Во втором издании были отредактированы некоторые переводы, приведенные в главе Шивапракаша Пиллая, также было добавлено несколько стихов в конце главы садху Натанананды.
Дэвид Годман,
Тируваннамалай, сентябрь 20012.
В июне 1907 г. я с женой, матерью и дочерью пошел к Бхагавану. Я тогда увиделся с ним впервые с тех пор, как мы вместе учились в школе.
«Узнаёшь меня?» – спросил я Бхагавана.
Гортанным голосом, с огромным усилием он выдавил из себя: «Ранган». В то время, поскольку Бхагаван почти не разговаривал, ему было очень трудно пользоваться своим голосом.
Он повернулся к Паланисвами (помощнику Бхагавана), показал на мою мать и спросил: «Узнаёшь ее?»
Моя мать навещала Бхагавана, когда он жил в Павалакундру[2] в 1890-х, и Паланисвами мог ее помнить. Она рассказывала мне о своем первом визите к нему. Кажется, тогда она спросила Паланисвами, сьест ли Бхагаван фрукт, если она ему предложит. Ей даже не пришло в голову спросить самого Бхагавана, потому что тогда казалось, что он даже не осознаёт ее присутствие. Тем не менее Бхагаван услышал ее вопрос и ответил на него жестом – протянул руку. Мать очистила банан и дала ему. Бхагаван съел его.
«Он ходит?» – спросила она Паланисвами.
Бхагаван встал и прошел несколько шагов, чтобы продемонстрировать ей, что он может передвигаться.
«Он говорит?» – спросила она, снова обращаясь к Паланисвами.
Бхагаван иногда говорил, но в этот раз промолчал. Много лет спустя Бхагаван заговорил со мной об этом случае. «В то время, – рассказал он мне, – я произносил одно-два слова, обращаясь к Паланисвами, но даже эти слова мне давались с трудом, поэтому говорил я редко. Я бы поговорил с твоей матерью, но боялся, что если заговорю и моя семья узнает об этом, меня увезут обратно в Мадурай. Поэтому я промолчал».
«Когда твоя мать впервые приехала ко мне, ее напугал мой вид аскета и облачение[3]. Она спросила меня: „Неужели благотворительная деятельность твоего отца привела вот к этому?" Мои волосы были спутаны, тело полностью покрыто пылью, и я сидел на камнях на горе. Она ушла, потому что ей невыносимо было видеть меня в таком состоянии. К тому же она чувствовала, что ничем не может мне помочь».
После небольшой паузы Бхагаван добавил: «Поэтому никто из вас не пришел, кроме твоей матери. Вы посчитали, что на грязного аскета и смотреть не стоит, и потому даже не потрудились прийти. Так ведь?»
Бхагаван рассказал мне, что, когда он жил в Павалакундру, где моя мать встретилась с ним в 1890-х, он совершенно не осознавал течения времени. По его рассказам, иногда, когда к нему возвращалось осознание окружающего мира, он обнаруживал, что сейчас раннее утро. Иногда он открывал глаза и обнаруживал, что сейчас полдень или поздний вечер. Он не знал, сколько времени прошло с тех пор, как он последний раз открывал глаза. Иногда при попытке встать у него кружилась голова и он терял равновесие. В таких случаях он делал вывод, что, по-видимому, провел несколько дней в состоянии, в котором не осознавал окружающий мир. Он говорил, что кроме этих периодических приступов слабости, у него не было другого способа заметить течение времени.
«Ты тогда ничего не ел?» – спросил я его. Бхагаван ответил: «Когда не осознаёшь свое тело, телесные функции тоже приостанавливаются». Из его комментария я сделал вывод, что Бхагавану в то время не нужна была пища для поддержания жизни[4].
После этого первого визита, когда мне пришло время уезжать, я сказал Бхагавану: «Ты достиг невероятных высот». Бхагаван ответил: «Далекие горы кажутся ровными и гладкими».
Кажется, он говорил мне, что можно стать джняни, даже живя жизнью обычного человека. Вроде бы он говорил, что отречение от мирского не является чем-то особенным или великим.
Многие годы я не навещал его. Когда же в конце концов снова пришел на даршан, Бхагаван уже жил в Скандашраме. Он умывался у парапетной стены и узнал меня издали. Когда мне оставалось четыре-пять шагов до Скандашрама, Бхагаван крикнул своей матери: «Амма! Ранган идет!» «Пусть заходит», – ответила она. Я вошел и простерся перед ним.
На этот раз он сказал мне: «Даршан[5] святого не так легко получить. Лучше приходить к ним чаще. Они ткут ткань и держат ее наготове, чтобы ты мог облачиться в нее».
