейс. В её глазах, которые казались единственным ярким пятном в помещении, застыла оглушительная, нереальная пустота.

Я никогда. Ни у кого. Не видел такого безразличного и обречённого взгляда.

Безразличного не только к действиям вокруг, но и будто к собственной жизни. Сжав кулаки на коленях, я со злостью сцепил зубы, чтобы не зарычать, когда осмотрел разбитое девичье лицо. Кто-то ударил Грейс несколько раз так, что её невероятно горячие и мягкие губы, когда-то целовавшие меня со всей отдачей, сейчас кровоточили. Она облизала их, поморщившись от боли. На скуле красовался наливающийся зеленью и желтизной ушиб. Какие ещё травмы скрываются под одеждой?

Как Верховный суд мог допустить такое?..

Её ведь пытали до заседания.

Кто этот ублюдок, сотворивший подобное?

Буквально на долю секунды представив входящего в камеру Тома, который посмел к ней прикоснуться и принудил её к… контакту, не брезгуя избиением, я и не заметил, как вскочил на ноги. Тяжело дыша так, словно в лёгких никогда не было кислорода.

Чертовски повезло, что его не было в зале.

Убил бы. Не думая.

Но одновременно и странно, – Томми не упустил бы возможности высказаться и унизить Грейс снова. Благо, никто не обратил на меня внимания: многие участники процесса ещё заходили и усаживались на места, провоцируя шум и толкотню. Стук старомодного молотка судьи о тёмную деревянную поверхность, возвестивший о начале, кое-как привёл меня в чувство.

Я сел обратно, пытаясь унять бешеное сердцебиение. Выровнять дыхание. Горло охватил чёртов спазм, и я всё не мог отвести взгляда от светловолосой растрёпанной фигуры. Грейс, сгорбившись, заняла прозрачное кресло справа от пьедестала судьи и присяжных с абсолютно отрешённым видом. Не замечая никого и ничего вокруг. Даже с такого расстояния в несколько рядов я видел, как её дрожавшие руки сжимали клочок какой-то бумаги и ключ-карту.

Интересно, от чего она, и почему у неё не забрали эти вещи? Уиллсон вроде говорил, что у Ким, у Лэна и у Грейс ничего не оставили при обыске.

– Дамы и господа, – обратился к собравшейся толпе высокий мужчина, облачённый в тёмный костюм: – Прошу тишины.

Аудитория, состоявшая из разноцветной толпы, медленно, но верно угомонилась, оставив от возни лишь мерное жужжание.

– Сегодня Верховным судом рассматривается беспрецедентное дело, – продолжил басить мужчина и вышел в центр, к небольшой трибуне для ответов. – Все вы знаете, что произошло почти две недели назад на Островах. Мы, долгие годы живя на Материке, опасались различных неведомых угроз извне, совершенно позабыв о том, что зачастую опасность может затаиться и внутри.

Его речь била точно в цель и распаляла присутствующих, у каждого из которых напрочь отсутствовал хоть процент критического мышления.

Толпа ведома. Толпа неуправляема.

И правильные слова оказывают именно то воздействие, которое нужно говорящему.

С каким бы невероятным удовольствием я расстрелял бы их всех нахрен прямо сейчас…

– Нашей системе угрожала революция. Хвала основателям колонии на Материке – не свершившаяся. Мы были на грани потери устоявшихся традиций и жизни только лишь потому, что один из нас, один из многочисленных служащих в «Тиррарии» решил, что может поменять всё в одночасье. Устроив переворот.

По зрителям прокатился возмущенный вздох, словно они слышали это впервые.

Лицемерные выродки.

Ладони Грейс дрогнули, и карточка с бумажкой упали на колени. По её израненным щекам прокатились несколько одиноких слёз, скрывшихся за серым воротником какой-то водолазки. От прежней зелёной формы на ней не было ничего.

Моё нутро разрывалось на мелкие кусочки от боли. Ярости. Желания крови. И единственное, что удерживало от того, чтобы не устроить здесь бойню, перебив напыщенного урода-судью, – это её съежившаяся фигура и долбящее в голову: «терпение, Норд, терпение…».

