Гедер Паллиако, барон Эббингбау и опекун принца

«Природа истории как таковой представляет для нас помеху. Чтобы познать с уверенностью думы, или намерения, или злоумышления последнего дракона-императора, потребовалось бы не только понимание драконьего ума, утраченное человечеством (если таковое понимание было когда-либо доступно), но и уразумение своеобычной формы безумия, охватившего Морада в последние неистовые дни его царствования. Мы осведомлены о некоторых обстоятельствах: собратья Морада по кладке оспаривали его возведение на трон, битва между ними длилась три человеческих поколения, конец их эпохи стал началом человеческих эпох. Однако все это лишь неопределенные утверждения. Случайные факты.

При попытке приблизиться к истине достоверность теряется. Веками считалось, что Сухие Пустоши к востоку от Сеннерского хребта лежали необитаемыми с тех пор, как Серискат, первый дракон-император, сразился там со своими полудикими предками и основал самое цивилизацию. Эти сведения были оспорены лишь после того, как химик Фульсин Сарранис, озадаченный присутствием металла в некоторых видах чернил древней „Книги перьев“, сумел доказать, что эти документы представляют собой подделку и написаны не секретарем Дракки Грозоврана, а писцом при дворе Сэммера через тысячу лет после смерти Морада. Экспедиции в Сухие Пустоши, предпринятые в позднейшее время, подтвердили существование Гиблых городов – тимзинских земледельческих центров, предполагающих наличие развитой и оживленной культуры хозяйствования. Поскольку тимзины созданы не раньше последней великой войны, следует предположить, что эти города построены после возвышения человечества и что Сухие Пустоши появились как результат более поздних катаклизмов.

Исследование таких исторических неувязок стало делом моей жизни. С тех времен, когда я впервые возжаждал припасть к мудрости великих университетов в Самине и Урголоте, я знал, что моя судьба – вести учет упущениям моих собратьев-историков и очерчивать границы исторического знания. Я начал свой путь в возрасте семи лет, когда, будучи поклонником поэта Меримиса Кассиана Клейга, обнаружил ошибочную атрибуцию в заметках его поэтического соперника, омерзительного полуящера, известного лишь по названию его философии – амидизм».

* * *

Гедер захлопнул книгу и потер глаза. Страницы – толстая рыхлая ветошь, переплет – потрескавшаяся кожа. Когда книгу вручили ему как подарок на двадцатитрехлетие, он преисполнился надежд. С того дня, как он нашел храм паучьей богини и услышал, что она древнее драконов, он не переставая искал подтверждений. Фолиант с историей поддельных хроник и лживых свидетельств казался тогда отличным средством отыскать хоть какие-нибудь факты, пусть даже и отдаленные.

Вместо этого книга оказалась скопищем самых невероятных откровений, лившихся из-под пера почти сверхъестественно даровитого автора и суливших дальнейшее раскрытие все более ошеломительных истин, с присовокуплением многочисленных рассказов – скорее хвастливых, чем покаянных, – о личных авантюрах эротического свойства. Через каждый десяток-другой страниц безымянный автор не ленился повторить исходный тезис, зачастую все теми же фразами. И всякий раз, когда Гедер проникался кажущейся искренностью книги, какая-нибудь новая нелепость выбивала его из колеи. Полуящер? Амидизм?..

На волне разочарования Гедер четко осознавал, что он надеялся на параллель между автором книги и Басрахипом, верховным жрецом паучьей богини. Оба в итоге обещали поведать историческую тайну, доселе неизвестную человечеству. Однако там, где Басрахип демонстрировал власть Синир Кушку, Праведного Слуги паучьей богини, автор трактата лишь рассказывал байки о собственном величии. Вот если бы Басрахип умел распознавать правдивость написанных слов так же четко, как распознавал ложь и правду в человеческом голосе…

– Барон Эббингбау?

Гедер поднял голову, одновременно досадуя на помеху и радуясь ей. На пороге стоял мажордом – первокровный с длинной белой бородой и густыми седыми бровями, напоминающий Гедеру портреты Снежного Дядюшки из детской книжки.

– Да?

– К вам пришли, милорд.

Гедер встал из-за стола и в отчаянии оглядел кабинет, тонущий под массой бумаг, свитков, записных книжек и восковых табличек. Вести сюда посторонних никак невозможно.

– Хорошо, – сказал он. – Проводите его… в сад?

– Я проводил ее в северную гостиную.

Гедер кивнул – по большей части собственным мыслям.

– Северная гостиная – это где?

– Я укажу, милорд.

Особняк и прилегающие земли Гедер знал крайне плохо. Год назад он был всего лишь наследником виконта Ривенхальма, однако после того, как Басрахип помог ему раскрыть заговор Фелдина Мааса, сделался не только бароном Эббингбау, но и опекуном принца Астера. Ребенок, который в один прекрасный день станет королем Антеи, – его воспитанник! Гедер не мечтал ни о такой чести, ни о такой жизни с ее прежде недоступными благами.

Часть зимы, оставшуюся от попыток угнаться за так называемой королевской охотой – нескончаемым передвижным празднеством, – Гедер провел в Эббингбау. Возвращение в кемнипольский особняк походило на странный сон. Та же кладовая, где Фелдин Маас, бывший барон Эббингбау, убил собственную жену. Те же садовые дорожки, по которым Гедер убегал той ночью с прижатыми к груди письмами, доказывающими вину Мааса. Все связанное с этим домом кричало об опасности. Однако теперь все здесь по праву принадлежало Гедеру.

Северная гостиная оказалась той самой комнатой, которую он раньше окрестил для себя «гостиной с видом на внутренний двор». Вместо ожидавшегося гостя ему предстала незнакомка.

