Цитаты из книги «Мысли, которые нас выбирают. Почему одних захватывает безумие, а других вдохновение»

Доктор Джеймс Блэр, глава отделения аффективных и когнитивных нейронаук Национального Института Психического здоровья, равно как и другие ученые, определил неврологические симптомы, характерные для многих жестоких преступников. В основе такого поведения лежит сверхчувствительность к определенным стимулам, вызывающим интенсивное и подавляющее чувство стыда, унижения и гнева. В свою очередь, эти эмоции усиливают чувствительность человека к этим ключевым стимулам и его реакцию на них. Если ваша нейронная сеть, которая отвечает за реакцию на угрозу, сверхреактивна, то вы становитесь сверхбдительным. Нервная схема сенсибилизируется, и поэтому даже сравнительно незначительное событие вызывает более сильную реакцию.

То, что начиналось, как беспокойные попытки осознать себя в течение жизни Уоллеса приобрело нездоровые гипертрофированные формы и постепенно трансформировалось в ненависть к себе. Это заставило его стремиться к освобождению, искуплению, вниманию, которые он обрел, хотя и временно, в своем творчестве, в наркотиках и алкоголе, и даже в отношениях, но все это в конечном итоге привело Уоллеса к угнетающему разрушительному самообвинению. Фокус внимания Уоллеса редко уходил от его собственных мучительных мыслей. Он чувствовал себя так, словно существовал в «темном мире, внутри, пристыженный, запертый».

Временами, и часто, Уоллес бывал забавным, счастливым и любящим. Но он никогда не мог надолго сместить фокус своего внимания с того, что вызывало у него тяжелые чувства. Он не мог, как он однажды написал, «воспринимать никого другого, человека, или предмет, как независимого от вселенской боли… все – часть одной проблемы. Для которой нет решения».

есть одно письмо, на обороте которого разговор записан от руки. Почерк чередуется, это детские каракули и рука взрослого мужчины. Это диалог Уоллеса с младшим собой. «Мне больно. Ты никогда не слушаешь меня», – пишет Уоллес детскими каракулями. «Это потому, что я боюсь тебя. У тебя такие приступы зависимости, отчаяния, депрессии», – отвечает он себе из взрослой жизни. «Это потому, что ты никак не отпускаешь меня», – отвечает ребенок. На это Уоллес мрачно замечает: «Как я могу? Как я могу?» * * *

«Обучение тому, как думать, на самом деле значит обучение осуществлять определенный контроль над тем, как и о чем вы думаете. Это значит, что вы сознаете – и осознаете достаточно, чтобы выбирать, – чему уделять внимание и какой смысл извлекать из своего опыта. Если вы не научитесь делать это сейчас, во взрослой жизни, вы окажетесь целиком и полностью обмануты».

«Я играю в бесконечные игры с собой. Это действительно последняя область моей жизни, где я все еще предаюсь жалости и ненависти к себе, прекрасно осознавая их разрушительность, инфантильность, неправильность» – писал Уоллес в 1999 году романисту Дону Делилло, который стал для него своего рода ментором. – Я больше не думаю, что невроз был крутым давным-давно, – теперь мне это кажется простым набором поз (для себя больше, чем для окружающих), который подменяет живого человека и толкает, куда дует ветер. Б.Ш. – это способ оставаться расщепленным внутренне, быть исполнителем и аудиторией, что означает буквально отсутствие целостности».

«Он препарировал путь, который повлиял на его душу. В двенадцатишаговой программе, если ты мошенничаешь с самим собой и окружающими, то получишь массу стыда и ничего хорошего, – рассказывала бывшая подруга Уоллеса. – Если у вас есть секреты, ничего хорошего. Это не значит, что вам придется написать роман. Но вы должны рассказать кому-то, вашему куратору. И он рассмотрит все под нужным углом».

«Дэвиду нужно было, чтобы им восхищались, как тружеником – человеком, а не интеллектуалом, – рассказывает друг Уоллеса, помогавший ему проходить реабилитацию. – Это его каким-то образом успокаивало. Правила менялись, ему больше не нужно было соперничать с лучшими из лучших. Шкала внезапно поменялась – теперь было важно быть человеком и поступать правильно». Уоллес смог общаться, не испытывая страха, осуждения или сравнения – чувств, которые раньше затрудняли его общение со сверстниками. Общество анонимных алкоголиков предлагало ему более комфортное общение.

Прошло некоторое время, пока Уоллес поверил, что он способен почувствовать себя лучше. «Порабощение Веществом стало так исключительно важно для вас, что вы хотите его бросить, но сходите с ума, как только его у вас отнимают, – пишет Уоллес в другом, также едва завуалированном отрывке из «Бесконечной шутки». – После того как ваше избранное Вещество отбирают ради спасения вашей жизни, вы падаете на колени для совершения утренней или вечерней молитвы и вдруг обнаруживаете, что начали молиться о том, чтобы в прямом смысле потерять разум – завернуть свой разум в старые газеты и тому подобное и оставить его в переулке, пусть справляется собственными силами, без вас».

«Я не чувствую стула под своей задницей». Для Уоллеса сочинительство несло в себе надежду и для исключительной связи, и для отсрочки боли, которую он ощущал каждый миг своего существования.