Цитаты из книг автора «Дэвид Уоллес»

декан литературной кафедры университета, тренер по теннису и проректор академии мистер О. Делинт.

аккуратнее, лодыжку на колено, руки держу на брюках. Пальцы сцепил в замок

Это деканы: по приему студентов, спортивной и научной работе.

Кроме того, ты предоставил нам не две, как положено, а целых девять вступительных работ

четырех «X» и крепко хватаюсь за края стула.

…что уже на первом курсе ты сможешь помочь университетской

люди порой забывают, что ты рядом, даже когда взаимодействуют с тобой.

Она узнает, что самое ужасное, самое унизительное, что она могла только представить, только что по правде произошло. И она выжила. Она еще здесь. Я не говорю, что она в восторге, я не говорю, что она из-за этого в восторге, или что она в отличной форме, или что скачет от радости из-за того, что это произошло, но она еще здесь, и она это знает, и теперь она знает кое-что еще. В смысле, по правде знает. Ее представление о себе и о том, что она может выдержать и пережить, теперь больше. Шире, масштабнее, глубже. Она сильнее, чем думала в глубине души, и теперь знает об этом, знает, что она сильная совсем не в том смысле, как об этом говорят родаки или как какой-нибудь оратор на школьном собрании заставляет всех снова и снова повторять «ты Личность ты Сильный». Я просто говорю, – что она уже не та, я говорю, в каком отношении она уже не та… вот если она все еще боится, когда идет в полночь до машины по подземной парковке или еще где-то, что на нее нападут и изнасилуют, то теперь она этого боится совсем по-другому. Нет, она не хочет, чтобы это опять произошло, групповое изнасилование, ни черта. Но теперь она знает, что ее это не убьет, что она переживет, ее это не уничтожит и не сделает, ну, недочеловеком.

Трудность с матерью заключалась в том, что по отношению ко мне – к старшему ребенку, старшему из двойняшек, что немаловажно, – ее неустойчивые воспитательные инстинкты бросались из крайности в крайность, [с. п.] то горячо, то холодно. Она могла быть очень, очень, очень теплой и материнской, а потом в мгновение ока разозлиться из-за какой-то реальной или воображаемой безделицы и совершенно лишить меня своего расположения. Она становилась холодной, не желала меня видеть и отказывала всем попыткам с моей стороны получить знаки расположения и утешения, иногда прогоняла меня в спальню и запрещала выходить на жестко определенный период времени, пока сестра и дальше наслаждалась неограниченной свободой передвижения по дому и дальше получала материнское расположение и тепло. Потом, когда жесткий период ограничения подходил к концу – и я имею в виду ровно тот самый миг, когда кончался мой [с. п.] тайм-аут, – мамочка открывала дверь и тепло обнимала меня, промокала мои слезы рукавом и заявляла, что все прощено, все снова хорошо. Эта волна утешения и заботы снова соблазняла меня [с. п.] доверять ей, почитать ее и уступать эмоциональную власть, оставаясь уязвимым к очередной катастрофе, когда бы ей ни захотелось снова остыть и смотреть на меня с таким выражением, будто я лабораторный подопытный, которого она впервые видит. Боюсь, этот цикл постоянно повторялся на протяжении всех наших детских отношений.

У настоящих петушков – тех редких, которых я не распознал, – эти паузы шока самые короткие. Они вежливо улыбнутся или даже рассмеются, а потом прямо и недвусмысленно отклонят предложение. Никакого скандала, никакого кудахтанья… [Смех.] Простите за каламбур – [с. п.] петух, кудахтанье. Во внутренних психологических картах этих субъектов хватает пространства для возможности бондажа, и они свободно оценивают ее и свободно отвергают. Им просто неинтересно. Ничего страшного, что я принял петушка за курочку. Опять же, мне неинтересно заставлять, или умасливать, или убеждать против воли. Я определенно не собираюсь умолять. Суть вовсе не в этом. Я знаю, в чем. В… и суть не в том, чтобы заставлять. Другие – длинная, взвешенная, чрезвычайно наэлектризованная пауза, постуральный и аффективный шок: уступят они или возмущенно оскорбятся – это все равно курочки, игроки, это те, кого я распознал верно. Когда они откидывают голову… но смотрят они на меня не отрываясь, смотрят на меня, [с. п.] вглядываются и так далее, со всей пристальностью, что ассоциируется с принятием решения, [с. п.] доверять ли тебе. Теперь, с [с. п.] доверием связано множество различных моментов – не разыгрываешь ли ты, или серьезен, но притворяешься, что разыгрываешь, чтобы предвосхитить стыд, если они возмутятся или почувствуют отвращение, или ты искренен, но предлагаешь абстрактно