Я понял это так, что если человек получил милость Бхагавана, он может достичь джняны безо всяких усилий. И несмотря на то что Бхагаван дал мне такое обещание и заверение, тогда я еще не был уверен в том, что получаю милость, и даже в том, что вообще мог ее получить. Я не осмелился спросить об этом напрямую самого Бхагавана, но спустя некоторое время попытался «заручиться гарантией», спросив об этом его мать. «Ма, вы не знаете, есть ли у меня доля в духовном капитале вашего сына?»
Я думал, что мы одни, но мать окликнула Бхагавана: «Ты слышал, что сказал Ранган?» Бхагаван подошел, улыбнулся и сказал: «Да, да! Разве он не один из нас? Конечно, у него есть доля».
В следующий раз я встретился с Бхагаваном, когда ехал в Мадрас в поисках работы. В то время мое финансовое положение было не очень хорошим. Казалось, Бхагаван знает об этом, несмотря на то что я никогда об этом не упоминал.
Как только я простерся перед ним, он сказал: «Смотри, Ранган. Мужчина может самостоятельно поехать куда ему угодно и обеспечить себя. Но женщины и дети так не могут. Достаточно ли ты оставил своей жене и детям, чтобы они могли жить?»
Я пытался переубедить его, говоря, что оставил им денег, но впоследствии выяснилось, что мои уверения Бхагавана не удовлетворили. Несколько дней спустя, когда мой старший брат прибыл в Скандашрам, Бхагаван спросил его, как живет моя семья и не испытывает ли она нужду. Меня в тот момент не было – я искал работу в Мадрасе, проведя с Бхагаваном всего несколько дней, мне необходимо было найти какой-то способ обеспечить семью.
Мой брат рассказал Бхагавану, что деньги, которые я оставил своей семье перед отъездом, кончились, и теперь они испытывают очень большую нужду.
Мои попытки найти работу в Мадрасе не увенчались успехом. Я решил вернуться домой через Тируваннамалай и еще раз получить даршан. Как только я увидел Бхагавана, он заговорил о проблемах моей семьи. «Ты сказал мне, что оставил своей семье денег на пропитание, но твой брат утверждает, что денег у них уже не осталось. Это правда?»
Я молчал, не зная, что на это ответить. Я пытался скрыть от Бхагавана свою неспособность обеспечивать семью, но провести его было невозможно. Я не был ленив. Я отдал семье все деньги, которые только мог отдать, и поехал искать работу, но не рассказал Бхагавану о наших проблемах. Тогда я оправдывал себя мыслью, что раз Бхагаван так или иначе все знает, он может изменить мою жизнь, если пожелает.
Я не смог ответить на настойчивый вопрос Бхагавана, и на этом разговор фактически закончился. Но в тот же вечер, когда я лежал на кровати, Бхагаван пришел и сел рядом со мной. Я сразу же приподнялся и сел рядом.
«Ранган, ты не можешь уснуть?» – спросил он. – Тебя беспокоит, что не хватает денег на содержание семьи? Десять тысяч рупий будет достаточно?» И снова я не смог ничего ответить.
Сидя на моей кровати, Бхагаван сказал: «Человек может увидеть сон, что его бьют и ему больно. Во время сна это кажется достаточно правдоподобным. Но когда он просыпается, он смеется над тем, что пережил во сне. Точно так же, когда он пробуждается к просветлению, обнаруживается, что весь этот мир – всего лишь сон».
Я понял, что Бхагаван говорил мне, чтобы я не слишком переживал из-за проблем мира, который в конечном итоге не был реальным. Бхагаван очень серьезно относился к проблемам моей семьи, но он мог и шутить по этому поводу.
Например, во время того же визита, когда мы вместе совершали гирипрадакшину (обход вокруг Аруначалы), он в шутку сказал: «На этой горе растет много трав, способных превратить любой металл в золото».
Я чувствовал, что он поддразнивает меня, и промолчал. Бхагаван много раз подшучивал надо мной подобным образом. Иногда он просто смеялся, видя меня в мрачном, подавленном состоянии, и спрашивал: «Ты беспокоишься из-за того, что у тебя нет денег?»
В конце концов я нашел работу в автомобильной компании – я продавал автобусы. Получая комиссионные за каждый проданный автобус, я вскоре смог скопить десять тысяч рупий, о которых говорил Бхагаван. Этих денег хватило, чтобы оплатить долги и организовать свадьбы двух моих дочерей.
Я никогда не говорил с Бхагаваном о своих финансовых трудностях и никогда не просил у него помощи. Я предоставлял все это ему. Бхагаван сам, безо всякого побуждения с моей стороны, брал на себя все мои финансовые заботы.
Я говорил ему: «Бремя моей семьи – это ваше бремя. Я всего лишь марионетка в ваших руках».
Поскольку у меня была большая семья, росшая год от года, меня никогда не оставляли заботы о деньгах. Утешая меня, Бхагаван однажды рассказал следующую историю.
