Немецкий философ, юрист и политический деятель середины ХIX века Фердинанд Лассаль однажды заметил, что всякое революционное действие требует прежде всего установить то, что есть, то есть выяснить правду.92 Поиск правды всегда непрост, но в то же время и чрезвычайно увлекателен. Даже в наши дни тот факт, что в результате Октябрьского переворота 1917 года к власти в России пришла партия, представлявшая незначительную часть населения России, трактуется по-разному.
Столетие спустя после Октябрьских событий одни считают приход к власти большевиков революцией и эпохальным событием. Другие продолжают считать свержение Временного правительства военным переворотом, погрузившим страну в пучину хаоса и кровопролития. Ожесточённые дискуссии и споры вызывают и другие вопросы вроде Гражданской войны, массовой эмиграции, НЭПа, коллективизации и Большого террора.
Для того, чтобы понять причину победы Февральской революции и последующего успеха большевиков в октябре 1917 года, необходимо вернуться на несколько лет назад, к истокам империалистической войны. Именно Мировая война повлекла за собой цепь событий, которые в конечном счёте привели к свержению монархии.
Первая мировая явилась неизбежным результатом западного колониализма.93 К началу ХХ века мир был поделён между империалистическими державами как пирог. Зона влияния и рынки в Африке, на Ближнем Востоке, в Азии, Тихоокеанском регионе, Центральной и Латинской Америке находились под контролем индустриальных государств. Они процветали за счёт того, что столетиями выкачивали ресурсы из колоний.94
Молодая, промышленно развитая Германия теснила Британскую и Французскую империи на мировом рынке. Стремление к переделу мира привело к созданию двух блоков: Антанты с Велокобританией, Францией и зависимой от них Российской империи с одной стороны и Тройственного союза с Германией, Австро-Венгрией и Италией с другой.95 Причин для войны былo множество, поскольку противоречия капитализма накапливались десятилетиями.96 Среди них был и рост вооружений с крайним обострением борьбы за рынки, и династические интересы монархий, и стремление к разорению конкурирующей нации с присвоением её богатств. К другим причинам относились тайные „джентельменские соглашения” между странами и отвлечение внимания трудящихся масс от внутренних политических кризисов.97
Новые источники сырья были необходимы западным странам для развития промышленности на годы вперёд.98 Военная индустрия, поддерживаемая металлургической промышленностью и могущественными банками, была заинтересована в увеличении доходов и умножении дивидентов. Гонка вооружений и монополизация капитала неизбежно вели к крупномасштабной „превентивной” войне.99
Мировая война подготавливалась задолго до её объявления.100 По выражению анархиста В. А. Поссе, она посылала кровавые сигналы многочисленными национальными и колониальными войнами.101
К ним относилась Испано-американская война (1898), боксёрское восстание и интервенция западных держав в Китае (1899–1901), Англо-бурская война (1899–1902), Русско-японская война (1904–1905), Балканские войны (1912–1913) и другие вооружённые конфликты.102 Неслучайно вопрос о войне стоял на повестке дня социалистических конгрессов с 1889 года.103
К лету 1914 года атмосфера противостояния между европейскими блоками была накалена до предела. В воздухе запахло порохом.104 105 Поэтому когда 15 (28) июня 1914 года боснийский серб Гаврило Принцип застрелил наследника австро-венгерского престола эрцгерцога Франца Фердинанда и его жену Софию Хотек, политическое убийство стало долгожданным предлогом для империй. Оно вызвало цепную реакцию, превратившуюся в лавину.106
Как заключил один русский марксист, колоссальная военная машина мировой буржуазии пришла в движение.107 Вступление стран в мировой конфликт сопровождалось невиданной поляризацией общества, паникой, паранойей, слухами о бомбах, начинённых бактериями, отравлении колодцев, немецких цеппелинах и озлоблением против иностранных противников.108
Военная пропаганда манипулировала общественным мнением, мобилизуя население в поддержку войны. Для того, чтобы заставить массы забыть про свои интересы и идти на смерть, правительства создали иллюзию необходимости войны. Они представили её как оборону отечества от агрессоров.109
По словам историка Н. П. Полетика, только благодаря успешной „мобилизации сознания” капиталисты смогли добиться и успешной „мобилизации тел”.110 Тактика эта удалась. В результате немецкий экономист Карл Каутский констатировал, что на этот раз была объявлена не мобилизация вследствие войны, а война вследствие мобилизации.111
