На прощание она вновь протянула руку, к которой Гедер мягко прикоснулся губами.

– Я вас провожу, – сказал он.

– Как мило с вашей стороны, барон Эббингбау, – ответила она, беря его под локоть.

Вместе они вышли через заднее крыльцо на широкие каменные ступени, ведущие к карете – старомодному экипажу, который тащили лошади, а не рабы. Гедер, проникнутый досадой пополам с облегчением, предоставил Санну заботам лакеев и теперь смотрел, как она, усаживаясь на сиденье, исчезает за каскадом кружев. На него вновь накатил запах роз и мускуса – то ли обман чувств, то ли необычайно острое воспоминание. Копыта застучали по внутреннему двору. Гедер, глядя вслед карете, наткнулся глазами на дом Куртина Иссандриана; по спине прошел холодок.

– Вы играете в опасную игру, милорд, – произнес сзади незнакомый голос.

На крыльце стоял первокровный со светло-каштановыми волосами и открытым, бесхитростным лицом. Кожаную поверхность охотничьего костюма и шерстяной плащ сплошь покрывала вышивка – на первый взгляд скромная, но, присмотревшись, Гедер понял, что она призвана ошеломлять. Пришедший не нуждался в формальном представлении: сэр Дарин Эшфорд был вполне способен заявить о себе сам.

– Милорд посол, – приветствовал его Гедер.

Эшфорд кивнул, однако взор его был устремлен вперед. Во внутренний двор.

– Дочь лорда Даскеллина, да? Красавица. Помню, в первые дни при дворе она казалась неловкой и угловатой. Поразительно, как меняется женщина за три года.

– Она приезжала с поручением от отца, – объяснил Гедер, словно подыскивая оправдание, хотя толком даже не знал, в чем ему оправдываться.

– Конечно. За ней будут и другие. Барон без баронессы – явление редкое и ценное, а опекунская должность при наследнике трона предполагает не меньше престижа, чем собственно опекунства. Может, даже больше. Будьте осторожны, иначе вас женят раньше, чем вы успеете понять на ком. – С губ Эшфорда не сходила чарующая улыбка. – Кстати, принц сейчас у вас?

– Нет, – ответил Гедер. – Я счел неразумным держать его так близко, когда вы здесь.

На лице посла отразилось нечто вроде досады.

– Что ж, для меня это дурной знак. Затруднительно обращаться к вам за помощью, если вы уверены, что я убийца.

– Я этого не говорил.

– Зато показали это действием, – заметил Эшфорд. – И это, лорд-протектор, весьма соответствует вашей репутации. Не войти ли нам в дом?

Гедер предпочел не вести его в ту же гостиную. Позволить этому человеку – лицу и голосу Астерилхолда – находиться в комнате, где до этого сидела Санна Даскеллин, значило бы осквернить то, чем Гедер теперь дорожил. Поэтому гость был препровожден в тот самый кабинет, где Фелдин Маас убил собственную жену Фелию и заодно пустил прахом тщательно продуманный секретный план объединить Антею и Астерилхолд. По достоинству оценить такой выбор комнаты Эшфорд, разумеется, не мог. В отличие от Гедера.

Гедер занял широкое кресло, предоставив Эшфорду обитую тканью скамью. Мальчик-слуга принес два стакана и графин смешанного с водой вина, наполнил стаканы и ушел, не произнеся ни звука и не получив ни слова от присутствующих.

Эшфорд отхлебнул первым.

– Благодарю, что согласились со мной повидаться, лорд Паллиако, – начал он. – Я бы понял и ваш отказ.

– За вас просил Джорей Каллиам.

– Да. Я слыхал, что вы друзья. Вместе служили в Ванайях под командованием Алана Клинна, если не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь.

– Клинн, Иссандриан, Маас. Известная триада, и Фелдин Маас единственный, кого тем летом не выдворили из Кемниполя. Вместо этого король Симеон выслал Доусона Каллиама.

– К чему вы клоните?