«Один человек усердно медитировал, чтобы достичь джняны. Ему явился бог Шива и спросил, чего он хочет. „Дай мне бедность и сделай так, чтобы беды не оставляли меня!" „Почему? – воскликнул Шива. – Ты мог попросить столько хороших, прекрасных вещей. Что это за странная просьба?"
Преданный ответил: „Когда у нас, смертных, есть богатство, наши глаза не видят и уши не слышат того, что подобает. Если я погружен в мир, я всегда буду в плену, я буду пойман в череду смертей и рождений. Бедность же заставит меня всегда помнить о Тебе“».
«Разве мы не можем достичь джняны, наслаждаясь богатством и комфортом?» – спросил я.
«Без всяких сомнений, богатство – это препятствие, – ответил Бхагаван, – и жажда знания не возникнет, если человек не делает добрые дела».
Большую часть жизни я то залезал в долги, то вылезал из них. В конце 1920-х годов, когда я снова был в долгах, Бхагаван нашел еще одну возможность посмеяться над моей проблемой. Однажды я увидел, как он обсуждает что-то с мусульманином, и подумал, что это, должно быть, какой-то духовный вопрос.
Когда мусульманин ушел, Бхагаван повернулся ко мне и сказал со смехом: «Знаешь, что сказал мне этот мусульманин? Ты беспокоишься о том, что у тебя много долгов. Теперь у меня тоже есть долг в пятьсот рупий! Похоже, что я купил в его магазине какие-то расчески и мыло в кредит».
Я выяснил, что предыдущий управляющий ашрамом действительно купил все это в кредит у этого мусульманина. Поскольку этот управляющий уже покинул ашрам, хозяин магазина пришел к Бхагавану, чтобы выяснить, как он может получить свои деньги[6].
Случившееся меня сильно озадачило, и я немедленно поехал в Мадрас, чтобы обсудить проблему с одним богатым преданным. Преданный тотчас же поехал в Тируваннамалай, отругал хозяина магазина за то, что он отпустил столько товаров в кредит, и уплатил ему в погашение долга 250 рупий.
Когда мои посещения Бхагавана в Скандашраме стали регулярными, мне пришло в голову, что неплохо было бы стать саньясином (нищенствующим монахом). Я знал, что желание это безответственное и глупое, так как моя семья, чье финансовое положение и так было непрочным, совсем останется без кормильца. Однако мысли об этом не оставляли меня. И вот однажды ночью, лежа в постели в Скандашраме, я не мог уснуть, потому что они без конца крутились у меня в голове.
Я беспокойно ворочался в постели, когда ко мне подошел Бхагаван и спросил: «Что случилось? Тебя что-то мучает?»
«Венкатараман (имя Бхагавана, которое он носил в детстве), я хочу принять саньясу», – ответил я.
Бхагаван ушел и вернулся с книгой «Бхакта-Виджая», антологией жизнеописаний самых известных святых, живших в Западной Индии много веков назад. Он открыл книгу и прочитал вслух историю, в которой святой Витхоба решил принять саньясу. Его сын Джнянадева, воплощение бога Вишну, дал ему совет. «Где бы ты ни был, в светском обществе или в лесу, с тобой всегда один и тот же ум. Тот же самый старый ум, где бы ты ни остановился». Прочитав это, Бхагаван добавил: «Ты можешь достичь джняны, даже живя в сансаре [мирских заботах]».
«Почему же вы тогда стали саньясином?» – отпарировал я.
«Это была моя прарабдха (судьба), – ответил Бхагаван[7]. – Жизнь семьянина трудна и полна невзгод, без сомнений, но стать джняни проще, будучи семьянином».
Позже я узнал, что это был стандартный ответ Бхагавана всем людям, которые спрашивали, могут ли они отказаться от выполнения своих мирских обязанностей. Например, однажды к нему приехал ученый-гуманитарий из Франции и задал множество вопросов.
Выслушав ответы Бхагавана, он сказал: «Я не хочу возвращаться во Францию. Я хочу остаться здесь с вами навсегда».
«К чему это? – ответил Бхагаван. – Вы можете вопрошать „кто я?" в любое время, даже живя в своей стране».
Жизнь рядом с Бхагаваном возбуждала во многих людях (включая меня) дух отречения от мирской жизни, но Бхагаван всегда отговаривал своих преданных от фактического отречения от мира. Однажды я услышал, как двое разговаривали об этом.
Один сказал другому: «Если ты будешь часто приходить к Бхагавану, он сделает тебя саньясином». Второй преданный знал, что это не так, но притворился испуганным. Он пошел к Бхагавану и попросил его о просветлении.
«Мне сказали, что если я буду часто приходить к вам, вы сделаете меня саньясином. Если я стану саньясином, я лишусь зарплаты в юоо рупий. Что тогда будет с моей женой и детьми?»
