2

Уснуть мне не удалось. Не так уж удобно спать на повозке, запряженной лошадью. Она дико тряслась на каждой неровности, а на просёлочной дороге вообще не было ни одного ровного участка. А порой мне вообще казалось, что колёса отвалятся от телеги. Но зато, пока я лежал там, то сумел поразмыслить над тем, чтобы разговорить сумасшедшего водителя, узнать в каком времени застряло его сознание, как он живёт и чем занимается. Это должно стать хорошим опытом для меня. Прежде я ни разу не общался с полными психами, даже тогда, когда лежал в психушке, откашивая от армии.

Так я провалялся примерно час, рассуждая над тем, какие вопросы следует задавать и как лучше себя вести, дабы не вызвать подозрения и не разозлить человека. Я поднялся и сел рядом со своим новым неадекватным знакомым.

– Чейго-то ты совсем не отдохнул, тебе б поспать подольше, – начал он всё тем же дружелюбным голосом.

– Да как-то не спится мне на такой дороге, и телега жутко трясётся.

– Эх, изнеженный ты кой-то для странника. Тут ещё дождя давненько не было, а то б с тобой на каждой версте б телегу из грязи то вытаскивали б.

– Да, что-то я заметно утомился за долгое путешествие и совсем всё путать начал.

– Ну так это ж и не удивительно, семь то тыщ вёрст преодолеть дело не лёгкое.

– А не подскажите ль какой год то сейчас, а то я что-то совсем всё путать стал.

Водитель на меня посмотрел сочувствующим, но понимающим взглядом и сказал:

– Так пятьдесят третий уж на дворе.

– Пятьдесят третий? – Удивился я.

– Ну так, да. Одна тысячно восемьсот пятьдесят третий. А ты ль в каком году то выехал из дома?

Итак, значит его сознание застряло в середине 19 века, а это значит, что тогда и правда ещё не было машин и он не знает про быстрые способы передвижения. Да, в таком случае я должен был бы путешествовать пешком, или на лошадях. Чёрт, какая у них скорость?

– Так в пятидесятом я из дому то вышел, да и отправился в путь, – решил я предположить, что время будет самым подходящим.

Но незаметно для себя, я стал копировать манеру речи своего спутника.

– А, ну так и не удивительно. А куда путь до держишь хоть?

Очередной сложный вопрос. Но с такими я уже более-менее свыкся.

– Да по миру странствую, надоело знаете ль сидеть всё у себя дома то. Вот и отправился куда глаза глядят. Вот и Европу хочу посмотреть. А сейчас пока до Бреста еду, там друг у меня есть, во Владимире в прошлом году познакомились. А вы куда путь держите и откуда?

Путешественник, странствующий по миру, всегда прокатывал этот ответ водителям. А тут близость Европы, а раз уж мой спутник считает, что сейчас девятнадцатый век, то границ быть не должно и шинген мне не нужен, чтобы туда отправиться.

– Эх, что ж там делать то в этой Европе. Вся Европа опиумом накуривается, да бунтует повсюду, так что опасно там. Ещё и британцы эти с французами щас на нас пошли подле чёрного моря, так что завидят только русича, да и прикончат наспех не розабравшися то. Сам то я с Кобрина буду, извозчиком при винодельне работаю, да вино наше по уезду развожу, ну и в Брест тоже, но уж по Брестскому уезду я не катаюсь, так что наше есть только в городе. Так что считай, что так же, как и ты странник я, да только не сильно далёко от дома ездию. Сам то небось уж отведал винца то нашего знатного кобринского?

Каждый водитель, что работает на машине, считает, что он путешествует, вот только это абсолютная неправда. Как правило ездят они только по одним и тем же дорогам и нечего не видят. Да и общаются с людьми и узнают что-то интересное они тоже весьма редко, только тогда, когда подбирают кого-то. Но за то, им почему-то нравится считать, что они много чего повидали, много где были и всё знают. Хотя придорожные кафе, дороги и проститутки – это далеко не всё, что есть в этом мире.

– Да не довелось как-то. Дело в том, что Кобрин я быстро проехал и не задерживался в городе. Был поглощён желанием, как можно скорее добраться до друга.

– Эх, да, понимаю, друзья это ж святое. Ну не печалься, щас, ещё вёрст пять, семь лошадка протопает, пока не устанет, да и устроимся на привал и одну бочку откупорим.

– А можно разве? – Удивился я. Я уж привык к тому, что водители грузовых машин не имею право даже открывать кузов, не говоря о перевозимом грузе.

