2

Несколько дней на маленькой ферме никто не появлялся. Комитет не устроил карательного налета, и Шэнноу с утра до вечера помогал Донне с Эриком убирать кукурузу с небольшого поля и отрясать плодовые деревья в саду на краю западного луга. Вечером он седлал мерина и уезжал на лесистые холмы над фермой проверить, не покажутся ли на горизонте вооруженные люди.

С наступлением ночи Шэнноу ждал, пока Донна не звала его разделить с ней постель, и каждый раз он принимал ее приглашение как нежданный дар.

На пятый день в послеполуденный час к ферме подъехал всадник. Заслоняя ладонью глаза от солнца, Донна узнала развалистую рысцу мула, принадлежащего Эшу Берри, даже раньше, чем разглядела самого дородного святого.

– Он тебе понравится, Йон, – сказала она Шэнноу, тоже глядевшему на всадника. – Он ведь придерживается старых обычаев, в Ривердейле таких святых несколько.

Шэнноу только кивнул в ответ, настороженно следя, как спешивается высокий толстяк. Темные кудрявые волосы. Открытое дружелюбное лицо.

Берри дружески потискал Донну в объятиях.

– Господь да будет с тобой, Донна. Мир дому твоему.

Его голубые глаза обратились на Шэнноу, и он протянул руку. Шэнноу взял ее. Пожатие было слабым, ладонь мягкой.

– Привет и тебе, брат, – сказал Берри лишь с легким намеком на улыбку.

– Зачем стоять на солнце? Идемте в дом, – предложила Донна. – Яблочный сок в каменном кувшине, наверное, уже совсем охладился.

Шэнноу задержался на крыльце. Несколько минут он оглядывал холмы, а затем присоединился к ним.

– Томас еще не вернулся? – заметил Берри. – Ты, наверное, очень тревожишься, Донна!

– Он мертв, Эш. Флетчер его убил.

Берри отвел глаза.

– Недобрые слова, Донна. Я слышал, как ты его обвинила: без всяких оснований, вот что все говорят. Как ты можешь быть уверена?

– Не сомневайся, – сказала Донна. – Ты знаешь меня с рождения, и я не лгу. У меня есть дар видеть близких мне, где бы они ни были. Я видела, как его убивали.

– Мне известен твой… дар. Но ведь был случай, когда ты увидела, что Пресвитер лежит мертвый в овраге, помнишь? А он был жив.

– Ты не совсем точен, Эш. Я подумала, что он погиб – ведь он упал с порядочной высоты. И вот в этом я не ошиблась.

Берри кивнул.

– Однако не все дары от Всемогущего, Донна. Я не могу поверить, что Саул Флетчер способен на подобное.

– Но он же повесил Эйбла Джеррета и какого-то бедного странника!

– Так тот же якшался с разбойниками… И это было постановлением Комитета. Я не одобряю отнятие жизни, но хорошо ли, дурно ли, ривердейлский закон был соблюден. Закон, данный Пресвитером Джоном.

– Я что-то не помню, чтобы Пресвитер повесил хоть одного из местных, Эш.

Шэнноу придвинул стул к окну, повернул его и сел лицом к святому, положив руки на спинку.

– Мистер Эш, могу ли я спросить о причине вашего визита? – сказал он.

– Моя фамилия Берри, сэр, а имя – Эшли. Эшли Берри. Я давний друг Пресвитера и его семьи. Много лет назад я крестил Донну, и хотя она не следует вере, я все равно смотрю на нее, как на мою духовную дочь.

– Так что, это просто дружеский визит? – спросил Шэнноу.

– Уповаю, мои визиты всегда дружеские, и все, кто меня знает, не сомневаются в этом.

– Уверен, что так, мистер Берри, – сказал Шэнноу с улыбкой, – но день жаркий, а путь от Ривердейла не близкий.

– К чему вы клоните, сэр?

– К тому, что вам нужно что-то сказать фрей Тейбард. Вам, может быть, будет спокойнее, если я оставлю вас вдвоем?

Берри потер подбородок и улыбнулся, скрывая смущение. Он посмотрел Шэнноу в глаза, и они поняли друг друга.

– Благодарю вас за вашу прямоту, мистер Шэнноу. Да, это было бы поистине любезно с вашей стороны.

Шэнноу вышел, но Берри и Донна некоторое время молчали. Святой подлил яблочного сока в свою опустевшую кружку и несколько раз прошелся по комнате, обводя взглядом мебель, которую уже видел несчетное число раз.

– Так что же, Эш? – спросила Донна.

– Он говорит гладко, Донна, но он разбойник, и притом известный разбойник.