Бхагаван, который, должно быть, знал, что этот преданный обеспокоен не всерьез, ответил: «Каждый в конечном итоге получит то, чего хочет».
Мое стремление стать саньясином в конце концов исчезло. Хотя сам Бхагаван отрекся от мира еще в юности, я в какой-то момент понял, что моя судьба – оставаться в миру, работать и заботиться о своей растущей семье. Мне повезло в том, что во всех вопросах моей семьи я мог положиться на Бхагавана – он заботился о нас всегда. Мы часто нуждались в помощи, и у меня очень быстро вошло в привычку рассказывать Бхагавану о наших проблемах.
В один из таких моментов Бхагаван повернулся ко мне и сказал: «Ты думаешь, что твои беды так уж велики. А что ты знаешь о моих бедах? Давай я расскажу тебе об одном случае, произошедшем со мной. Однажды, карабкаясь по крутой части горы, я держался за камень, чтобы сохранить равновесие. Камень зашатался и не выдержал моего веса. Потеряв равновесие, я упал на спину, на меня осыпались камни и я оказался частично погребенным под ними. Каким-то образом мне удалось выбраться и встать на ноги. Я сразу же заметил, что большой палец на левой руке вывихнут. Я вставил палец обратно в сустав и пошел домой».
Я думаю, что Бхагаван преуменьшил степень своих ранений, потому что, когда он рассказывал эту историю, из Скандашрама вышла его мать и сказала: «Мне невыносимо вспоминать этот ужасный случай. Он пришел домой весь в крови. Он был в таком состоянии, что я не хочу даже думать об этом».
Мне было очень легко общаться с матерью Бхагавана, так как мы были знакомы еще со времен жизни в Мадурае. Однажды в разговоре она упомянула, что ей было видение, в котором множество змей обвило шею, грудь и ноги Бхагавана, но потом все они уползли. Я думаю, Бхагаван дал ей это видение, чтобы избавить ее от иллюзии, что он ее сын.
В другой раз, когда мы с матерью Бхагавана были в Скандашраме, она сказала мне: «Десять дней назад, примерно в это же время, я не отрываясь смотрела на Бхагавана. Постепенно его тело исчезло и я увидела вместо него лингам Тиручули[8]. Лингам был очень ярким. Я не могла поверить своим глазам. Я потерла их, но все равно видела то же самое – яркий лингам. Я испугалась, так как решила, что мой сын уходит навсегда. К счастью, лингам постепенно снова превратился в Бхагавана».
Когда она закончила рассказывать эту историю, я посмотрел на Бхагавана, ожидая подтверждения или комментария, но он просто улыбнулся и ничего не сказал. В то время мой сын писал книгу под названием «Бхагаван Паринайям» («Свадьба Бхагавана»), в которой Бхагаван женится на джняна-канья (невесте джнянё). Я рассказал ему этот случай с Бхагаваном, и он включил его в свою книгу. Несколько месяцев спустя, когда мой сын читал эту книгу вслух перед Бхагаваном, Бхагаван спросил его, откуда он знает об этом конкретном случае.
«Мне рассказал мой отец», – ответил сын.
«Правда? Неужели он рассказал тебе все это?» – спросил Бхагаван.
Другие преданные хотели узнать побольше об этом случае– никто из них никогда раньше о нем не слышал, – но Бхагаван сказал: «Это не важно» и переключил их внимание на что-то другое.
У меня было два странных, но похожих переживания в присутствии Бхагавана. Первый случай произошел на горе. Бхагаван привел меня на вершину горы и показал место, где зажигают «картикай джъоти»[9], и несколько других мест. Когда зашло солнце, мы спустились и легли спать у Семи Источников[10]. Я спал у ног Бхагавана, и вдруг мне было видение Бхагавана, находящегося со всех сторон от меня. Когда оно исчезло, я рассказал Бхагавану о том, что произошло, но он отказался давать какие-либо комментарии.
Другой случай был странным и загадочным. Я ненадолго вышел из Скандашрама, заметив перед этим, что Бхагаван спал внутри. Вернувшись, я увидел, что он сидит снаружи на своем ложе. Я не обратил на это особого внимания, пока не вошел в ашрам и не убедился, что Бхагаван все еще спит внутри в той же позе, в которой я его видел перед тем как выйти из ашрама.
Когда я позже рассказал об этом Бхагавану, он улыбнулся и сказал: «Почему же ты не сказал мне об этом сразу же? Я бы поймал этого жулика!»
Это была типичная реакция Бхагавана на сверхьестественные явления. Когда Бхагавану рассказывали о таких случаях, он либо игнорировал это, либо отшучивался. Видимо, он не хотел, чтобы непродуктивный интерес к чудесам уводил его последователей в сторону от их главной цели – осознания истинного Я.
О проекте
О подписке