Эшфорд, уязвленный, подался вперед, держа стакан кончиками пальцев.

– Король Симеон прекрасный человек, – сказал он. – В этом нет сомнений. Король Леккан – тоже. Однако ни один король не может быть лучше своих советников. Если бы Симеон в те времена знал то же, что знает сейчас, Доусона Каллиама не отправили бы в ссылку, а Фелдину Маасу не позволили бы остаться. Симеону нужны хорошие люди, мнению которых можно следовать. Такие люди, как вы и Каллиам.

Гедер скрестил руки:

– Продолжайте.

– Принцу угрожали. Возьмите кого угодно – крестьянина, священника, аристократа, приставьте нож к горлу его сына, и отец вас убьет ради спасения собственного ребенка. Такова природа. Вы спасли принца, Симеон по справедливости покарал Мааса. Однако пора это остановить. Дайте Леккану один сезон – один год – на то, чтобы вырвать последние корни заговора в Астерилхолде, и там тоже свершится справедливость. Но если подойти к границе с войском, безрассудство нескольких людей станет трагедией для тысяч. Без всякой причины.

Гедер рассеянно грыз ноготь. Искренность Эшфорда подкупала, но что-то Гедеру не нравилось. Он попытался заговорить и тут же умолк.

– В обоих наших королевских дворах есть гниль, – продолжал Эшфорд. – Вы свою уничтожили. И я прошу время, чтобы поступить так же.

– Маас хотел слияния, – сказал Гедер. – Был план объединить королевства.

– Маас хотел власти и в оправдание сочинял любые небылицы. Если бы Леккан узнал о заговоре, он бы положил всему конец в тот же миг.

Гедер нахмурился.

– Ваш король не знал? – Тон, к его досаде, вышел по-детски недовольным.

Посол взглянул ему прямо в глаза. Лицо было сосредоточенным. Серьезным.

– Не знал.

Гедер кивнул без всякого выражения – пустой жест, чтобы заполнить паузу. Если все правда, если король Астерилхолда противился бы планам Мааса точно так же, как король Симеон, то сохранить сейчас мир – значит действовать в общих интересах, совершить единственно правильный шаг. Если же, напротив, посол всего лишь умелый актер, отыгрывающий роль на некотором количестве миниатюрных сценических площадок, то принять его сторону – значит пойти против короля. Добрый или худой исход для всего королевства – и более того, для принца Астера – зависит от решения Гедера. Он строго нахмурился, пытаясь ответить серьезностью на серьезность.

На деле он не знал, как поступить. В глубине души понимал, что с тем же успехом можно бросить монету.

– Я подумаю, – осторожно сказал он.

* * *

Долгие зимние месяцы, покровительство Гедера, десяток подручных жрецов из горного храма за Кешетом – и в итоге новый храм приобрел ранее невиданные пышность и лоск. Там, где раньше чернела грязь на изъеденных временем стенах, теперь сияла новая облицовка. Все художественное, что осталось от традиционной религии, разъяли на части и использовали как материал для новых изображений – в большинстве повторяющих все ту же восьмилучевую симметрию багряного шелкового знамени, висящего над главным входом. Воздух полнился густым запахом крапивного масла, горящего в светильниках.

В центре священного пространства стояли по кругу полдесятка жрецов, со смехом затеявших игру – подбрасывать сухие бобы так, чтобы они попали в рот другому. Полдесятка жрецов и юный принц. Бледная кожа Астера и округлые черты лица разительно выделялись посреди длиннолицых жрецов с жесткими волосами, словно вышедших из одной огромной семьи. Пыльно-бурые одеяния меркли в соседстве с яркими шелками и парчой принца, который смотрелся здесь как певчая птица среди воробьев.

– Гедер! – воскликнул Астер, и тот помахал рукой, радуясь веселью принца.

