Активная умная женщина, не растерявшись, пустилась в погоню за «женщиной»-похитительницей, слезно умоляя прохожих словами: «Остановите ее! Она украла мое сердце!» – по фешенебельному тротуару, переполненному прохожими, по сообщениям свидетелей, без остановки крича: «Она украла мое сердце, остановите ее!» В ответ на ее слезные мольбы, как это ни трагично, столь неверно истолковавшие ситуацию прохожие отвечали лишь тем, что качали друг другу головой с понимающими улыбками, решив по неведению, что стали свидетелями краха очередных «альтернативных» отношений. Двое патрульных из Кембриджа, Массачусетс, имена которых скрыли от упорных поисков редакции «Момента», как сообщают свидетели, лишь пассивно отшутились: «Обычное дело», – когда жертва, спотыкаясь, бежала за ускользающим трансвеститом с украденным сердцем, тщетно взывая о помощи.

«Жертва преступления без протеза четыре квартала бежала за вором, пока не упала на пустую грудь, – это ли не доказательство тех уникальных возможностей, которые дарует процедура „Джарвик IX”», – прокомментировал анонимный источник в государственной медицинской сфере, к которому обратился за комментарием «Момент».

Даже черствая совесть одурманенного наркотиком похитителя сумочек, пассивно рассуждали осведомленные представители власти, не может не почувствовать укол совести, когда он обнаружит в сумочке «Энье» больной женщины жизнеспасительный протез, который работает на тех же перезаряжаемых батарейках, что и мужская электрическая бритва, и наверняка продолжал биться и истекать кровью еще немалое время после грубого срывания сумочки с шунтов. Однако ответом похитителя сумочек на угрызения совести стало варварское уничтожение внешнего искусственного сердца «Джарвик IX» камнем или тупым предметом вроде молотка, когда его останки были обнаружены спустя несколько часов за исторической Бостонской общественной библиотекой на фешенебельной площади Копли.

Неужели поразительные открытия медицинской науки всегда обречены сопровождаться подобными трагическим инцидентами невежества и толстокожей реакции? Похоже, именно так судят североамериканские представители власти по своему образу и подобию. Если так и есть, кончина жертв будет часто скрываться от света публичного знания.

А чем же окончилось дело? Некогда активный, умный мозг 46-летней скончавшейся женщины был извлечен и вскрыт спустя шесть недель студентом-медиком Женской городской бостонской больницы Бригхэма, которого, по сообщениям, так тронуло сухое сообщение о бессердечной кончине на ярлычке, висящем на пальце ноги жертвы, что он признался «Моменту» во временной потере способности физически работать пилой в ходе операции.

Алфавитный перечень организаций separatisteur'ского/антионановского толка, чья деятельность против Взаимозависимости/Реконфигурации классифицирована КККП и ДНССША как террористическая/вымогательская по своему характеру

(К = квебекская, Э = экологическая, С = сепаратистская, Ж = жестокая, ЖЖ = крайне жестокая)

• Les Assassins des Fauteuils Rollents (К, С, ЖЖ)

• Le Bloc Quebecois (К, С, Э)

• Калгарийская проканадская фаланга (Э, Ж)

• Les Fils de Montcalm (К, Э)

• Les Fils de Papineau (К, С, Ж)

• Le Front de la Liberation de la Quebec (К, С, ЖЖ)

• Le Parti Quebecois (К, С, Э)

Почему – несмотря на то, что в первые годы существования подключенных к единой сети «ИнтерЛейс» телепьютеров, работавших на той же волоконно-цифровой системе, что и телефонные компании, нововведение видеозвонков (или «видеофонии») пользовалось высокой популярностью – пользователи были в восторге от идеи общаться при помощи и аудио, и видео (маленькие видеофонные камеры первого поколения были слишком примитивные и с узкой апертурой, чтобы годиться для чего-то, кроме крупных планов лица) по телепьютерам первого поколения, которые в то время были практически обычными телевизорами, хотя, разумеется, с этой обязательной иконкой крошечного человечка «Искусственного интеллекта», который появлялся в нижнем правом углу во время эфирной/кабельной передачи и сообщал время и температуру на улице, или напоминал, что пора принять таблетки от давления, или предупреждал, что на каком-нибудь там канале, типа 491-го, скоро начнется исключительно интересное развлечение, или, понятно, сообщал о входящем видеозвонке, а затем плясал чечетку с символическими канотье и тросточкой под меню вариантов, – как же пользователи обожали эти иконки человечков, – но так да, почему в течение где-то 16 месяцев, или пяти финкварталов, взлетевший спрос на видеофонию внезапно рухнул, как карточный домик, да так, что к Году Впитывающего Белья для Взрослых «Депенд» какие-либо видеоволоконные передатчики данных или сопутствующие продукты и услуги использовались при менее 10 % всех частных телефонных коммуникаций, и среднестатистический американский пользователь телефона все-таки предпочел ретроградный старый нетехнологичный голосовой телефонный разговор, как в эпоху Белла, – смена предпочтений, которая стоила немалому числу видеотелефонных предпринимателей последней рубашки, плюс дестабилизировала два крайне уважаемых паевых фонда, опиравшихся на видеофонную технологию, а также едва не стерла с лица земли пенсионный фонд «Фредди Мак» бюджетников Мэриленда – фонд, брат любовницы управляющего которого был предпринимателем, чуть ли не маниакально одержимым видеофонной технологией… И но, в общем, почему же потребители так резко оттекли к старой доброй голосовой телефонии?