– А чего ж нельзя то? Литром больше, литром меньше, так что никто и не заметит пропажи то, вот в чём прелесть этой работы. Катаешься себе, винишко попиваешь. Люблю я это. Главное только, чтобы телега в порядке была, да погодка хорошая. А то бывают деньки, когда всю недельку дождь льёт как из ведра, а ты ездиешь под ним, в каждой яме колёса застревают, приходится вытаскивать телегу самому, а то лошадке сил то и не хватает. Эта кстати, одна из лучших моих, Мартой зовут, по прошлогодней весне родилась. Да резвая и сильная кобылка то, а тебя как будут звать?

Вот мне и вспомнилась старая добрая Белорусская манера общения, много говорят и мало слушают.

– Меня Дэном зовут, – ответил я, забыв, что такое имя прежде известно не было.

– Эх, ну и странные ж у вас имена на этом вашем Байкале. Я меня Михайло звать будут, приятно познакомиться, – он протянул мне руку, и мы обменялись рукопожатиями.

Дальше он мне ещё много чего рассказывал, о достоинствах Кобрина, которые я не оценил, о Кобринском уезде, о своей жизни, о том, что он родился во время отечественной войны и теперь ненавидит французов, о многочисленных девушках, что он использовал в своих поездках и о том, что чуть ли не в каждой волости его ждут дамы. Рассказал о том, что у него хорошее общение, как с дворянами, так и с крестьянами и особой разницы в сословиях он не видел. Тут я вспомнил, что действительно, если он считает, что сейчас 53 год, то крепостное право отменят лишь через восемь лет, а это значит, что меня спокойно могут заклеймить крестьянским клеймом при каком-нибудь дворянине и я буду обязан ещё восемь лет работать на него. Фак, он так убедительно всё это рассказывал, что я уже начал и сам верить в то, что сейчас середина девятнадцатого века. Его рассказы и правда были поражающими. Скорей всего, до того, как он свихнулся, у него была научная степень по истории Белоруссии девятнадцатого века.

По крайне мере, мне и правда было интересно всё это слушать. И я даже не замечал отсутствия каких-либо признаков цивилизации, до того, как мы не остановились у реки, для отдыха. Хотя, на протяжении трёх-четырёх часов мы ехали на юго-запад, точно в ту сторону, где должен был находиться Брест. Всё что нам попадалось, так это ответвления с нашей дороги и таблички на непонятном мне языке, но Михайло озвучивал их и говорил, что это съезды в волости и у него обязательно находился какой-нибудь знакомый крестьянин в этих волостях, о которых он что-нибудь рассказывал.

Мы остановились для отдыха. Я принялся разжигать костёр, по поручению Михайло, пока он распрягал лошадь. Тут, в этом перерыве от разговоров я и задумался о том, что всё это полный бред сумасшедшего, а я ведусь на эту чушь, как трёхлетний ребёнок. Когда костёр был готов, то Михайло достал мешок из телеги, вынул оттуда штук десять картофелин и кинул в костёр. Я же решил пока искупаться. Вода была чистой и тёплой. Было приятно немного поплескаться и освежиться после всей этой тонны новой информации и ужасной дороги.

Выйдя из реки, я решил покурить и, как и полагается, спросил у Михайло:

– Вы курите?

– Чейго? – Удивился он, явно расслышав вопрос.

– Ну, сигареты, – показал я ему одну штуку, что достал для себя. Но он продолжал смотреть на меня непонимающе. – Сигара, папироса, табак?

– Ах, табак, да конечно. А у тебя есть?

Я достал сигарету из пачки и протянул ему, но он лишь принялся непонимающе крутить её у себя в руках. Странно, ведь он сказал, что курит, но не знает, как ей пользоваться.

– Вот, смотрите, – сказал я ему.

Я положил сигарету в рот, подошёл к костру, взял одну ветку и прикурил, затянувшись дымом, а затем выпустил его через нос. Я протянул ещё горящую ветку Михайло. Он повторил мои действия, но затянулся чересчур сильно, так, как обычно затягиваются раскуривая трубку, и сразу же закашлялся.

– Ох, вот это да, это что ж за табак то такой?

– Кэмл, – спокойно сказал я, куря сигарету.

– А как же это сделано то?

– Табак завёрнут в бумагу, а на конце кусок ваты, чтобы не сильно вредить лёгким, – Попытался я объяснить ему, но он нечего не понял и, даже не став слушать, пошёл откупоривать бочку с вином.

Он налил полную деревянную кружку вина и протянул мне. Я опустошил её и вернул.

– Ну как? – Спросил он меня.

– Отличное вино, прежде никогда не пробовал настолько вкусного. Сейчас дам свою кружку.

Вино действительно было превосходного качества, раньше я травился дешёвкой и даже не представлял, что вино может быть на столько вкусным. Я достал из рюкзака свою термокружку и протянул её Михайло, чтобы он её наполнил, и мы могли выпить вместе.

Мы сидели у костра, пили вино и ели картошку в мундире, приготовившуюся на костре. После этого обеда, Михайло лёг в тень у дерева и спустя пару мгновений я услышал его храп.