В прошлом году он видел эту девушку при дворе – как и почти всех аристократов. Кожа цвета кофе с молоком, мягкие волосы, струящиеся вокруг продолговатого лица с приподнятыми скулами. Платье изумительного зеленого оттенка под черным кожаным плащом, чуть более свободным, чем нужно, – по моде, невольно заданной самим Гедером. В качестве компаньонки, сопровождающей девушку, в углу маячила тралгутка в платье с обильными, почти смешными рюшами.

– Ой! – только и вымолвил Гедер.

– Лорд-протектор Гедер Паллиако, – возгласил мажордом. – Ее милость Санна Даскеллин, третья дочь барона Канла Даскеллина.

– Надеюсь, вы не сочтете мое появление несвоевременным, – произнесла девушка, плавно приближаясь к Гедеру с протянутой для приветствия рукой, которую он тут же пожал.

– Нет, – выговорил он. – Совсем нет.

На лице Санны мелькнула радостная улыбка.

– Отец устраивает прием в честь открытия сезона, и мне захотелось самой передать вам приглашение. Это не слишком навязчиво с моей стороны?

– Нет, – ответил Гедер. – Нет, что вы. Рад, что вы нашли время заглянуть.

Девушка слегка сжала его пальцы, и он обнаружил, что до сих пор держит ее кисть в своей. Он отпустил руку.

– Мы только что вернулись в Кемниполь, – продолжала гостья. – Как вам нравятся ваши новые владения?

Гедер скрестил руки на груди, пытаясь выказать непринужденность, которой вовсе не ощущал.

– Осваиваюсь в них по большей части с картой и провожатым, – ответил он. – Маас никогда меня к себе не приглашал. Мы вращались в очень разных кругах. Я чуть ли не всю зиму пытался выяснить, что у него где лежит.

Санна рассмеялась и села на красный шелковый диван. До Гедера дошло, что она не спешит уходить. От волнения начало подташнивать. Он в собственном доме разговаривает с девушкой под присмотром компаньонки! Приличия соблюдены, и все равно кровь несется по жилам быстрее обычного. Гедер нервно облизнул губы:

– Как же намерен ваш отец праздновать открытие сезона? Будет обычный пир, наверное?

– Огненное зрелище, – сообщила Санна Даскеллин. – Отец где-то нашел превосходного ведуна из Борхии, тот умеет строить особые сооружения, в которых огонь распространяется нужным путем и окрашивается во всевозможные цвета. Я видела, как этот искусник практиковался. – Девушка слегка наклонилась к Гедеру, как бы раскрывая тайну. – Очень красиво, но пахнет серой.

Гедер засмеялся. Тралгутка за спиной Санны Даскеллин оставалась невозмутимой, как банковский стражник. Гедер направился было к кожаному креслу, но девушка, отодвинувшись к краю дивана, похлопала рукой по оставшейся половине. Помявшись, он опустился на диван, стараясь ее не задеть. Улыбка гостьи играла солнечными тенями, одновременно и волнуя Гедера, и вызывая подозрение: уж не посмеиваются ли над ним?

– Наверное, неловко иметь общий двор с Куртином Иссандрианом?

– Да нет, ничего, – ответил Гедер. – Иссандриан, правда, еще не приехал. Когда приедет, наверное, станет неловко. Он может оказаться не очень приятным соседом. Вдруг еще и поссоримся.

– Это вряд ли, – возразила Санна. – Иссандриан не так уж дальновиден, он мог водить компанию с предателями, но льва узнает издалека.

– Ну, мне-то это знать неоткуда, – ответил Гедер.

Выражение лица Санны побуждало улыбаться, и противостоять этому было трудно.

– То есть… Да, наверное, узнает.

Он изобразил пальцем коготь, поскреб им воздух и прорычал:

– Гр-р-р!

Санна от смеха склонилась чуть ближе к нему. От нее пахло розовой водой и мускусом. Ее пальцы задели рукав Гедера, и у того перехватило дыхание.

– Пить ужасно хочется. А вам? – спросила Санна.

– И мне, – ответил Гедер чуть ли не раньше, чем понял смысл вопроса.

– Серибина!

– Да, госпожа? – отозвалась тралгутка.

– Ступай принеси нам воды.

– Хорошо, госпожа.

«Она ведь компаньонка!» – чуть не выпалил Гедер, но вовремя прикусил язык.

Он остается наедине с девушкой. Дочь аристократа откровенно устраивает дело так, чтобы несколько минут побыть с ним наедине, да еще в его доме! Порыв физического возбуждения чуть не застал его врасплох; пришлось жестко закусить губу, чтобы не поддаться. Тралгутка, бесстрастная и величественная, как мачтовый корабль в океане, направилась к двери, Гедера разрывало между желанием дать ей уйти и желанием остановить.

Все решилось помимо его воли.

– Милорд, извините за вмешательство, – возвестил мажордом, появившийся на пороге за миг до того, как тралгутка дошла до двери. – Прибывший сэр Дарин Эшфорд просит минуту вашего времени.

– Эшфорд? – переспросила Санна удивленно. Голос зазвучал серьезнее, будто говорила совсем другая женщина; кокетливый взгляд сменился уважительным. – Я не знала, что посол бывает в вашем доме.

– Уступка, – выдавил Гедер. Слова почему-то застревали в горле. – Другу.

Прекрасное лицо застыло, и Гедер то ли увидел, то ли вообразил, что в глубине черных глаз отражаются какие-то подсчеты.

– Ну что же, – заключила девушка, – не стану отвлекать вас от государственных дел. Лишь пообещайте еще раз, что будете на отцовском празднике.

– Буду, – выговорил Гедер, поднимаясь с дивана вслед за ней. – Обещаю. Приеду.

– У меня есть свидетели, – засмеялась Санна Даскеллин, указывая на слуг.