– Увы, мы не можем судить главного преступника, чья судьба уже обошлась с ним так, как надлежало, послав смерть. Но мы можем вынести справедливый и верный приговор той, кто являлась пособником ужасных действий, направленных против Материка и Островов.

Я позволил себе ироничный оскал, услышав столь лестные слова о своей персоне и столь идиотские о справедливости.

Главный преступник жив, вашу мать, и он пришёл забрать своё.

– К трибуне вызывается обвиняемая в преступлении против системы и в предательстве Материка – Грейс Гамильтон, – говоривший указал ладонью на место в середине зала.

Я стиснул челюсти. Охрана отцепила наручники с женских ладоней, и моя Грейс медленно поднялась с места. Была видна её слабость и истощенность – на ватных ногах она проследовала к трибуне, представ перед тремя другими чиновниками, которые, очевидно, представляли собой суд в этом цирке.

Слева от них разместились двенадцать присяжных из мегаполиса, и каждый посчитал своим долгом бросить в сторону Грейс уничтожающий взгляд.

– Назовите имя, дату рождения, должность, – рявкнул тот, что сидел посередине троицы.

Грейс стояла спиной ко мне, и теперь я мог слышать лишь голос, не видя её лица. Все чувства обострились, а по венам заискрилось несвоевременное чертово желание. Когда она заговорила с удивительно твёрдыми, всегда такими завлекающими меня интонациями, в которых теперь звучал непривычный налёт дерзости:

– Моё имя и так уже объявили. Родилась одиннадцатого декабря две тысячи двести сорок первого года. Лейтенант снайперской разведывательной группы полигона Острова Бурь. Частная военная организация «Тиррария».

Несломленная. Верная. Моя девочка.

Я не смог сдержать ухмылку, когда она добавила чуть тише:

– Была лейтенантом и остаюсь.

Судья недовольно скривился на выражаемое непослушание, а несколько человек в передних рядах заворчали, из-за чего комиссия вновь применила молоток.

– Тишина! – вновь переведя взгляд на Грейс, судья отложил свой деревянный атрибут власти и вопросительно воскликнул: – Клянётесь ли вы говорить правду и только правду во благо себе и системе Материка?

Я затаил дыхание, когда Грейс, выдержав паузу, наклонилась чуть вперёд к микрофону трибуны, почти прошептав:

– Боюсь, она вам не нужна.

Злорадно усмехнувшись, я мысленно послал аплодисменты её храбрости.

Так держать, милая.

Ещё один рокот возмущения пронёсся по залу, и в этот раз суду понадобилось несколько долгих минут, чтобы утихомирить толпу. Думаю, следующие процессы перестанут быть публичными…

– Будем считать, что вы поклялись, – упрямо заявил второй чиновник, сидевший слева от Верховного судьи, своими по-рыбьи мерзкими глазами оглядывая Грейс. Всем вокруг было наплевать, что этой фразой он попросту перечеркнул права подсудимой и любые официальные протоколы: – Вы признаёте свою вину в том, что участвовали в организации мятежа, который мог привести к глобальной катастрофе на Островах?

– Нет, – последовал незамедлительный ответ.

– В каких отношениях вы состояли с преступником, командором Нордом Эммерсоном? – допрос продолжал всё тот же второй судья.

Грейс нервно повела плечом. Я откинулся к стене, скрестив руки на груди, и весь обратился во внимание, ожидая ответ на столь провокационный вопрос. По плану, я не должен пока предпринимать никаких активных действий. Лишь наблюдать и ждать, поэтому можно вполне наслаждаться зрелищем, в котором хрупкая и одновременно сильная Грейс с наглостью отвечала суду.

Давай.

Удиви меня ещё раз, моя смелая.

– В восхитительно… – её голос на мгновение сорвался, и я готов поспорить: щеки Грейс покраснели от смущения, – В восхитительно интимных отношениях.

На секунду даже забыл, зачем я здесь на самом деле. Тело моментально отреагировало на заявление. А память услужливо подкинула воспоминания о том, как поясница Грейс, со скрытыми под тканью водолазки ямочками, в которую я сейчас упёрся горящим взглядом, могла выгибаться. Какие стоны могло рождать женское горло, одаривающее суд и присяжных колкостями на каждый вопрос.