Правящие круги решили за народ всё заранее. Ориентация на воинственный фанатизм была задана. Ещё накануне объявления Первой мировой франзузский социалист и антиколониалист Жан Жорес пророчески сказал, что „каждая нация неслась с горящим факелом по улицам Европы.”112 Несколько дней спустя, словно в подтверждение слов Жореса, революционер был застрелен националистом в парижском кафе.113
Как и большинство враждующих сторон, русская монархия умело скрывала свои имперские амбиции.114 О давних планах захвата Турецкой Армении и Курдистана как рынков сбыта, разделе Османской империи и овладении проливом Дарданелл не было сказано ни слова. Стремление к захвату Галиции, Персии и упрочение влияния на Ближнем Востоке и Балканах также на афишировались.115 116
Вступление в войну было преподнесено как благородный поступок, как помощь дружественной нации, оказавшейся в беде. Согласно манифесту Николая II, Россия следовала своим историческим заветам, „единая по вере и крови с православными народами” была вынуждена придти на выручку Сербии. Царь утверждал, что ныне народу предстояло „уже не заступаться только за несправедливо обиженную родственную НАМ страну, но оградить честь, достоинство, целость России и положение её среди Великих Держав.”117
В грозный час испытаний режим призывал население забыть внутренние распри, укрепить единение царя с его народом, а Россию отразить дерзкий натиск врага.118 Царский манифест об объявлении войны расклеили на стенах домов в городах и посёлках империи.119
Распространение манифеста сопровождалось оркестрированной милитаристской кампанией в печати, нагнетанием военной истерии и барабанной дробью ура-патриотизма. Пропаганда и циничная игра на патриотических чувствах принесли плоды.120
Всё, что так или иначе не укладывалось в поддержку войны, фронта и массовой мобилизации, жестоко подавлялось. Среди современников „германская” война мгновенно вошла в обиход как „Великая” и „Вторая Отечественная”, по аналогии с войной 1812 года.121
На всех перекрёстках городов империи появились зловещие тёмно-красные объявления о мобилизации с призывом явиться на призывные пункты.122 По улицам стали шагать агрессивные, провоенно настроенные группы людей. Многие сборища инициировались если не властью напрямую, то близкими к ней черносотенно-монархическими кругами „истинно-верующих”.123
Один современник отметил сдвиг в общественной динамике. По его наблюдению, „надвигалось грандиозное, грозное, безумное, отвратительное…”124
Дворники, полицейские и охранники с портретами царя и трехцветными флагами вместе с обывателями всех рангов и мастей расхаживали по городу, пели царский гимн и во всё горло кричали „ура”. Мемуарист А. Е. Бадаев описал, как под высокой охраной правительства, обнаглевшие до последней степени, они сбивали шапки с прохожих, врывались в трамваи и дома и избивали всякого, кто не выражал в достаточной мере патриотических чувств.125
Самодержавное правительство и его сторонники праздновали свой звёдный час.126 Буржуазные организации засыпали императора приветственными телеграммами по поводу войны – „столь радостного и долгожданного события.”127 В Архангельске, Москве, Твери и многих других городах власти устроили шествие с хоругвями и изображениями царя.128
В Петрограде многотысячная манифестация, полная энтузиазма, с иконами и портретами членов императорской семьи подошла к Зимнему дворцу. Когда государь вышел на балкон и объявил, что не заключит мира до победы, толпа в пугающем порыве преклонила колени. Люди приветственно кричали и пели „Боже, царя храни”.129 130 По свидетельству очевидцев, многие плакали от умиления.131
Воинственный шовинизм и опьянение войной распространялись на собраниях, в прессе, в школах и в уродливых карикатурах на Вильгельма II и его союзников.132 133 По всей России служили молебны о даровании победы над „нехристями-немцами”.134
Современники обратили внимание на то, что в столице с введением военного положения исчезло разнообразие и неожиданности. Один писатель записал в своём дневнике: „Все стали друг на друга похожи, и Петербург прямая улица, как большая дорога проезжая на войну.”135
По свидетельству литературоведа В. В. Вейдле, к началу трагедии примешалось много пошлого, тупого, шутовского: „Кровь уже лилась, а в тылу самовосхвалялись, лубочно патриотствовали и болтали вздор.“136 Национализм также продвигался под лозунгами „шапками закидаем!” и „нашему солдатику всё нипочём: и холод, и голод, и картонные подмётки.”137
