Глава 4. СКАЗКИ О ПРОШЛОМ

– …Есть!

– Нету!

– Да есть! – горячится Гришка. Ложкой махнул – каша веером по столу…

– Да нет, тебе говорят! – кричит в ответ Антоха. Глаза на выкате, руками машет, словно крыльями. – У меня брат в научниках! Он знает!

Спорят они минут десять, и чем дальше – тем градус повышается. Вот уже и на крик перешли. Как бы кулаки не полетели… Серега оглянулся, шаря глазами в поисках Наставника – далеко он, в другом конце столовой. Рядом майор Хуер-Милославский, который на днях должность коменданта принял. Беседуют. Ладно, авось не услышит. Интересно же, до чего пацаны договорятся…

– Да ведь как-то же их выключить можно! – держится за свое Гришка.

– Нельзя! Брат говорит, не может этого быть! Это же глупо, когда одним разом все механизмы выключаются! Стоит добраться до Рубильника – и сразу всех обесточишь! А контрóллеры не дурные, чтоб самим себе такую подлянку устроить!

Тут, пожалуй, Антоха прав. Серега годков в пять-шесть тоже думал, что есть он, Самый Главный Рубильник, которым можно разом все машины отключить. А теперь, спустя пару лет, как в Академию пошел да ума поднабрался – нет у него однозначного ответа. Наставников спросишь – плечами пожимают… Научники говорят – нет, бойцы, наоборот, верят, что есть… никто в точности сказать не может.

Гриша, однако же, не сдавался.

– Откуда он может знать, твой брательник! Даже если и научник… Сам не видел – считай, доказательств нет! Они же – сконструированы!

– Да и кем это они сконструированы?! – орет Антоха. – Ты сам-то откуда знаешь? Вон в фильме показывают – когда машины всё захватили, они сами себя делать начали! Так зачем им себе рубильник вставлять?!

– А ты откуда знаешь, что сами себя?! Это же кино! Понял, нет?.. И никто не знает! А даже если так – все равно сначала их кто-то должен сконструировать! Не сами же они воспроизвелись! Люди же! А если ты вещь сделал и она вдруг из повиновения вышла – как ее остановить? Выключателем! Рубильником! Это каждый идиот понимает! Получается – дурак твой брательник, не соображает ничего! Совсем процессор набекрень…

Антоха, взвившись со скамьи, подскочил к Гришке и – бац! – заехал ему плюху. За брата. Прямо в ухо звезданул. Гришка в долгу не остался, лягнул обидчика в живот, да еще и по макушке кулаком приложил. И пошло-поехало. Миски в одну сторону, кружки-ложки в другую… Возятся на полу, пыхтят, тузят друг дружку куда ни попадя…

Серега, глядя на все это безобразие, молчит. И нужно бы разнять, он сегодня дежурный по подразделению, – да только ему самому интересно, кто верх возьмет. Скосырев, он поплотнее, а Коломицев тощий, цепучий, облапил противника, руками-ногами оплел – и сам не двинется, но и Антоху словно веревкой связал.

Засмотрелся – и проворонил момент! Подобравшись неслышно, Наставник остановился неподалеку – группа тут же притихла, ждет, как отреагирует, – поглядел с полминутки, как воспитанники друг дружку физиономиями о пол возюкают, откашлялся…

– А-а-атставить.

Вроде бы и негромко сказал, но Гришка с Антохой сразу услыхали. Да и Серега продублировал:

– Товарищи кадеты!.. Смир-р-рна!

Все тридцать человек тут же из-за стола повскакали, вытянулись. Виновники тоже поднялись. Стоят, сопят, смотрят на воспитателя исподлобья… У одного нос разбит, языком юшку подбирает, у второго ухо распухло с два кулака.

– Коломицев… Скосырев… Ребят, вы же одно подразделение. Одна команда. У вас полное взаимопонимание должно быть. А вы?.. – Наставник покачал головой. – Ну и чего стоим?.. Будь я майор Хуер, Серафим Аристархович, я бы вас спросил: что вы смотрите на меня исподлобья бровей?.. – усмехнулся он чему-то. – Но я не он и таким поэтичным слогом не владею… Вы покушали, ребят?.. От безделья кулаки чешутся? Дежурный, строй группу. И на занятия шагом марш.

Сходили в столовку, называется, пообедали…

Пока шли до казармы – навешали двум балбесам люлей. Прямо в строю, украдкой от Наставника. От одного пендель, от другого – подзатыльник… Пашка Чуенков в сердцах к спине Гришкиной так приложился – того чуть из строя не выкинуло. Так ведь сами виноваты, должны понимать! Не получилось нормально пообедать, жди теперь ужина. Одно хорошо – ужинать сегодня дома!

Воспитание в Академии с самого начала коллективное. Один накосячил – вся группа в ответе. Это, считай, основа воинская, когда один за всех отвечает, а все за одного. Так и наказания эффективнее, и чувство локтя до потолка вырастает. Воспитатель коллектив наказал – а уж коллектив сам внутри себя разберется, двоих проучить сумеет.