Я прикусил губу изнутри, с усилием возвращая себя в реальность.

Чертовка.

Даже сейчас, даже когда не знает, что я здесь, даже в таких условиях – завела меня с полфразы.

– Знали ли вы о том, что ваш, скажем так, партнёр, командор Дивизиона «Тиррарии», собирался устроить переворот? Знали ли вы о его планах? – после того, как слушающие снова успокоились, вкрадчивым голосом задала следующий вопрос третья судья. Женщина.

Остальные члены комиссии и присяжные предпочли проигнорировать откровенный ответ и не углубляться в наши отношения. Воцарилось хрупкое молчание, пока Грейс собиралась с мыслями. Лёгкое возбуждение, присутствующее во мне до этого, резко спало. Я вдруг понял следующее – она провоцирует суд своими ответами не просто так, для забавы. Моя Грейс никогда ведь не отличалась чрезмерной наглостью, прямолинейностью и развязным языком.

Её показания имели четкую цель… Когда меня осенило, какую, я испытал смешанные чувства. Да, я собирался перехватить её тогда, когда Грейс поведут в комнату для инъекций. Расчёт был на это, но…

Она сама ведь намеренно выводила их.

Не оправдывалась, не пыталась защищаться. Не просила провести допрос под полиграфом, хотя, уверен, ей бы отказали.

Она намеренно добивалась смертного приговора.

Грейс желала смерти. Ждала её.

Тонкие, обескровленные пальцы сжали древесину трибуны по бокам.

Я судорожно сглотнул, когда следующий её прозвучавший ответ растерзал тишину:

– Мы собирались спасти Острова. Норд… Никогда не был преступником. Он не был связан с чужими. Всё было подстроено против него.

Меня кольнуло то, что она говорит обо мне в прошедшем времени. Она вынуждена так говорить.

Блять…

Как бы ею не овладела истерика при встрече со мной – мы так потеряем слишком много времени.

Как бы не сорвался я сам…

Несмотря на нарастающий гул, Грейс с жаром продолжила, перекрывая следующий вопрос судьи:

– Вы обвиняете и судите не тех людей. Что в очередной раз доказывает то, насколько подкупна прогнившая система Материка. Сколько Главный ныне командор Томас заплатил вам за мою смерть?! Что он вам обещал? Неужели никто из вас не задался вопросом, куда делся Макс, прежний глава «Тиррарии»? А Сэм!?.. Чужие, о которых вы возможно даже знали, вас вообще не интересуют? Вы все – чёртовы слепцы, которые даже не захотели разобраться и не провели элементарного расследования!

Её голос сорвался.

Я машинально вскочил с места, как и многие другие. В зале заседаний воцарился невообразимый гомон: в нём утонули её последние слоги… Под который охрана подбежала к так и оставшейся стоять на месте, дрожавшей от эмоций Грейс, чтобы заключить обратно в наручники. Карта, которую она сжимала в ладони во время допроса, упала на пол.

Подобравшись, я быстро оценил обстановку. Похоже, всё кончено.

Фраза главного судьи, пронзившая воздух образовавшегося хаоса сквозь треск молотка, подтвердила мои догадки:

– Увести её! Немедленно!

Конечно, блять.

Увести и уничтожить.

Мрази.

Мои ноздри раздулись. В груди пробуждался разъярённый зверь.

Лишь бы успеть.

Растолкав толпу у дверей, я выскочил из зала, но не побежал. Это могло меня выдать. Лишь убыстрив шаг, я взял курс на соседние коридоры, которые вели к комнатам казней. Я прекрасно помнил их расположение – к смертям многих заключенных приложена рука Научного звена. Опыты на людях – ценный способ добычи прикладных знаний.

Осмотревшись по сторонам, я убедился, что за мной никто не идёт. Распахнув одну из белоснежных дверей, которая вела на побочную небольшую лестничную площадку, я выставил впереди себя автомат.

Никого.