По стране ходила песенка с припевом „Для российского солдата / Пули, бомбы – ничего. / С ними он запанибрата / Всё безделки для него.”138 Писатель А. И. Куприн, имевший армейский опыт, проницательно отметил, что всё это – самонадеянный вздор, грубый балаган, легкомысленное враньё, однако за этой похвальбишкой пряталось большое зло.139
И действительно – под воздействием пропаганды мобилизованные подверглись опасному легкомыслию. Из товарных вагонов раздавались песни. Дамы раздавали солдатам папиросы и цепляли им цветы на штыки.140
Пехотинец В. У. Сахарчук вспоминал, как при объявлении войны послышались восторженные крики, полетели в воздух фуражки и заиграли оркестры. Сахарчуку и остальным казалось, что война – это легкая прогулка, что немцы будут разбиты в первом же бою.141
Русская армия была мобилизована в громадных, небывалых до этого размерах.142 Однако за канонадой орудий на Западе, треском пулемётов, веерами шрапнели и металлическими дождями пуль и осколков пришла смерть.143 Навстречу ей бросали людей в кровавый водоворот.144
Неделя шла за неделей. Гробы с фронта возвращались сначала сотнями, а потом тысячами. Уже к концу августа царская армия потеряла 20 тысяч убитыми и 90 тысяч пленными.145 Предсказание поэтессы Анны Ахматовой, сделанное в стихотворении „Июль 1914”, сбывалось на глазах:
Сроки страшные близятся. Скоро
Станет тесно от свежих могил.
Ждите глада, и труса, и мора,
И затменья небесных светил.146
Отправка на фронт воинских эшелонов сопровождалась массовым сбором благотворительных средств на „военные нужды”.147 За ними шли объявления о мобилизации новых возрастов и облавы на дезертиров.148
Согласно официальной версии, объявление о войне с Германией было принято с энтузиазмом всем русским обществом.149 150 Но в действительности это было далеко не так. Война для многих стала катастрофой и несчастьем. Она вызвала чувство отторжения и протеста у миллионов людей.151
Страна разделилась на „приемлющих“ и „неприемлющих“ войну.152 Патриотизмом, по свидетельству современников, пылали только господа. В „низах“ же шло глухое брожение.153 В одной лишь столице в день мобилизации в знак протеста против войны бастовало более 20 предприятий.
Рабочие встречали запасных криками „Долой войну!“ и пением революционных песен. На улице завязывались драки между рабочими и агрессивными громилами-черносотенцами. Порой мобилизованные присоединялись к рабочим, но на подмогу крайне правым спешила пешая и конная полиция.154 Антимилитаристов и демонстрантов избивали с криками „изменники“, „предатели“. После этого участников демонстрации отправляли в полицейский участок.155
С объявлением войны на лицах многих граждан читалось уныние, а в рабочих кварталах современники наблюдали горе и слёзы.156 157 Свидетелям запомнились раздирающие душу сцены.158
Было ясно, что многие призывники уходили из родного дома с тем, чтобы никогда не вернуться назад. Несмотря на то, что продажа алкоголя с началом войны была запрещена, мобилизованные доставали спиртное, чтобы заглушить страх и тоску.159
Некоторые очевидцы говорили о нервозности и животной панике. Сплошные стоны и плач стояли и при проводах призывников на войну.160 При прощании на станциях дело доходило до того, что причитающие жёны мобилизованных цеплялись за буфера вагонов, бросались под колёса, ложились на рельсы и перегораживали путь поезду.161
Крестьянин Иван Юров вспоминал жуткую картину отправки мобилизованных. По его выражению, у многих мужчин, как они не крепились, из глаз лились слёзы, а все женщины истерически рыдали или скулили каким-то нечеловеческим голосом, держась обеими руками за своих мужей.162
Юров заметил, что мужчины каким-то помертвевшим взглядом смотрели на оставляемых жён и детей: „Глядя на всё это, хотелось и самому завыть по-звериному от бессилья против этого великого и ужасного бедствия. И больше всего было больно от сознания, что это бедствие подготовлено и обрушено на головы народных масс кучкой бесчувственных к народному горю людей.“163
Летом 1914 года, когда Российская империя вступила в Мировую войну, военное ведомство, кабинет министров, Государственный Совет, двор и даже Госдума были убеждены, что война с немцами будет узкорегиональной и закончится в четыре, максимум в семь-восемь месяцев.164 Как и на Западе, никто в России не предполагал, что военные действия затянутся на несколько лет.165 166
