Читать бесплатно книгу «Номинация Поэзия. Короткий список премии Лицей 2020» Дениса Безносова полностью онлайн — MyBook
image

Влад Гагин

Лене Ф.

 
когда выветриваются последние серии страха
когда «паразитарные отношения абсолютно
со всеми вокруг» или
«семь минут спортивной ходьбы», когда
куришь на выходе отдельно от всей тусовки
и два Джона о чем-то беседуют за стеклом
может быть, мысль проскочит
может быть, Пушкин неправ
был, говоря о невозможности счастья и представляя
реальность через схемы единства —
даже в сшивающих капиталистических джунглях речи
виден след идеальной игры
несколько персонажей играют в американский
футбол в минуту предпоследнего снегопада
 
 
*
Продвигаться по линиям, становясь
всё более чутким: бумажки,
остатки еды – всё это
убрано со стола, мусор рассортирован,
уезжаем раньше обычного, ждем
такси. Сложная сонастройка, мой дальний друг, а на фоне
музыка последнего диалектического
снятия с новой силой слышна.
Капли мочи
аккуратно подтерты, ничего, что бардак, «основным
свойством Франциска было живое,
отзывчивое чувство сострадания.
Это чувство не привело его к мировой скорби», но мы
на разные фрески смотрели среди лесов.
И только поэтому я произношу слово «климат».
Только поэтому, вполоборота
глазом испуганного оленя следя
за пляской пластичных систем.
Радость? Пока плетемся
по закрученной лестнице, что ведет
в геомагнитные вспышки, ну да, я вроде бы помню
о том, что не спит влюбленный всю ночь, ждет ответа,
что-то проглядывается такое даже
сквозь серый солнечный свет.
 
 
*
Мы родились в странное время, мало
кто возьмется с этим тезисом спорить.
Теперь память о своем детстве ты ищешь
в непонятной нарезке кадров; японское видео о любви.
Честно, я не знал, что это за страна.
Черными линиями покрылись листья в саду.
Сережа с велосипеда упал.
Сема опубликовал фотографию в форме Росгвардии, может быть,
                                                                                          в феврале.
 
 
Хорошо, я могу побыть твоим сыном.
Но и отцом! Но и хуй знает кем.
Киборгом из нелепого мира, в котором
мы с ними воровали крыжовник на запретном дворе.
Я подглядывал за Эвелиной, пережившей войну.
И в грудной клетке закономерно скрежетали жуки.
Честно, я не знал тогда ничего
про реальность. Только боялся слегка,
что меня возьмут в заложники. А порой
из почтового ящика падал шприц.
И взрывалось какое-нибудь кафе.
Дима Гаричев писал первый текст.
 
 
Но теперь я знаю про многое из того,
что мелькало в температурном бреду.
Будущее закрыто. Наркополитика отнимает друзей.
Странное время продолжает протягиваться сквозь нас.
Самоубийство – это только протест
против контроля, как сказал бы Арто во сне.
Я хотел бы избавиться от себя,
как от ритма, которым написана эта строка.
 
 
Я хотел бы открыть другие глаза,
обменять весь мир хуй знает на что.
 
 
*
думаю, она знает некоторые ходы в документе «Тело»
«микрополитика чувственности», вот эти слова
она знает, что мы свободны
внутри постоянно растущих, но повторяющихся структур
нужно было просто сказать
о лабиринтах эмоциональности
о стремной готике органов, разбросанных
по комнате, поди собери
мои сюжеты – мои сюжеты
тоннели воспоминаний в районе Нарвской
вдоль выцветших трав бег
и хотя, как вы знаете, слово «мерцание»
с недавнего времени запрещено к использованию
в текстах, так или иначе напоминающих
современную поэзию, – мерцание
забегаловок бедных; освобождение; освобождение
 

Джону Пюффки

 
концлагерь никогда не заканчивался
важно помнишь об этом, малыш
«мы живем на гигантском фрактале
помнишь, как триповали под salem?»
я не помню, уже забыл
мы живем на мусорных свалках, в каком-то мху
со слизевиками бок о бок вяжем свой странный стаф
может, пока я обедаю в сушевоке
тучи уже сгущаются надо мной
пока греюсь на солнце в этом мусорном поле
тучи уже сгущаются надо мной
может, и не сгущаются, кто его знает
они отняли видение будущего у нас
в слизком мусорном лабиринте роем свои ходы
неожиданно счастливые дни случаются иногда
дни веселья в концентрационном мху
час любви в закоулке бескрайней тюрьмы
важно помнить о чем-то, о чем я забыл
как блестит отравленная река
как концлагерь просторно сквозит
словно и не закончено всё
 