Ответ, трехвалетно говоря, таков:

1. эмоциональный стресс,

2. переживания из-за внешнего вида,

3. некая странная саморазрушительная логика микроэкономики бытового хайтека.

1) Оказалось, что визуальные телефонные разговоры отчего-то вызывали ужасный стресс, которого не наблюдалось в голосовых разговорах. Пользователи видеофонии вдруг словно осознавали, что при конвенциональной голосовой телефонии они жили в обманчивой, но в целом чудесной иллюзии. Раньше они ее никогда и не замечали, иллюзию – она была как бы такая эмоционально сложная, что разглядеть ее стало возможно только в контексте утраты. Старые добрые традиционные аудиотелефоны оставляли место для предположений, что человек на другом конце провода слушает тебя с безраздельным вниманием, при этом позволяя не обращать вообще никакого, и тем более предельного, внимания на него. Традиционное акустическое общение – через трубку телефона, в наушнике которой было только б маленьких дырочек, а вот в микрофоне (неспроста, как выяснилось позднее) – 6², или 36 маленьких дырочек, – позволяет войти в некую автострадно-гипнотическую фугу полувнимания: во время беседы можно оглядывать комнату, рисовать, прихорашиваться, ковырять заусенцы, сочинять хокку в телефонной книжке, помешивать в кастрюлях на плите; можно даже отдельно общаться с присутствующими в комнате на языке жестов и гримас и при этом якобы внимательно слушать голос в трубке. И все же – и это, ретроспективно, самый чудесный нюанс – хотя сам ты уделял внимание и телефонному звонку, и всяческим праздным фуговым пустякам, тебя никогда не угнетало подозрение, что собеседник на другом конце провода точно так же не уделяет все внимание только тебе. Например, во время традиционного звонка, пока, скажем, ты выполняешь близкий тактильный осмотр кожи подбородка на предмет дефектов, тебя ни разу не посещает мысль, что собеседник, возможно, также уделяет немалый процент внимания тактильному осмотру кожи на подбородке на предмет дефектов. Это была иллюзия, и иллюзия акустическая, и поддерживалась она акустически: голос с другого конца провода был компактным, сжатым и направленным прямо тебе в ухо, и оставлял место для заблуждения, что и внимание владельца голоса схожим образом сжато и сфокусировано… хотя твое-то внимание – нет, вот в чем дело. Эта двусторонняя иллюзия одностороннего внимания с эмоциональной точки зрения вызывала почти детскую радость: человек верил, что завладел чьим-то безраздельным вниманием без необходимости отвечать на него взаимностью. Если взглянуть в прошлое объективно, иллюзия кажется арациональной, почти буквально фантастической: это же как одновременно врать и доверять другим.

Видеотелефония рушила подобную фантазию. Теперь звонящие обнаружили, что им приходится изображать то же искреннее, слегка наигранное выражение внимания к слушателю, что и в личном общении. Те абоненты, кто поддавался бессознательной привычке фугоподобно рисовать или разглаживать складки на штанах, теперь выглядели невежливыми, рассеянными или по-детски зацикленными на себе. Абоненты же, в еще большей бессознательности осматривавшие кожу на подбородке на предмет дефектов или исследовавшие носовые полости, видели ужас на видеолицах на другом конце провода. Все это и приводило к видеофонному стрессу.

Еще хуже, понятно, была травма сродни изгнанию из рая, когда очерчиваешь большой палец на странице в ежедневнике или лезешь рукой в штаны, поправляя положение своего старого доброго Блока, а потом поднимаешь взгляд и видишь, как твой видеофонный собеседник с интересом выковыривает шнурок из эглета, и вдруг осознаешь, что вся инфантильная фантазия, будто ты владеешь вниманием партнера, пока сам в состоянии фуги рисуешь и вносишь исправления в положения гениталий, была необоснованной иллюзией, и что ты владеешь чужим вниманием не больше, чем сам его обращаешь. В общем, все эти проблемы со вниманием – сплошной стресс, решили пользователи.