Мозг работал на пределе. Я практически чувствовал двигающиеся извилины под черепной коробкой. Молниеносно состроив в голове схему направления тех или иных путей и коридоров, сообразил, в какую именно часть здания могли увести Грейс.

Беззвучно поднявшись на один этаж, я, не опуская ни на минуту огнестрел, на миг задумался о судьбе всех остальных – Уиллсона, Криса и двух заточенных друзей. Смогли ли они освободиться?.. Но это был лишь порыв, вспышкой коснувшийся сознания. Отогнав возникший вопрос без ответа, я распахнул дверь с такой силы, что её край столкнулся с чьим-то лбом.

Хватило доли секунды, чтобы понять, что произошло – дверь удачно снесла одного из охранников, который… вёл Грейс. Слава Островам, снесла не её.

Раздался женский вскрик. Боец, которого ударила дверь, застонал, закрыв глаза, и рухнул. Пока его товарищ сообразил, что «периметр» нарушен незнакомцем, я вскинул автомат и пустил в него короткую очередь пуль. Разрывных пуль: распоров грудь, снаряды разлетелись на мелкие осколки уже внутри его тела, принося нечеловеческие муки перед смертью. Захрипев от боли, второй охранник попытался прикрыть торс ладонями. Те тут же окрасились тёмной кровью, и после он безмолвно упал на пол.

Грейс же прикрыла голову руками, инстинктивно отпрянув к противоположной стене. Сползая по ней на пол. Очевидно, не успев рассмотреть меня, нападающего на конвой. Я мазнул по фигуре быстрым взглядом, но выдыхать и расслабляться было рано – первый боец уже поднимался с колен, держась за окровавленный, разбитый нос и чертыхаясь.

Хм, неплохой вышел удар. Прежде чем охранник успел достать из кобуры пистолет, в его горле оказались два моих метательных ножа. Предсмертный крик вышел громче и омерзительнее, чем у его напарника.

Я стоял, тяжело дыша, наблюдая, как грузно осело ещё одно тело, захлебываясь багряными потоками. Всё произошло за считанные секунды. В который раз я был благодарен и генам, и тренировкам в «Тиррарии» за ту реакцию, которой обладал, – она сейчас чертовски пригодилась.

В коридоре с множеством кабинетов – больше никого. Пусто и тихо. Я захлопнул злополучную дверь на лестничную площадку за собой и в два шага сократил расстояние до сидевшей у стены Грейс.

Она дёрнулась, когда я коснулся её сжатых рук. Попытался отнять их от её головы и лица, чтобы заставить посмотреть на меня.

– Пожалуйста, не надо… – тихим, скулящим голосом попросила она, всё ещё оглушенная произошедшим.

– Грейс… – сипло позвал я, встав на колени и придвигаясь к ней ближе.

Она вжалась в стену, всхлипнув, и я ощутил под пальцами, как напряглись её запястья, предплечья. Всё тело…

– Нет… Нет… Нет! – восклицала она в ладони, всё ещё боясь убрать их: – Я схожу с ума?!

Вот же, блять…

– Милая, посмотри на меня.

Совладав с собой, я добавил властных интонаций в голос. Немного встряхнул её плечи:

– Грейс, это я! – пробравшись под её холодные руки, я, забыв о ранах, впился пальцами в её щеки, принуждая поднять на меня взгляд. – Блять… Это я. Посмотри на меня…

И если Грейс и так тряслась, будто от озноба, слушая меня, то теперь настала моя очередь. Я ощутил дрожь по позвоночнику – неоново-голубые глаза встретили меня безумием, неверием и страхом.

– Ты ведь мёртв… – исказившееся гримасой боли лицо оросилось слезами, и я поспешил смягчить свои касания по её скулам. – Ты ведь…

– Дыши, Грейс, – было крайне трудно сдерживать себя и не раздавить её тело в объятиях. Всё-таки, истерики и шока не избежать. Так и знал, – Это я. Я жив. Я здесь. Я пришёл за тобой.