Я мог бы спокойно сесть на лошадь и уехать, оставив его здесь с телегой, но я не умел ездить на лошади, да и мне был весьма интересен весь этот импровизированный экскурс в историю, потому я решил подождать пробуждения Михайло и отправиться с ним дальше. Во времени у меня не было ограничений. Так что, сев у другого большого дерева, что отбрасывала широкую тень, я принялся читать.

3

Я не ожидал столь скорого пробуждения Михайло, но не успел я прочесть и двадцати страниц, как он проснулся и громко сказал:

– Ну шо, поедем дальше. Нужно бы по вечеру и добраться до Бреста.

Я убрал свою книгу в рюкзак и стал наблюдать как он запрягает Марту. Как только лошадь была готова, мы забрались на телегу и отправились дальше в путь. Михайло стал дальше рассказывать о своей жизни.

Уже ближе к закату, мой спутник сказал, что мы проехали последнюю волость, до Бреста осталось не более 4 вёрст и что в течении часа мы будем на месте.

– А твой друже то хоть адрес тебе свой оставил? – Неожиданно поинтересовался Михайло у меня.

Тут я вспомнил, что о существовании телефонов вряд ли знает этот человек. И только сейчас я вспомнил, что и сам за весь день забыл про телефон и не пользовался им. А значит он сейчас должен лежать в кармане куртки, которая в рюкзаке.

– Нет, адреса к сожалению, не знаю, но я в городе поспрашиваю, глядишь кто его знает и подскажет куда идти.

– А как звать то его? Глядишь и я знаю.

– Павел Шевель, – уверенно назвал я имя друга.

– Эх нет, ни разу я о таком не слышал, а он кем приходится то? Ах, да чего ж. Явно дворянином, коль вы в Москве то познакомились, ну а раз дворянин он, то советую тебе поспрашивать в кабаке при постоялом дворе Попова, там знать обычно время проводит. Ой, да чего я тебе толкую, ведь ты Бреста то и не знаешь. В общем, разгрузим бочки при крепости, потом поедем на табачную фабрику, прикупим там табаку, да и отвезу я тебя туды.

– Буду признателен, – непонимающе ответил я.

Какие ещё крепости, кабаки, дворы, табачные фабрики. Но делать было нечего, хоть покатаюсь подольше на телеге, будет что рассказать по возвращению домой.

Дальше Михайло принялся мне рассказывать о Брест-Литовской крепости, о том, как при ней французы воевали с русскими и как захватили её. Всё это он сам знал из рассказав. Затем рассказал мне обо всех постоялых дворах, харчевнях, кабаках и прочем. А также он поведал мне, что его работа заключается не только в развозке вина, но и в том, чтобы обратно, на вырученные деньги, привозить другие товары. Так из волостей он обычно привозил пшено, картофель, овощи, древесину и прочее что находилось там. А из Бреста он привозил полную телегу табака, который в миг разлетался по той причине, что в Кобрине не было ни одной табачной фабрики. А сам он продавал табак знакомым, пока не довезет его до хозяйского склада, тем самым он получал по пять-десять рублей к своему скромному жалованию сверху. Но его хозяин был добрым человеком и потому всегда спускал с рук Михайло такие выходки, хотя и замечал недостачи табака в своих мешках.

И вот я увидел издали город. Но на город это похоже совершенно не было. В центре большая крепость, а вокруг маленькие деревянные дома. Крепость была, наверное, высотой всего в 3-4 этажа. А дома, так и вообще были самое большее в 2 этажа. Я не поверил в то, что это Брест. Я вообще прежде никогда не видел таких городом и деревень. Это было похоже на какой-то замок из фильмов. Ни тебе бетона, ни кирпича, ничего, что действительно бы напоминало о современности. В таком месте даже вряд ли связь то была, так как вокруг не было ни одной сотовой вышки.

Я серьёзно испугался, посчитав, что, наслушавшись историй сумасшедшего знакомого и выпив какого-то странного вина у меня начались галлюцинации. Но затем я понял, скорей всего это было что-то вроде реконструкции, где-то в лесу, в нескольких километрах от цивилизации, не иначе. Но вот только оставался вопрос, как же я-то тогда попал в подобное место. Ведь я ехал по дороге на Брест. Своего спутника я уже и перестал слушать, погруженный в свои мысли.

И тут вдруг толкнул меня в плечо и громко сказал, или повторил:

– Ну вот мы в Брест-Литовск приехали, говорю! – Он указал на вывеску, на которой большими, вырезанными вручную и закрашенными, буквами было написано «Брестъ-Литовскъ».

Твёрдый знак в конце явно давал понять, что это был язык, использовавшийся в Российской империи.