2) И видеофонный стресс был даже сильнее, если речь шла о хоть сколько-нибудь тщеславных людях. Т. е. о тех, кого волнует, как они выглядят. В глазах других. А если серьезно, то кого не волнует? Старые добрые акустические телефонные звонки можно было совершать без всякого макияжа, парика, хирургических протезов и т. д. Да даже вообще без одежды, если уж у вас такие тараканы. Но те, кто заботится о внешнем виде, понятно, могли забыть о неформальном «отвечай-в-чем-есть» в случае визуальных видеовызовов, которые стали казаться абонентам похожими уже не на старый добрый телефонный звонок, а на звонок в дверь, когда, прежде чем открыть, приходится что-то набросить на себя, нацепить протезы и пригладить волосы перед зеркалом в прихожей.

Но последним гвоздем в гроб видеофонии стало то, как выглядели лица звонящих на ТП-экране во время звонков. Не лица звонящих им, а их собственные, стоило увидеть их на видео. В конце концов, включить функцию видеозаписи ТП, записать оба сигнала в двустороннем видеозвонке, проиграть звонок еще раз и посмотреть, как на самом деле выглядело твое лицо в глазах собеседника – дело трех кнопок. А удержаться от подобной проверки так же трудно, как от того, чтобы заглянуть в случайное зеркало. Но результат был практически универсально ужасающим. Людей ужасало, как выглядят их лица на ТП-экране. И дело не в одном только «ожирении диктора» – известном эффекте лишнего веса у лица на видео. Нет, еще хуже. Даже в передовых экранах ТП высокой четкости абоненты видели свои телефонные лица какими-то размытыми и влажными, видели какую-то блестяще-бледную неопределенность, которая казалась им не просто неприглядной, но и вороватой, коварной, ненадежной, неприятной. В раннем и зловещем опросе фокус-группы от «ИнтерЛейс»/G.Т.Е., на результаты которого в припадке предпринимательского НФ-технического ажиотажа все закрыли глаза, почти 60 % респондентов, получивших визуальный доступ к собственным лицам во время видеофонных звонков, особенно часто для описания своей внешности использовали слова «ненадежный», «неприятный» или «на любителя», а феноменально зловещие 71 % пожилых граждан конкретно сравнивали свои видеолица с лицом Ричарда Никсона во время дебатов Никсона и Кеннеди в 1960-м до э. с.

Вариантом решения проблемы, которую психологические консультанты телекоммуникационной индустрии нарекли видеофизиогномической дисфорией (или ВФД), стал, понятно, расцвет Масок высокого разрешения; и, что интересно, именно те предприниматели, которые тяготели к видеофонной обработке изображения в HD, а потом откровенно перешли к производству масок, вышли из кратковременной видеофонной эры и с рубашками, и вдобавок с солидной дополнительной прибылью.

Если говорить о масках, первоначальную опцию Фотографической Обработки Изображения в HD – т. е. взять наиболее льстящие элементы из множества льстящих фотографий данного телефонного абонента с разных ракурсов и – благодаря существовавшим в те времена программам работы с изображениями, уже опробованным первооткрывателями из косметической и правоохранительной областей, – совместить их в крайне привлекательный вещабельный лицевой коллаж высокой четкости с искренним, чуть наигранным выражением безраздельного внимания, – быстро вытеснила менее дорогая и экономящая байты опция (на основе все того же косметического и фбровского ПО) отливать улучшенное изображение лица на облегающей полибутиленовой маске, и скоро потребители обнаружили, что высокая цена перманентной маски для ношения благодаря чудодейственному эффекту на стресс и ВФД окупалась более чем, ну а удобные липучки для того, чтобы закреплять маску на затылке, и вовсе стоили копейки; и пару фискальных кварталов телефонные/кабельные компании укрепляли подточенную ВФД уверенность клиентов в себе, договорившись на сделку в формате горизонтальной интеграции, благодаря которой бесплатные услуги коллажа и маски шли в одном пакете с видеофонией. HD-маски обычно висели на маленьком крючке сбоку на телефонной консоли ТП, по общему признанию, с некоторым сюрреалистическим и нервирующим видом: отделенные от тела, пустые и сморщенные, – а в местах коллективного доступа, то есть в больших семьях или компаниях, имели место и потенциально неловкие конфузы из-за путаницы личностей при поспешном выборе не той пустой висящей маски из длинного ряда, – в целом маски поначалу казались жизнеспособным ответом индустрии на проблему внешнего вида, стресса и никсоновского эффекта.