Ей слёзы перешли в открытые рыдания, которые заставили наплевать на ускользающее время и… Наброситься на неё. Я пытался быть ласковее, но никак не мог – мои ладони сжали Грейс в удушающих объятиях. Губы сами бесконтрольно принялись покрывать родное влажное лицо поцелуями. Я старательно избегал разбитого, но такого же манящего, как и раньше, рта, понимая, что вызову очередное кровотечение из ранок.

– Милая… – я обхватил талию Грейс, притягивая к себе, вдавливая в себя и желая слиться с ней воедино. Она увернулась от нового поцелуя и уткнулась лицом мне в ключицу: прикусив ткань моей формы зубами, Грейс тихо завыла, не в силах остановить рыдания. – Я пришёл за тобой…

Моя ладонь мягко запуталась в её растрепанных волосах, утешающе поглаживая. Лишь какие-то высшие силы знают, скольких усилий мне стоило сохранять подобие твердости, хладнокровия и невозмутимости. Мы ведь всё ещё не в безопасности. Я не мог полноценно отдаться охватившим меня чувствам, электрическими импульсами долбившим разум и тело.

От моих действий теперь зависели две жизни.

Я должен вывести нас из здания.

– Грейс, пожалуйста… – я вновь обхватил ладонями её лицо, покрасневшее и чуть опухшее, с трясущимися губами. Всмотрелся в глаза, выражение которых постепенно прояснялось за пеленой слёз: – Мы всё обсудим, всё обговорим. Но сейчас нам нужно уходить. Нельзя больше терять ни секунды, милая.

– Я… Я до последнего ждала тебя, Норд, – хрипло пробормотала она, качая головой.

Я заметил движение её ладони, которая вытащила из кармана чёрных брюк ту записку, что была в начале заседания:

– Я думала, что убила тебя… Но ты вернулся… Неужели… Это правда ты?..

Я догадывался, что моё появление ударит по психологическому состоянию Грейс. Но не предполагал, что настолько сильно. Её севший и прерывающийся жалобный голос резал меня без ножа.

Я опустил взгляд и различил собственный почерк на сжимаемом клочке: «Я скоро. Никуда не уходи».

Она хранила то моё утреннее послание. То самое, после нашего первого головокружительного секса.

Всё это, блять, время она хранила его.

С ума сойти… Я тяжело выдохнул, забирая и комкая бумажку из окаменевших пальцев, и снова резко прижал Грейс к себе.

Я был её надеждой. Моё обещание, которое относилось лишь к возвращению обратно в апартаменты, обернулось посланием более глобальным, нежели я изначально закладывал в него. Теперь я понял, от чего была та карта-ключ.

Мои слова грели её в вынужденной разлуке. И сердце пропустило удар, когда я осознал, что именно с ними, на куске бумаги в руке, она собиралась принять свою смерть. Судя по затихающим всхлипам, Грейс очень медленно, но верно приходила в себя. Я осторожно отстранил её и вновь взглянул в глаза:

– Это я. Правда – я. Говорил же, что ты больше никогда никуда от меня не денешься. Помнишь? – я провёл большими пальцами под её нижними веками, собирая остатки влаги.

Грейс, рвано дыша, быстро закивала, пытаясь остановить новый поток слёз. Минута. Ещё одна. Постаравшись собраться и успокоиться, Грейс вцепилась в мои плечи мертвой хваткой, когда я помог подняться на ноги. Я позволил себе короткую, еле заметную улыбку и заправил светлую прядь за её ухо.

– Прости, что моё «Я скоро» обернулось длительным и мучительным ожиданием для тебя, – я приложился губами к её покрытому испариной лбу в долгом поцелуе.

Словно очищая разум от любых мешающих эмоций, – например, от тех, что заставляли сейчас пойти и уничтожить всех ублюдков, по вине которых она так страдала.

– Это ты… Меня прости, – смог лишь прочесть по ей губам, настолько тихо она это произнесла.

Нам столько нужно с ней обсудить. И что-то подсказывало, что теперь у нас будет масса времени, чтобы насладиться друг другом, несмотря ни на что. Поправив оружие и подав Грейс ладонь, в которую она тут же вплела свои пальцы цепкой хваткой, я ободряюще кивнул ей:

– Уходим, милая.