 
*
хотелось бы снова оказаться
перед американским посольством, корейские
служительницы правопорядка зачитывали
протокол, но я видела, помнится, в их глазах
нечто такое, что испытывала сама
каким образом вообще эта встреча
оказалась возможной: ино-
планетное фактически существо
стоит с плакатом
отказывается перейти дорогу
а другое инопланетное существо
проговаривает закон
медленно пролетаю с плакатом мимо одной из систем
хрупкие полицейские, будучи
представительницами Неизвестночего-1,
выталкивают меня на противоположную сторону улицы
понимаю
обэриутов не существовало
работа скорби не имеет конца
так что ищу тебя глазами среди толпящихся у суда))
снились институты, их дыхание
протоколы допросов перемежались
авангардистскими выходками, может быть
наверное, и нас тоже нет
мы персонажи легенды о подводном городе,
появляющиеся в единственном эпизоде
молодой поэт пересказывает свои мысли
относительно интерьера
заведения, где они греются в перерывах
кухня этого заведения как бы вынесена внутрь зала
некоторым посетителям приходится наблюдать
за беззвучными движениями работников
сквозь плотное стекло
что-то про океанариумы, завернутые друг в друга
он говорит без отчаяния, так, как будто
у них получится многое изменить
*
Во тьме солидарности я еще не один.
 
 
Будь моим мr. poopybutthole, то есть
непроницаемой грезой, голографической
ерундой, скрепляющей мир.
 
 
Будь процессом письма.
 
 
Турагент срывается с выученного маршрута,
дрейфует по улицам Сити.
 
 
Красная геометрическая фигура навстречу летит.
 
 
Из этого следует только
то, что возможно не согласиться.
Без гарантий, вслепую, всегда опасаясь
гонцов, говорящих радостные слова —
набор вероятностей, спрятанный
от закрытого ока.
 
 
«Меньше парься», – шепчет сосед.
Нужно будет пройти через многое.
Психика – серии рваных
гребков в холодной воде.
 
 
Но также —
стая бликующих птиц, если помнишь,
в местах, проявленных на секунду.
 
 
Полароидный снимок, подпись на оборотной.
 
 
«Тело реальной политики
тлеет в провинциальном пейзаже».
 
 
*
Целый день переписывались, слякоть на улицах.
Хотя за несколько дней до этого выпал снег.
Ты думала о самоубийстве, я даже
решил снять изображение Аронзона со стены.
И вместо него прицепить фотографию Дуга Рикарда,
распечатанную ранее, разрезанную по ошибке
на четыре равные части. И всё же
этот образ остается для меня важным.
Целый день переписывались, вспоминали
выпавший снег, путешествие по хорошим
лакунам внутри тела памяти. Я
не спал всю ночь, как бы шатаясь
 
 
от стены к стене, от ссылки к ссылке, так что
то утро, когда выпал снег, обернулось
 
 
неожиданной радостью, отменившей
 
 
мысли о самоубийстве, я даже
 
 
написал тебе: «я поэт!». Однако стоит вернуться
в день переписки, серого неба.
Ночью, когда ты поблагодарила
меня за внимание, оказалось,
кто-то третий присутствовал между реплик.
Сколько времени? Что он хотел сказать – разоблачая
себя самого – этими гифками? Ведь он их отправил
в ту секунду, когда мы оба почувствовали, что нужна пауза
                                                                                       в разговоре.
 
 
Анархизм против сохранения территорий.
Безусловное гостеприимство разворачивается паразитизмом.
Что-то сломалось тогда. Но я до сих пор пытаюсь представить,
сколько еще скрытых данных хранят архивы
безобидных решений; самые мрачные
мысли посещают меня, и они похожи
на то, что иранский философ мог бы
 
 
назвать, что ли, ксеноагентом,
 
 
разрывающим прочные сцепки любого внутреннего сюжета.
 
 
Как бы там ни было, я верю в Тристеро,
толком даже не помня, что это такое.
Выпавший снег отмечает время
автономной зоны, и это странным
образом сочетается с тем моментом,
когда я заснул, наконец, в помещении без окон.
 
 
То же самое снится.
 
 
Но уже без надрыва, без четкой цели.
 
 
Без мыслей о сорванной родинке, без паранойи,
без желания стать счастливей.
 