(2 и, наверное, еще 3) Но теперь сложите естественный предпринимательский инстинкт всецело удовлетворять завышенные требования клиента с одной стороны с почти равно естественным искажением, с которым обычно себя видят люди, и тогда объяснится скорость полного выхода из-под контроля бума видеофонных HD-масок. Дело не только в том, что необычно трудно самостоятельно оценить, как ты выглядишь, хорошо или не ахти, – например, посмотри в зеркало и попробуй определить, где находишься в иерархии привлекательности, хотя бы приблизительно с той же объективной легкостью, с какой распределяешь практически всех остальных, хорошо они выглядят или не ахти, – но вдобавок оказалось, что инстинктивно искаженное самовосприятие потребителей плюс связанный с внешним видом стресс привели к тому, что потребители начали предпочитать, а затем уже открыто требовать видеофонные маски, которые реально выглядели куда лучше, чем они сами лично. Производители HD-масок, с радостью готовые предоставить не только правдоподобие, но и эстетические улучшения – волевые подбородки, мешки под глазами поменьше, замазанные шрамы и морщины, – скоро выбили из ниши рынка производителей изначальных миметичных масок. Во все более откровенной прогрессии всего за пару финкварталов большинство потребителей теперь пользовалось с видеофоном масками, настолько эстетически превосходящими их реальные лица в физическом разговоре, транслировали друг другу настолько ужасающе искаженные и улучшенные изображения себя, что наконец начал сказываться гигантский психосоциальный стресс и огромное количество абонентов вдруг вообще перестали покидать дома и общаться лично с людьми, ведь те, как они боялись, уже привыкли видеть по телефону их куда более красивые версии и при личной встрече испытают (как диктовала их фобия) то же эстетическое разочарование и крушение иллюзий, какое, например, могут вызвать женщины, которые всегда носят макияж, у людей, которые вдруг увидят их без макияжа.

Социальные страхи, сопровождающие феномен, нареченный психоконсультантами оптимистически нерепрезентативной маскировкой (или OHM), верно прогрессировали на фоне того, как крошечные грубые видеофон-камеры первого поколения усовершенствовались и обзавелись апертурой пошире, и теперь крошечные передовые камеры могли отразить и транслировать изображения более-менее в полный рост. Некоторые психологически неразборчивые предприниматели вывели на рынок ростовые полибутиленовые и полиуритановые 20-тантамарески – примерно как безголовые «силач» или «красотка в душе» для дешевых фоток на пляже, за которыми встаешь и кладешь подбородок на картонную подставку, только эти ростовые видеофонные маски были гораздо более продвинутые и достоверные. А стоило добавить различные 20-гардеробы, опции для глаз и волос, различные эстетические добавки, сокращения и т. д., как цены уперлись в потолок рыночных возможностей, хотя именно тогда социальное давление вынуждало покупать лучшие из возможных 20-ростовых образов, чтобы не чувствовать себя по телефону сравнительно уродливым. Тут уж любой скажет, как мало времени пройдет до того, как неугомонный предпринимательский драйв к идеальной мышеловке воплотится в виде Транслируемой Заставки (она же ТЗ), которая, ретроспективно, кажется уже реально острым концом гвоздя в гроб видеофонии. С ТЗ в лицевых и ростовых масках отпала необходимость – их заменило видеотранслируемое изображение, по сути, отретушированной до упора фотографии, с невероятно подтянутым, привлекательным, со вкусом одетым человеком, напоминавшим звонящего только в таких ограниченных отношениях, как, например, раса или количество конечностей, а лицо на фотографии было со вниманием сосредоточено на видеофонной камере из глубины пышно – но не нарочито – обставленной комнаты, которая лучше всего отражавший образ, который тебе хотелось транслировать, и т. д.

Заставки представляли из себя просто готовые к трансляции фотографии с высоким разрешением примерно диарамных пропорций, расположенные на пластмассовом кронштейне над зрачком видеофонной камеры, примерно как крышка для объектива. Чрезвычайно красивые, но не страшно успешные знаменитости из интертейнмента – те, которые в былые годы пополнили бы каст-листы на социальную рекламу – нашли себя на поприще моделирования для различных передовых Заставок видеофонов.

Поскольку Заставки были обычной и всегда готовой к трансляции фотографией вместо компьютерных обработок и улучшений, их можно было массово производить и назначать соразмерную цену, и, хотя недолго, Заставки помогали снизить напряжение между высокой стоимостью улучшенной ростовой маски и чудовищным эстетическим давлением видеофонии на абонентов, не говоря уже о создании множества рабочих мест для дизайнеров интерьеров, фотографов, ретушеров и знаменитостей уровня социалок, напуганных упадком эфирной телерекламы.