Мы заехали в этот город, и я был жутко поражен увиденным. Дорога разошлась на две полосы. Вдоль дороги стояли деревянные дома, сначала лишь одноэтажные, но достаточно большие, дальше начались двухэтажные. Несмотря на то, что начинало темнеть, лишь в немногих окнах горел тусклый свет, словно от свечей. Никаких фонарей вдоль дорог не было, вот почему, Михайло хотел разобраться со всеми делами до темноты. Изредка, на встречу нам проезжали всадники, или повозки. В основном люди здесь ходили пешком. И одежда на них была согласно 19 веку. Никакой синтетической ткани. Девушки были в двух вариантах одежды, либо те, кто шёл в роскошных платьях с невероятно широким и пышным низом, ужасающе узкой талией и с закрытыми рукавами, такие платья были достаточно ярких цветов, и конечно же в роскошных шляпах, но таких особ было мало. Да и честно признаться, я был удивлён, как они так ходят, ведь несмотря на вечер, на улице было достаточно жарко и я же был, лишь в майке и бриджах. Либо же те, кто был в скромных свободных платьях, серо-белых цветов, которые полностью скрывали женскую фигуру, но за то рукава были лишь по локоть и не было шляп. Мужчины же тоже были в двух вариантах одежды. Либо длинные панталоны, сразу же вспомнил это название, увидев эти штаны, хотя может они называются не так, рубашка, жилет, костюм сверху и шляпы на головах, которые они часто дёргали туда-сюда, завидев знакомых. Как правило такая одежда была разных цветов, но преобладали тёмные и белые. На вторых же были свободные подвёрнутые штаны и длинные свободные рубахи, подвязанные пояса, в отличии от первых у них не было обуви, а если и была, то разве что какое-то подобие сандаль из веток. Но я скорей бы предпочёл ходить босиком, чем в такой обуви.

Так я понял, сколь видимы здесь различия между крестьянами и дворянами. И дабы мне не выделяться и не стать рабом, то мне необходимо было бы обзавестись тупой, неудобной и пафосной одеждой, пока я не выберусь. Хотя вряд ли в реконструкции меня бы сделали рабом. Но почему-то практически все крестьяне здесь были злыми, недовольными, замученными. Какой идиот мог добровольно согласиться на такие условия.

Вот мы и подъехали к крепости, как я узнал, мы ехали по главной улице, потому мы видели так много дворян, на остальных же улицах их редко увидишь. Михайло поговорил со сторожем крепости и тот пропустил нас. Мы заехали во двор. Там Михайло остановил телегу и принялся распрягать лошадь, чтобы она отдохнула.

Из крепости выбежал парень и крикнул:

– Давай сюда вино!

– Не видишь, что ль?! Лошадь распрягу, да понесу! – Крикнул ему в ответ Михайло.

– Я пока разгружу, что смогу, – вызвался помочь я.

Бочки были по десять литров каждая, так что я клал по одной штуке на каждой плечо и нёс их в погреб, на который указал юноша, что встречал нас. Пока Михайло распрягал, кормил и поил лошадь в крепости, я разгрузил почти всю телегу. Когда же он пришёл, оставалось всего четыре бочки и он, хлопнув меня по плечу, сказал:

– А по тебе ж и не скажешь сколь силушки то таится в тебе.

Моё спортивное прошлое давало о себе знать. Как только мы унесли бочки, то Михайло сказал мне, чтоб я лошадь привёл и запряг, а сам он за расчётом пошёл.

Я даже не знал, как подойти к этой лошади, но вроде бы, я видел, как это делал мой спутник и потому решил, что и у меня получится. Лошадь стояла возле телеги, я взял её за поводья и повёл к месту где было необходимо запрячь её в телегу. Лошадь к счастью была воспитанная и скорей сама меня подвела, встала и принялась спокойно стоять и ждать. Для начала, я обвязал какую-то штуку вокруг живота и спины. Затем на шею надел ещё какую-то штуку. Затем я поднял одну палку от телеги, обмотал её тряпкой от предыдущей штуки и как-то засунул во всё это дугу, чтобы она не вылетела. Затем я тоже самое вроде как проделал со второй палкой. Дальше Михайло вроде что-то делал с той фигнёй, что болтается на шеи, но я не помню, что. В конце, я связал две палки от телеги верёвкой. Лошадь же просто молча и смирно стояло.

Михайло был явно любителем поговорить, так что мне пришлось его ждать ещё минут десять, за которые я успел выкурить сигарету. Всё это время, присутствующие люди смотрели на меня невероятно странно, как будто бы они ни разу не видели цивильного человека. Михайло так ни разу на меня не смотрел и не спрашивал ничего про мои вещи.

Когда он пришёл, то закричал:

– Ты что ж сделал то! Я т чейго думал то! Коль в силушке тебе много, так ты ж из наших из крестьян бушь то! А ты!