Наставник, двигаясь слева, параллельно, воспитательных мероприятий, кажется, не заметил. А может, и понял, да сделал вид… Когда в строю то один зашипит, то другой хрюкнет-ойкнет – где уж тут не сообразить. Но и не драться тоже, знаете ли… Как можно пацанам не подраться? Пацаны дерутся – это нормально. Совершенно естественно. Что это за пацан, который кулаками не махал? Может, он болен? Может, не так с ним что-то? Или того пуще – трус?.. Главное, чтоб честно дрался, без никаких выкрутасов: один на один, ниже пояса не бить, без обмана и подленьких приемчиков. За этим особо пацанский кодекс чести смотрит. Тут все просто: либо фильтруй базар, ищи слова убеждения без переходов на личности – либо дерись, отстаивай, отвечай за слова и поступки. Так и батька тоже учит.

У отца и мамы к этому отношение, конечно, разное. Она, понятно, категорически против – а вот батя совсем даже наоборот. Поощряет втихаря. И если кто-то учит только сдачи давать, то Даниил Сергеевич сына учит первым бить – правда, если уже выхода нет и мир меж пацанами к конфликту катится. К драке он положительно относится, считает, что обязательно пацаны должны драться.

В казарме, толкаясь и пихая друг друга, выстроились на взлетке⁶³. Само помещение казармы длиннющее; здесь, в дальнем конце, – молодежь обитает; туда, ближе к началу, где канцелярия, учебные классы, комната досуга и оружейка – старшие группы. У каждой группы свой отсек за толстенной гермодверью – это чтобы ночной подрыв по учебной тревоге старших групп младших не беспокоил. Всего десять отсеков. Столько же, сколько лет в Академии учиться. Каждый год – смена: прежний отсек младшим отходит, группа заселяется в ту, что была у старшей. Группа 2/42, соответственно, во втором отсеке, напротив которого сейчас и построились.

Шеренга длинная получилась, тридцать человек. Но до финиша не все дойдут, хорошо, если треть останется. Остальные отсеются – кто-то в подразделение боевого охранения, кто-то, если успевать не будет, в Ремесленное училище, гражданскую профессию получать, кого, может, и к научникам примут, бывало и такое. Серега же твердо себе установил – только в ПСО и больше никуда. Установил – и готов был работать, как проклятый. По крайней мере, на данный момент мог похвастаться неплохими результатами.

Наставник, выстроив воспитанников, произнес короткую, полную иронии речь о вреде недоедания. О наказании вообще ничего не сказал, но и без того понятно, что прерванный обед лишь следствие… Однако не строго сказал, видно, что не сердится, улыбку в густой бороде прячет. И тем не менее, порядок есть порядок. Драться запрещено, и хотя бы видимость наказания продемонстрировать надо. Но тут опять же… и порядок соблюсти – и дать понять, что наказывать, собственно, и не за что. Это ж целое искусство, между буквой и духом Устава сманеврировать.

Наставник группы Филлипчук Иван Григорьевич. Это сейчас, в кадетах, пока в курсанты не примут. Потом Наставник меняется, прикрепляется на постоянной основе и ведет ребят уже до самого конца, до выпуска. А бывает, что и дальше, особенно если командир свою обойму соберет. Впрочем, Серега так далеко не заглядывал. Когда еще это будет, десять лет до того… Столько нужно узнать, столько изучить…

Начальные классы – пока не тяжело, хотя и сейчас уже приходилось старание и усердие прикладывать. Вот в пятом куда серьезнее: начинается целенаправленное изучение воинских специальностей, подготовка к воинской жизни. А до тех пор программа от гражданской не сильно отличалась: чтение, письмо, математика, история, окружающий мир… Разве что к физкультуре добавлены основы рукопашного боя и самбо, и вводились в четвертом классе предметы, которых нет у гражданских: «Стрелковое оружие» и «Материальная часть боевых машин и механизмов».

Правда, все же было одно и довольно серьезное отличие: кадеты дома не живут, отпускаются в увольнение лишь раз в месяц, да и то если учишься хорошо. Но месяц – это что… Подумаешь… В первом классе куда тяжелее – всех первогодок на полный учебный год лишали общения с родными. Словно сироты, при живых-то родителях. Такова учебная методика. Пусть привыкают к товарищам, к Академии, отрываются от теплого, уютного домашнего очага, от мамули и бабули. На первом же занятии это объяснил Наставник. Говорил он с ребятами как со взрослыми и самостоятельными – и это подкупало, сразу же настраивало на серьезный лад. Куда уж тут реветь… Хотя Серегу все же грела мысль о том, что родители недалеко. Вот и маму не раз видел, когда на экскурсии ходили – она будто специально то там, то здесь попадалась. Помашут друг другу издали – все полегче. Но кто-то, бывало, и хлюпал по ночам. Впрочем – недолго, это все от перемены обстановки. Пара недель – и вливаются в коллектив. А теперь-то уже привычные…

Равняйсь-смирно, перекличка по строевке⁶⁴, доклад Наставнику по наличию – и развод на занятия.