– Он следует твоим обычаям, Эш.

– Нет-нет! Это было бы кощунство! Я не убиваю по прихоти.

– Он спас моего сына.

– Я слышал другое. Твой сын заблудился. Бард и остальные нашли его и везли к тебе, когда прискакал Шэнноу и убил Майлса и Попа.

– Вранье! Моего сына избили на северном лугу и увезли. Они были уже на полпути к Ривердейлу. И это произошло в тот же день, когда Флетчер попытался выгнать меня из дома. Неужели ты так слеп, Эш?

– Но он же хладнокровный убийца! Говорят, он помешан.

– И ты в этом убедился?

– Дело не в том. Возможно, сейчас он разумен, но он ввергнул Барда и остальных в ужас. Ты знаешь, что он отстрелил Барду ухо?

– Жаль, что не голову!

– Донна! – возмутился Берри. – По-моему, он одержимый, и его злое влияние мешает тебе мыслить здраво. Саул говорил со мной о тебе, и я знаю, ты дорога ему. Он не женат, Донна, и будет хорошим отцом Эрику.

– Мыслить здраво, Эш! – Донна засмеялась. – И ты советуешь мне выйти за человека, который, вероятно, убил моего отца и, вне всяких сомнений, убил моего мужа! Поговорим о чем-нибудь другом! Как Сара?

– Выздоровела, но беспокоится о тебе. Как мы все. Комитет вынес приговор Шэнноу. Они намерены его повесить.

– Я соберу тебе что-нибудь поесть, Эш. А ты тем временем найди Йона и побеседуй с ним.

– О чем мне с ним говорить?

– Например, о своем Боге, Эш. Он хотя бы способен понять тебя!

– Ты смеешься надо мной, Донна, – сказал он печально.

– Не намеренно, Эш. Пойди поговори с ним.

Берри покачал головой, но встал из-за стола. Выйдя на солнечный свет, он увидел, что Шэнноу сидит на белом валуне и смотрит в сторону холмов. С его пояса свисали адские пистолеты, столь зверски уложившие Майлса с Попом, и лишь Богу известно, скольких еще!

– Можно мне посидеть с вами, мистер Шэнноу?

– Конечно.

– Когда вы думаете покинуть Ривердейл?

– Скоро, мистер Берри.

– Как скоро?

– Не знаю.

– Что вам нужно?

– Мне ничего не нужно, мистер Берри.

– Говорят, вы ищите Иерусалим?

– Совершеннейшая правда.

– Зачем?

– Чтобы найти ответы на все мои вопросы. Такие, какие меня удовлетворят.

– Но Книга же отвечает на все вопросы, мистер Шэнноу.

Шэнноу улыбнулся.

– Я читал Книгу, мистер Берри. Много-много раз. Но в ней не упоминаются пистолеты. Двенадцать лет назад я видел картинку, которая не была нарисована. Просто застывший миг времени. На ней был город, но я очень не скоро понял, что город этот виден с неба. В Библии нет ничего о подобном, мистер Берри. Однажды я повстречал старика, у которого была особая книга, очень старинная. В ней были рисунки машин с колесами и рычагами. В этих машинах были сиденья: люди могли ездить в них без лошадей. Почему их нет в Библии? Старик сказал, что видел картинку металлической машины, которая могла летать. Почему об этом ничего нет в Писании?

– Нет, есть, мистер Шэнноу. Вы помните, что Илия вознесся на Небеса в огненной колеснице? И вспомните, что Писание содержит много примеров ангелоподобных существ в невиданных машинах.

– Но ничего о пистолетах, мистер Берри. Ничего о ружьях.

– Так ли уж это важно? Мы знаем, что Христос поведал своим ученикам, что конец мира близок, и мы знаем, что было по слову Его. Океаны изверглись, и мир погиб. Мы, живущие ныне, пребываем в Конце Времен.

– Но разве там же не сказано, мистер Берри, что это времена Антихриста, что люди будут жалеть, что родились, и что моровая язва, чума и смерть будут опустошать землю?

– Да. И это, бесспорно, сбылось.

– И еще там сказано, что будет построен Новый Иерусалим?

– Да.

– И я намерен найти его.

– Только Божьи слуги обрящут Иерусалим, мистер Шэнноу. Вы искренне верите, будто служите Всемогущему?

– Нет, мистер Берри. Хотя пытался и буду пытаться и впредь. Меня учили, что мир юн, что Христос умер триста лет назад и его смерть заставила океаны извергнуться. Однако я видел свидетельства того, что Темный Век нашего мира длился гораздо дольше. Вы знаете, есть люди, которые веруют, что Спаситель умер две с половиной тысячи лет назад?

– Еретики!

– Согласен с вами, и все же меня берет сомнение, не ближе ли они к истине, чем вы и я. Мне доводилось видеть обрывки старинных карт, на которых не показаны ни Израиль, ни Иудея, ни Вавилон – ни даже Рим. Но есть названия, не упомянутые в Писании. Мне надо узнать истину, мистер Берри.

– Для чего? Ведь нам же заповедано не искать знамений и прорицаний!

– И все же, когда собираются тучи, разве мы не достаем плащи?

– Справедливо, мистер Шэнноу, но какое имеет значение, был ли Темный Век после Спасителя нашего долгим или кратким? Если даже машины когда-то летали, какое значение это имеет? Не сказал ли Екклесиаст: «Нет ничего нового под солнцем», и все, что когда-либо было, будет снова?

– Вам доводилось слышать об Англии, мистер Берри?

– Одна из земель Темного Века, если не ошибаюсь. Они сберегли Книгу.

– Вы не знаете, где она была?

– Нет. А почему это важно для вас?

– Однажды я видел лист с напечатанным стихом: «И был Иерусалим воздвигнут в зеленой Англии прекрасной».

– Могу я предложить вам совет, мистер Шэнноу?

– Почему бы и нет? Мне часто их дают.

– Покиньте эти места. Продолжайте свои поиски. Если останетесь, то вы лишь принесете в этот дом смерть и отчаяние. Комитет объявил вас разбойником и зачинателем войн. Они вас повесят, сэр.

– Когда я был ребенком, мистер Берри, мои родители построили дом для моего брата и меня. Было это на берегу красивой реки, в краю плодородном, солнечном и необузданном, как грех. Мой отец обуздал эту землю: она приносила богатые урожаи и кормила наш скот. Затем явились какие-то люди, которым требовалась плодородная земля. Они убили моего отца и надругались над моей матерью, прежде чем перерезать ей горло. Мы с братом спаслись, хотя меня ранили копьем и я истекал кровью. Мой брат дотащил меня до реки, и мы поплыли вниз по течению. Нас приютил сосед-фермер, могучий мужчина с четырьмя сыновьями-силачами. Никто не осудил разбойников, убивших наших родителей. Такова была тогда жизнь.

– Обычная история, – признал Берри, – но времена меняются.

– Их меняют люди. Нас с братом учили веровать в любовь и прощение. Мы старались веровать, но те же налетчики, разжиревшие и набравшиеся новых сил, решили, что их земли им мало. Как-то ночью они напали на наш новый дом. Мой брат убил одного топором, а я другого из старого мушкета. Тем не менее победили они. На этот раз я спас моего брата, и мы ускакали на старом жеребце. Тогда мой брат потерял веру, но моя только окрепла. Два года спустя я вернулся и предал разбойников смерти. С тех пор я убил еще многих. Я никогда не крал, не обманывал, не лгал. Не нарушил я и заповеди «Не убий!». Я не разбойник, но я зачинатель войн. Я веду войну со злом и не опасен для честных людей. Только нечестивым следует бояться меня, а также тем, кто прислуживает нечестивым.

– Что случилось с вашим братом, мистер Шэнноу? Он вновь обрел веру?

– Мы оба научились ненавидеть. Я ненавидел разбойников и сеющих смерть, но он начал презирать честных людей, которые держались в стороне и позволяли разбойникам преуспевать. Нет, мистер Берри, он не обрел веру.

– Вы ожесточенный человек, мистер Шэнноу.

– Верно. Но я знаю, каков я, и не нарушаю своих правил. А вот вы, мистер Берри, вы веруете в Бога. И все-таки приехали в этот дом выгораживать убийц, встав на сторону нечестивых. Флетчер убил мужа фрей Тейбард. Его люди – шайка безбожных убийц. И даже сейчас, мистер Берри, вы сидите здесь, будто козел, ведущий овец на бойню, и смерть выжидает, пока мы беседуем.

– Как так? Вы говорите глупости!

– Неужели?

– Объясните!

Шэнноу покачал головой и улыбнулся:

– В деревьях к северу прячутся трое. Они приехали с вами?

– Нет, мистер Шэнноу, но поймите: пятьдесят обменных монет будут уплачены всякому, кто доставит в Ривердейл тело известного разбойника.

– Мне бы следовало отвезти трупы туда! – заметил Шэнноу. – И Майлс, и Поп были известными убийцами. В Сертейсе два года назад они убили семью переселенцев, и они ездили с Даниилом Кейдом, когда он грабил юго-запад.

– Я не верю вам, мистер Шэнноу.

– Не верить удобнее для вашей совести, мистер Берри.

Обед был съеден в молчании, и Берри вскоре уехал. Когда мул со святым исчез из вида, Эрик молча ушел в свою комнату и захлопнул дверь.

– Мне тревожно за него, – сказала Донна, когда они с Шэнноу убирали посуду.

– Он боится меня, Донна, я его не виню.

– Он ничего не ест, и ему снятся кошмары.

– Думается, твой друг Берри прав, и мне следует уехать. Но я боюсь за тебя. Когда я уеду, Флетчер вернется.

– Так не уезжай, Йон, останься с нами.

– Мне кажется, ты не понимаешь опасности. Я больше не человек, а ходячий кисет, набитый обменными монетами для всякого, кто решит нажиться на мне. Даже сейчас три человека в холмах собираются с духом, чтобы наброситься на меня.

– Я не хочу, чтобы ты уезжал, – сказала она.

Он протянул руку и ласково погладил ее по щеке.

– Хочу я только того, чего хочешь ты, но я знаю, что будет.

С этими словами он оставил ее, направился к комнате Эрика и постучал. Мальчик не ответил, и он снова постучал.

– Ну?

– Это Йон Шэнноу. Можно мне войти?

Молчание. А затем:

– Ну хорошо.

Эрик лежал на кровати лицом к двери. Он поднял глаза и увидел на Шэнноу рубашку своего отца. Раньше он этого как-то не заметил.

– Можно мне сесть, Эрик?

– Можете делать все, что захотите. Как я вам помешаю? – сказал мальчик с горечью.

Шэнноу придвинул стул к кровати и повернул его спинкой вперед.

– Хочешь поговорить об этом, Эрик?

– О чем об этом?

– Не знаю, Эрик. Я знаю только, что ты мучаешься. Хочешь поговорить о своем отце? О Флетчере? Обо мне?

– По-моему, мама хотела бы, чтобы меня тут не было, – сказал Эрик, садясь и обхватывая колени руками. – Тогда она могла бы проводить с вами все время.

– Она мне этого не говорила.

– Вы не нравитесь мистеру Берри. И мне тоже.

– Иногда я не нравлюсь самому себе, – сказал Шэнноу. – И тогда я принадлежу к большинству.

– Все было хорошо, пока вы не приехали, – сказал Эрик, закусил губу и отвел глаза, удерживая слезы. – Нам с мамой жилось отлично. Она спала здесь, и я не видел страшных снов. И мистер Флетчер был мне друг, и все было отлично.

– Я скоро уеду, – негромко сказал Шэнноу, и правда собственных слов была для него, как удар обухом. Вода в пруду успокаивается, рябь исчезает, и все возвращается к тому, что было.

– Как прежде, уже не будет, – сказал Эрик, и Шэнноу не возразил ему.

– Ты очень разумен, Эрик. Жизнь изменяется – и не всегда к лучшему. То, как человек справляется с этим, показывает, какой он закалки. Я думаю, ты справишься. Потому что ты сильный – сильнее, чем тебе кажется.

– Но я не сумею помешать им отобрать наш дом.

– Да.

– И мистер Флетчер заставит маму жить с ним?

– Да, – ответил Шэнноу, сглатывая и отгоняя от себя страшные образы.

– Я думаю, вам лучше погодить с отъездом, мистер Шэнноу.

– Пожалуй, что так. Было бы очень хорошо, если бы мы стали друзьями, Эрик.

– Я не хочу быть вашим другом.

– Почему?

– Потому что вы отняли у меня мою маму, и теперь я совсем один.

– Ты не один, хотя мне и не удастся убедить тебя в этом, несмотря на то, что одиночество я знаю, вероятно, больше, чем кто-либо в мире. У меня никогда не было друга, Эрик. Когда я был в твоем возрасте, моего отца и мать убили. Некоторое время меня растил наш сосед, Клод Вурроу. Потом и его убили, и с тех пор я всегда один. Я никому не нравлюсь. Я – Иерусалимец, Тень, Губитель разбойников. Где бы я ни был, меня будут ненавидеть и преследовать… или же использовать те, кто «лучше». Вот что такое одиночество, Эрик, – сидеть с испуганным ребенком и не уметь воззвать к нему, убедить даже его. Вот что значит одиночество. Когда я умру, Эрик, никто не будет меня оплакивать. Будто я и не жил вовсе. Понравится тебе быть таким одиноким, мальчик?

Эрик ничего не ответил, и Шэнноу вышел из комнаты.

Трое следили, как Шэнноу выехал со двора фермы и повернул на восток, к сосновому бору. Они быстро оседлали своих коренастых лошадок и поехали за ним.