Астер, хоть и ни разу не пожаловался, перенес зиму не очень-то хорошо – особенно последние недели, когда по окончании королевской охоты пришлось возвращаться в Кемниполь к открытию придворного сезона. Прежде Астер никогда не разлучался с королем так надолго, да и мрачность поместья Эббингбау давала себя знать. Гедер всю зиму делал что мог, но у него не было ни братьев, ни друзей-аристократов. Темные вечера они с принцем коротали за картами – другого развлечения не придумывалось.

Басрахипа, верховного жреца, Гедер обнаружил в его личной комнате – отрешенно закрыв глаза, тот восседал на низкой подушке. В первый миг Гедер даже не понял, почему комната выглядит пустой: кровать, небольшой письменный стол, резной шкаф палисандрового дерева с инкрустацией из слоновой кости и нефрита, жаровня с незажженными поленьями и лежащим наготове трутом, густо-красный ковер с золотым, словно колеблющимся от света лампы орнаментом. И ни одной книги, ни единого свитка бумаги. Вот что, оказывается, составляло разницу.

Гедер, стоя на пороге, кашлянул, и огромный человек улыбнулся.

– Принц Гедер, – произнес Басрахип.

– Лорд Паллиако. Я лорд Паллиако. Или барон Эббингбау. Здесь не восток, нельзя так вольно обращаться с титулами.

– Конечно, конечно, – ответил Басрахип. – Мои извинения.

Гедер махнул рукой, хотя жрец так и не размежил веки. Юноша потоптался в ожидании, пока не стало ясно, что Басрахип не собирается ни открыть глаза, ни отослать Гедера прочь.

– Спасибо, что приглядел сегодня за Астером. Посол приезжал, уже уехал.

– Мы всегда рады видеть юного принца, – ответил Басрахип.

– Хорошо. Но все равно спасибо.

– Что-нибудь еще?

– Что? Нет, ничего.

Жрец разлепил веки, черные глаза впились в Гедера.

– Ладно, – сознался юноша. Загадочные способности Синир Кушку он знал по многочисленным опытам, ложь здесь не пройдет. Отчасти именно на это он и рассчитывал. – Можно к тебе?

Широкой ладонью Басрахип указал на письменный стол. Гедер сел, чувствуя себя школьником перед учителем, даром что школьные учителя никогда не сиживали перед ним на полу со скрещенными ногами.

– В прошлом году, – начал Гедер, – на суде, ты мне говорил, кто лжет. Помнишь? Мне тогда очень помогло. Сейчас, с послом, если б ты был рядом и сказал, что у него на уме… для меня было бы очень ценно.

– Сила Праведного Слуги прожигает ложь падшего мира, – произнес Басрахип, будто бы соглашаясь.

– Я знаю, что ты занят в храме, и не хочу тебя отвлекать… То есть хотел бы, но…

– Тебе нужна помощь богини, – заключил Басрахип.

– Да. Но мне неловко просить. Ты же видишь?

Басрахип разразился хохотом – громогласным, заполняющим все пространство, как грозовые раскаты. Верховный жрец поднялся с пола сильным упругим движением, словно танцор.

– Принц Гедер, ты просишь то, что тебе уже принадлежит. Ты отдал богине этот храм. Ты извлек ее из пустынных земель и вернул в мир. За это ты достоин ее благоволения.

– Значит, я прошу не о чрезмерной милости? – с надеждой спросил Гедер.

– Милость тебе уже дарована. Я твой Праведный Слуга. Я исполню твое желание в любой миг, в любое время. Лишь сдержи обещание, данное тобой богине.

– А! – сказал Гедер. – Обещание какое именно?

– В каждом городе, который подчинится твоей воле, посвяти ей храм. Не обязательно такой большой, как этот. Сделай это для богини, и я всегда буду с тобой.

Облегчение, охватившее Гедера, походило на холодную воду, струящуюся по обожженной коже. Лицо просияло улыбкой.

– Ты не представляешь себе, как я рад это слышать, – признался он. – Правда. Придворные дела совсем не для меня.

Жрец опустил ему на плечо огромную ладонь и улыбнулся:

– Это не так, принц Гедер. Пока твой Праведный Слуга при тебе, это не так.