Немцев и австрийцев собирались быстро „раскатать”, а Берлин взять к рождеству.167 Подобные фантазии были невероятно наивны. Война из „молниеносной” превратилась сначала в маневренную, а потом в окопную. Противостояние стало вестись на истощение противника.168
Как отметили авторы одного исторического исследования, вызванные элитами события скоро переросли через их головы: „Армии, непрерывно возрастали в числе, закапывались в землю друг против друга.”169
Расчёт на быстрое завершение войны привёл к бездумной трате ресурсов. По оценке одного генерала, и без того недостаточные запасы вооружения, боевых припасов, снаряжения и обмундирования расходовались в первые месяцы войны с чудовищной расточительностью.170
После бесчисленных похорон военному конфликту по-прежнему не было видно конца. Члены Антанты, и особенно царская империя, отставали от Германии в плане подготовки к войне и качестве вооружения.171 В России организация высшего командования и умение управлять войсками продолжали оставаться на весьма низком уровне.172 173
Многочисленные ошибки и неудачи проигранной Русско-Японской войны 1904–1905 годов не были учтены. Необходимая реорганизация армии проводилась чрезвычайно медленно.174 175 Утверждения военного министра В. А. Сухомлинова накануне войны о том, что „Россия готова!“, были не более, чем хвастливой болтовнёй.176
В действительности ни о какой готовности к войне не было и речи.177 Согласно воспоминаниям одного думца, Сухомлинов знал не больше человека, только что прибывшего с луны.178 По свидетельствам современников, на всём лежал досадный отпечаток импровизаторского дилетантизма.179
Места для мобилизованных катастрофически не хватало. Казармы были переполнены до отказа. Под казармы пришлось приспособить бани, конюшни и рестораны.180 В столице для размещения призывников также приспособили здание университета.181 Многим мобилизованным всё равно приходилось спать на площадях.182
Свидетели отмечали, что неприступные крепости падали, в плен сдавались целые полки, им не хватало твердости и выдержки, сказывалась и нехватка оружия.183 Контрразведчик В. Г. Орлов, вошедший в Верховную следственную комиссию по расследованию скандала в военном министерстве, вспоминал: „Ни продовольствия, ни оружия, ни боеприпасов. Устаревшая армия и полное отсутствие резервов!“184
В дополнение к этому на суше и во флоте царил невообразомый хаос и растерянность.185 Артиллерийские парки выдвигались на линии фронта слишком далеко и захватывались противником.186 В армии ощущался недостаток перевозочных средств, снарядов и винтовок, неудачное распределение запасных среди кадровых солдат и патронный дефицит.187 188
Через несколько месяцев после начала войны солдатам-новичам стали выдавать по одной винтовке на двоих.189 Дело доходило до того, что пехотинцы шли в бой с винтовками модели 1878 года. В приказе говорилось не тратить патронов понапрасну и забирать винтовки и патроны у раненых и убитых.190 191
По данным генерала А. А. Брусилова, отбиваться приходилось штыками, контратаки производились почти исключительно по ночам, с наименьшей затратой оружейных патронов.192 Военные заказы по снабжению выполнялись заводами медленно. Ввоз станков и машин из-за границы был ограничен.
Работу также усложняла инертность, бюрократическая волокита и межведомственные трения. Огромные расстояния и недостаточно развитая железнодорожная сеть затрудняли переброску и концентрацию войск.193 По многочисленным свидетельствам, солдаты жаловались на полную неразбериху, царившую в войсках. Не было ни определенных чётких приказаний, ни общей цели, ни должной связи между частями.194 195
Русская авиация по сравнению с немецкой находилась в зародыше. Её приходилось развивать в спешке, создавая подготовительные школы лётчиков.196 Как признался председатель военно-морской комиссии А. И. Шингарев, состояние воздушного флота было отчаянное, неподготовленность страшная.197
Отечественная индустрия была не в состоянии обеспечить воздушный флот. Большую часть самолётов приходилось закупать за границей.198 Самолёты, которые союзники продавали России, были самого низкого качества. Это был устаревший хлам, на котором больше не желали летать западные лётчики. В стране их называли не аппараты, а „препараты“.199
Незнакомство с новыми аэропланами было связано с огромными затруднениями.200
Бесплатно
Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно
О проекте
О подписке