Мария Гладцинова
нисёнито

«не зубы режутся – осока…»

 
не зубы режутся – осока
сухое тиканье часов
шатание éлей высоких
над головой
гудит сквозь сон
шаманское камлание шмéля
шуршащих капель тёплый шёпот
бесшумно падает в песок
и едва слышим тёмный стрёкот
каких-то тайных голосов
 
 
там | самому себе не веря
от солнца отвернув лицо
под пение клевера и хмéля
и птицы хохот восковой
усни | качаясь в колыбели
травы | застенчивой лесной
волнению её поверив
секретный сон
вернись домой
в гнездо
невидимое зверю
не пророни ни капли звука
с грибом срастись
и дёрном стань
быть человеком
ужас мука
зачем ты это
перестань
 

«я здесь один | в звенящем сне…»

 
я здесь один | в звенящем сне
между гудков | и промежутков
приём | лицо моё в траве
на поле белых парашютов
я мёртвый жук | ответьте мне
в траве | так холодно и жутко
 
 
вот дождь прошёл | а может снег
но я | не подымаю век
и летом | не меняю кожу
будь осторожен
ночной случайный | человек
чужой дорожный | прохожий:
уже | я под твоей подошвой
идёшь по мне | и сердце мнёшь
пускай оно пустопорожно
но кровь струится из вен
хотя | такое невозможно
 
 
вдруг | что-то хрустнет в темноте
 
 
ты обернёшься | с робкой дрожью
не бойся | нежный человек
беспомощный | и осторожный
меня здесь нет | меня здесь нет
и ровный путь | тебе | проложен
 

«мне говорил листок опавший…»

 
мне говорил листок опавший
пропавший без вести:
«я без вести пропащий
ты видишь – по воде круги
Наберегувсегдастоящий?
я побледнел | я стал другим
в сезон тяжёлых льдин
мне снова так необходим
лёгкий озноб твоей руки
как тепловая зона —
я ими не любим – гоним
и к жизни этой не привит
останусь невесомым
ведь я один | всегда один
вдали от кроны»
 
 
хоть шелеста его иврит —
глухие волны —
мне незнаком —
он в тёмный тянет омут
но что-то изнутри болит
и в горле горький ком
как будто тронут
лёд на реке
но лист безмолвно
спит в руке
 

«уже стемнело за окном…»

 
уже стемнело за окном
дар января | голубоокий
и на советском | ватным блоком
глухая мгла | опять легла
глубоким | сном
на обезглавленную церковь
но в млечном свете | голубом
идущем сверху | поволокой
и свечном свете фонаря
сверкает снег | осоловело
как будто | в яви января
смертельно белой
в вязком сне
есть только снег
и нет
тебя
 

«бледнелось | воздыхания воды…»

 
бледнелось | воздыхания воды
упочивали в скрюзких девнах мыйцев
посюду: здеся | там | сюды | туды – вездев
посверкивали клювкие копейцы
и рыба из морев
полюбопытствовать | высовывала рыльце
 

«отречённый от мира сего…»

 
отречённый от мира сего
обречённо гудит колокольчик
пролетая над чёрной землёй
в меднозвучной своей оболочке
в колокольне белее снегов
 
 
гулкой ночью безлунной
слышен тут
только голос его одиночный
гул чугунный
 
 
и достигнув предельной точки
отчуждённости и покоя
окунувшийся в голубое
он, наверно, не чувствует боли
ничего не тревожит его
 
 
но разбуженный громом прибоя
в нервном всполохе молний и волн
он дрожит и поёт над землёй
не боясь, что умрёт от побоев —
ведь тогда тишиною накроет
точно тучей и тьмой
этот город, похожий на грот
 
 
но пока колокольчик поёт
и слова от набатного боя
вспенив облако дождевое
набухают как почки
и сырые от горечи строчки
высыхая, ложатся в тетрадь
чтобы спать в одеяле из ночи
беспробудно до времени спать
 

«стрела достигает цели…»

 
стрела достигает цели
в некошеной чёрной траве
в осоке | как хищные звери
уснули высокие ели
и уши прижали к земле
 
 
чугунные уши могучи
им слышно | что там | под землей
ты сердце молчанием не мучай
и тайну простую открой
в кого я такой
невезучий
в кого я
печальный такой
 
 






 


















 

















Бесплатно

0 
(0 оценок)

Читать книгу: «Номинация Поэзия. Короткий список премии Лицей 2020»

Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно