Такое положение вещей, нормальное для природы, совсем не казалось Тамлину благостным. И уж подавно не было похоже на вселенскую гармонию, о которой любили твердить хранители. А бессмертие не приносило облегчения. Чувство времени притуплялось, поэтому каждая рана была свежей, каждая потеря – невыносимой.

Пришлось взять чужую лошадь, чтобы избежать расспросов. Тамлин проверил крепление колчана со стрелами, вскочил в седло и выехал на северо-запад. Ехать по главной дороге было рискованно, и король взял немного левее. Конь зацокал по бутовой аллее, которая вела к смотровой площадке, обустроенной на одном из пограничных дубов.

До наблюдательного пункта король не доехал – свернул в заросли кизила, уже потерявшего листву, никем не замеченный пересек Сферу и ступил под сень лесных деревьев.

Снегопад прекратился. Ночь была промозглой, безветренной и такой тихой, что было слышно, как под древесной корой ворочаются гусеницы, устраиваясь на зимовку. Тамлин сжал коленями лошадиные бока, мысленно указал животному пункт назначения.

Чуткий конь присел на миг – и ринулся вперед. Под копытами замелькала земля. Корявая ветка хлестнула по лицу, вцепилась в воротник. Пальцы до боли сжались на ремешках поводьев.

"Три сотни лет, Иффэн. Я не терял времени даром. Стал сильнее, быстрее, опытнее. Слышишь?"

Мир вокруг замедлился, почти остановился. Лошадь неслась по тропе как ветер, но Тамлин не чувствовал скорости. Он ниже приникал к шее коня, а тот чуял состояние седока и без понуканий мчался все стремительнее, уносясь прочь от неведомого, невидимого, которое преследовало их и хватало за гриву и одежду холодными пальцами.

“Ты верила в меня больше, чем я того заслуживал, но теперь я бы оказался рядом вовремя. У того, кем я стал, хватило бы на это времени, Иффэн. Хватило бы времени на то, чтобы обогнать смерть".

Созвездия сместились к западу, а из-за горизонта показалась щербатая Эйет, когда конь остановился, захрапел и встал на дыбы. Он вынес Тамлина на поляну, где неделю назад воины поджидали собирательниц ягод и грибов.

Король спешился и погладил коня по взмыленным бокам. Обернулся – голубоватые отблески Сферы Мирисгаэ едва угадывались в лесной дали – и больше не оборачиваясь ступил на поросшую крапивой тропу.

В первый раз за триста лет.

Белые стены, источенные ветром и дождями, поросли деревцами снаружи и изнутри – так побеги молодого кипрея устремляются к солнцу сквозь ребра оленьего скелета, застрявшего меж валунов. Будучи ребенком, Тамлин однажды набрел на такой в горах Андаро.

Малышка Элланиат, дочь Деаэлру и единственный его друг детства, преисполнившись любопытства, принялась вытаскивать из расселины увенчанный рогами череп. А юный принц все думал о том, что природа не сотворила для этого оленя воина, который помог бы ему выкарабкаться. Или целителя, чтобы залечить раны.

Равновесие жизни достигается единством потерь и приобретений – так сказала ему в тот вечер Деаэлру. Природа не принимает ничьей стороны, она лепит из того материала, что имеется под рукой, причудливые формы и дает им шанс выжить и размножиться.

Все это не раз говорили ему и другие – те, кто жил дольше него и уже не раз сталкивался с Непреднамеренностью. А значит, имел право говорить подобные вещи.

Сказанное звучало рационально, но Тамлин смутно угадывал в этой логике крупицу лжи. Мир, построенный на неоправданной жестокости и незаслуженной боли, казался ему чьей-то злой шуткой, которой должна была существовать альтернатива.

Альтернатив у хаоса не нашлось. Хаос терроризировал короля наяву и преследовал во снах, где он снова и снова переживал тот день, когда в последний раз видел Иффиндею живой…

…Берег реки Мирис, поросший молодыми деревцами, спускался к излучине. Воины рассредоточились по периметру и наблюдали за ремесленниками, занятыми заготовкой древесины. Хранители собирали первоцветы у воды, где ивы склонили в омут цветущие ветки. Среди шафранных сережек подавали голос самцы кукушек, но самки уже не обращали на них внимания, занятые поисками гнезда для подкидывания потомства.

На горе-матерей охотились другие паразиты – чешуйчатые грибы-ксилотрофы, оголодавшие за зиму на скудных запасах дерева-хозяина. В предвкушении легкой добычи они покрывались чешуйками, похожими на веточки и перья, и даже имитировали кладку яиц в углублении плодового тела.

Самые проворные ложногнезда проглатывали птиц целиком, чтобы не спеша переварить добычу в желудочном мешке. Менее ловким перепадала яичница.

Один из хранителей, занятых сбором примулы под ивой, с бранью отскочил от дерева, отирая плечо, и погрозил кулаком раскидистой кроне. Тамлин рассмеялся. Эволюция медленно, но верно шла своим путем, и кукушки, избегая риска, стали нести яйца, разместившись на ветках выше над гнездом. Но целились при этом не особо тщательно.

Иффиндея обернулась на звук его смеха, выпрямилась, одной рукой удерживая связку нарезанного тростника, другой отбрасывая со лба золотой локон. На время вылазки повелители стихий усыпили хищных водомерок и отогнали от берега речных обитателей покрупнее, так что эльне бесстрашно стояла по колено в воде, подвернув штаны пурпурного костюма. А он сидел на берегу и наблюдал, покусывая стебелек травинки.

Иффиндея улыбнулась ему – и Тамлин, подчиняясь какой-то неведомой магии, не смог сдержать ответной улыбки, широкой и искренней. Солнце сверкнуло в прорехе облаков и спряталось – Иффэн отвела от него взгляд и вернулась к работе.

Воин отогнал от лица докучливую стрекозу. Насекомое исчезло в зарослях, но назойливый гул не прекращался. Поиск его источника вовне не принес результатов. Тамлин с нарастающей тревогой осознал, что излучину накрыло тишиной – такой плотной, что от нее зазвенело в ушах.

– Выходи из воды, – произнес он, поднимаясь, таким тоном, что Иффиндея выскочила на берег со скоростью камушка, выпущенного из пращи, поспешно обулась и замерла, прижавшись к его спине.

Тамлин положил руку на рукоять палладиевого клинка, сжал пальцы. Нечто неизбежное вот-вот должно было произойти.

Едва Иффиндея вышла на берег, как воздух наэлектризовался, сгустился как туча, обжег сенсоры терпкостью концентрированного озона. Над рекой вспыхнули очаги черного пламени, выбрасывая бездымные языки в небо. Очаги соединились, разошлись кольцом, сгоняя перепуганных элле в центр круга.

Тамлин поднял голову. Стена огня над рекой налилась шелковой плотностью и покрылась вкраплениями зеленых звезд. Звезды превратились в пульсирующие спирали; крупные завихрения с треском схлопнулись и показали серое нутро, откуда в воду как горошины посыпались бесформенные тела.

– В укрепление, живо, – Тамлин толкнул Иффэн назад, к белым стенам сторожевой башни на вершине холма, куда сбегались ремесленники.

Хранители уже сплели над ней защитную Сферу, пересечь которую и остаться при этом в живых мог только представитель эволюционной линии Аэд элле.

Но Иффиндея подалась вперед, схватила воина за плечи и вгляделась в лицо. В ее цаворитовых глазах Тамлин не нашел ни страха, ни отчаяния.

Только требование.

Напоминание о данном обещании.

Он прижал ее к себе – так сильно, что у девушки перехватило дыхание. Затем оттолкнул – будто вырвал себе сердце – и обнажил клинки. Иффиндея бросилась к укреплению, больше не оглядываясь.

Пришельцы преодолели водный барьер и выбрались на берег. Воины, подчиняясь мысленным приказам короля, разделились на две группы. Первая отступила под защиту Сферы, откуда посыпался град стрел, арбалетных болтов и бусин. Вторая рассеялась по излучине и встретила чужаков на середине холма.

Молодой воин встал на пути пришельца – мягкотелого, в кольцах щупалец. Взмахнул клинком, не встретив сопротивления.

Податливое тело лопнуло, желтая слизь брызнула в стороны как сок из раздавленной ягоды. Элле вскрикнул и схватился за лицо. Издыхающая тварь хлестнула его щупальцем. Щупальце обвилось вокруг шеи воина и сжалось. Шея хрустнула; противники обмякли и больше не шевелились. К макушкам деревьев от их тел потянулся оранжевый дымок.

Тамлин подоспел на помощь слишком поздно, но все же проверил воину пульс – осторожно, не касаясь желтой слизи, в которой медленно, но верно растворялся даже воинский клинок. Опущенная на глаза омматида предоставила спектральный анализ жидкости – смесь кислот в запредельной концентрации.

Едва король разослал воинам мыслеформу со спектрограммой, как на тело собрата взгромоздился зверь покрупнее и распрямил пружины щупалец. Тамлин увернулся, откатился и припал к земле. Над его головой пропели стрелы, одна угодила чудовищу в глаз. Зверь взревел и заметался между деревьями. Пришлось укрыться за валуном, чтобы лучники завершили начатое.

Тамлин огляделся. Пришельцы наступали веером, прощупывая незащищенные тропы, и обменивались информацией, утробно урча. Следовало как можно скорее отыскать того, кто отдает приказы и координирует их наступление.

Вожака.

Король прикрыл глаза и исторг сканирующий импульс. Цель обнаружилась у реки, осознала, что была обнаружена, и принялась защищаться. Рабочие особи прекратили наступление, низко заурчали и со всех сторон устремились к королю.

Тамлин вскочил на камень, в прыжке извернулся так, будто костей у него не было, рубанул протянутые щупальца, приземлился и в пируэте провел кончиком лезвия по морде чудовища. Отпрыгнул, метнул кинжал в сторону твари, поймавшей хранительницу за лодыжку. Кинжал пригвоздил щупальце к дереву; прилетевший из укрепления болт поразил оранжевый глаз.

Чудовище запульсировало черными кольцами, разжало хватку. К раненой подбежал воин, подставил плечо и увел прочь. Когда элле отошли на безопасное расстояние, тварь нашпиговали стрелами с такой силой, что та впечаталась в валун и расплылась на нем шипящим пятном.

Тамлин этого уже не видел – он мчался к цели, вниз по речному склону. Трое воинов следовало за ним, прикрывая тыл.

У реки выстроилась последняя линия обороны. Тамлин ускорил бег, взбежал на кочку, высоко подпрыгнул, группируясь в прыжке, и приземлился уже по ту сторону охранного рубежа. Бегущие за ним воины коротко замахнулись и тут же укрылись за деревьями. Маленькие шарики просвистели в воздухе, раздался взрыв – и ошметки тел и куски слизи разлетелись в стороны. Тамлин скатился с крутого берега и прижался к земляному валу, испещренному гнездами стрижей.

На мелководье, подняв мощные жгуты щупалец, его ждал вожак. Затянутый молочной пленкой глаз с прямоугольным зрачком уставился на элле, оценивая, насколько тот опасен. Тамлин уставился на него в ответ, обдавая волнами сканирующих импульсов.

За мгновение меньше удара сердца он проник в незамысловатый разум чудовища и безо всякого почтения вскрыл его устремления и инстинкты – как вскрывают устрицу перед тем, как ее съесть. Под дрогнувшими веками пронеслось видение, в котором самки во что бы то ни стало должны были отложить в здешних пещерах гроздья яиц и оберегать их до смерти от истощения. Такова их природа. Самцы должны умереть сразу после спаривания. Такова их участь. Взрослые особи должны жертвовать собой ради потомства. Каждый должен любить кого-то больше себя. Такова преднамеренность смерти, которую вложила в них жизнь.

Вожак подался назад, заманивая Тамлина на глубину. Воин вскочил и швырнул в него горстью мокрой глины. Глина впечаталась в огромную голову точно между глаз. Тварь зарычала, дрожа всем телом, и хлестнула щупальцами с такой силой, что высекла из берега небольшой остров, который поплыл вниз по течению.

Тамлин уклонился, поднырнул под неповоротливое тело и в развороте рубанул двумя клинками по студенистой спине, рассекая хрящи позвоночника. Откатился в сторону, зачерпнув воды за воротник, поднялся. У головы просвистели две стрелы, одна из них огненным росчерком коснулась его уха.

Но в стрелах уже не было нужды. Противник бился в агонии, взметая комья речного ила. По сторонам от его рассеченной спины брюхом вверх всплывали рыбешки.

Земля под ногами дрогнула раз, другой.

Тамлин поднял голову: аномалия над рекой сменила цвет с иссиня-черного на изумрудный. Спирали порталов разъедали ее полотно с ужасающей скоростью и вместо того, чтобы схлопываться, сливались в одно гигантское завихрение. Стена зеленого огня заволокла небо и закрыла солнце. Воздух прошила молния, ударила в дуб на холме. Почти сразу сверкнуло еще два разряда, оба угодили в купол Сферы над белой башней.

От раската грома заложило уши. Ноги Тамлина подогнулись, клинки выпали из одеревеневших рук.

“Нет, нет, нет, только не сейчас!..”

Вне себя от ужаса он упал на песок, загребая тину сведенными судорогой пальцами. На губах выступила кровавая пена. В широко раскрытых глазах отразились вспышки молний, тело выгнулось дугой, сотрясаясь в такт грозе. Сознание отделилось от него, вознеслось над излучиной.

Он видел, как холм покрывается глубокими трещинами, в которых исчезают деревья, животные, элле и мягкотелые твари с пятнами на спине. В бессилии наблюдал, как молнии снова и снова бьют в купол затухающей Сферы, а белые стены башни сминаются как бумажные. Грохот осыпающихся камней, вой ветра и нарастающий громовой рокот слились в его сознании с агонией элле рода Виртаэн, которую он ощущал как свою. Хранители продолжали держать рубеж ценой несовместимого с жизнью усилия, пока последний элле не покинет укрепления.

Внезапно на одно ужасающее мгновение грохочущий, завывающий, прошитый молниями мир затих.

А затем озарился вспышкой ослепительного света.

Взрывная волна смела прибрежную насыпь, швырнула в Тамлина комьями земли, обдала речной волной и привела в чувства.

Он с трудом перевернулся и сплюнул густую слюну. Поднял голову – вожак пришельцев под весом поваленного дерева шел ко дну, пуская из распоротого тела пузыри.

Ползти. Ухватиться за торчащий корень и подняться на четвереньки, потом на ноги. Сделать шаг, другой, постепенно обретая контроль над мышцами. Бежать. Бежать что есть мочи, срывая дыхание, вверх по холму – туда, где осыпаются белым песком разрушенные до основания стены. Перепрыгивать через трещины, не отвлекаясь на стоны раненых. Хватать за плечи любую покрытую пылью эльне, поворачивать к себе лицом, отталкивать и снова бежать. Краем уха услышать, что госпожа Иффиндея до последнего мгновения оставалась внутри, помогая элле выбираться на северную, безопасную сторону укрепления. Метаться среди валунов, покрытых страшными багровыми пятнами.

И вдруг остановиться, немея от ужаса.

Медленно, как в кошмарном сне обернуться. Точно зная о том, что находится за спиной.

В разломе восточной стены блеснули пыльные пряди золотых волос. Тамлин взлетел на вершину завала и принялся раскидывать валуны, сдирая кожу с ладоней. Вытащил Иффиндею, положил ее, еще теплую и гибкую, на камни, прощупал пульс. Вытер рукавом кровь, запекшуюся на уголке ее губ, завел за ушко непослушный золотой локон и снова приложил пальцы к ее шее. Отчаянно желая ощутить там биение жизни.

Пурпурный костюм был измят и покрыт пылью. Пыль и песок подымались вверх от подрагивающей еще земли. Лицо Иффэн дышало умиротворением, глаза были прикрыты, из прически выбились волны волос. На мгновение королю показалось, что она просто уснула у него на руках.

Ненадолго задремала, изнуренная работой.

Страшная, безумная усмешка исказила лицо Тамлина, обезобразила его – как чудовищный шрам, однажды приобретенный, раз и навсегда становится определяющей деталью внешности.

На разрушенную стену села черная птица, наклонила голову, поглядывая на лежащее тело, хрипло каркнула и захлопала крыльями.

Что произошло дальше, Тамлин помнил смутно и в подробностях узнал от Ассеи, когда очнулся в репарационной.

Всплеск активности аномального кольца Уинлен, которое тысячи лет не проявляло признаков жизни, закончился так же внезапно, как и начался. Воины обратили чужаков в бегство. Раненых перевязали, мертвых сложили у северной стены – двадцать восемь тел и еще одно, к которому никто не осмелился подойти и констатировать факт смерти. Король с выражением лица, которое испугало даже закаленных в боях храбрецов, выхватил из ножен кинжал и стоял на страже этого тела, не позволяя кому бы то ни было приближаться.

Вскоре из дворца подоспела Ассеатэ Виртаэн и приказала ранить короля усыпляющим дротиком. После чего помогла оттащить его от Иффиндеи и уложить на носилки.

Тамлин, цепляясь за последнюю крупицу сознания, хотел обернуться, но целительница удержала его.

– Не смотри, Таэм, – прошептала она, кладя ладонь ему на лоб. – Оборачиваться нельзя…

…Под сапогом хрустнула коряга.

Тамлин остановился, оглядел круг звездного неба, открывшийся над излучиной. Скелет белой башни под ним почти не изменился за три столетия, лишь покрылся патиной лишайников.

На миг воину показалось, что он различает проблески золота и пурпура в трещинах камней.

Горечь сменилась страхом, страх – отчаянием, отчаяние – свирепой ненавистью. Тамлин подскочил к камням и принялся раскидывать их, тщась извлечь ту драгоценность, которую они когда-то погребли, живой и невредимой.

Ненависть снова стала невыносимо горькой. В то время, как Иффэн заботилась о других, рядом не нашлось никого, кто позаботился бы о ней самой.

Он зашел слишком далеко.

И не вернулся вовремя.

Тамлин отшвырнул очередной камень с такой силой, что тот перелетел через полуразрушенную стену и покатился по склону к реке. Из легких вырвался сдавленный хрип, спазм в горле перекрыл дыхание. Тело горело, как будто с него заживо сняли кожу. Он запрокинул голову, упал на колени и ударил кулаками по камням. Крик вырвался из его груди и разошелся так далеко по округе, что, казалось, проник за пределы обитаемого мира.

– Иффиндея!!!

Онемевшая лесная тьма обволокла развалины вязкой пеленой. Пелена эта плыла и волновалась как картина мира, видимая сквозь языки пламени – неясная, обманчивая, зыбкая. Калейдоскоп теней плясал на камнях, камни теряли очертания и снова обретали четкость, проявляясь в нескольких местах одновременно.

Тамлин выпрямился, не раскрывая глаз подставил лицо свету звезд.

"Я должен думать о королевстве. А думаю только о тебе. Вернись ко мне, сердце мое. Вернись".

Мираж качнулся в последний раз и обрел равновесие. В подлеске ухнул филин, опавшие листья шевельнулись, движимые ветром. На щербатый камень рядом с его рукой вползла улитка, оставляя на раскрошенном мраморе серебряный след.

Ущербный бок Эйет еще немного истончился, когда Тамлин открыл глаза и прислушался.

В лесной чаще кто-то двигался.

Тамлин глубоко вздохнул.

И остался недвижим.

Дикий вепрь, черный пес, голодный оборотень – не все ли равно.

Из чащи вышла лань, остановилась у подножия разрушенной башни, прядая ушами. Тамлин моргнул. Более восхитительного животного он не видел за всю свою жизнь. Молочно-белая шкура лани сияла в лунном свете опаловым свечением, жемчужные копытца серебрились мягким пушком. А глаза…

Избегая резких движений, он поднялся и протянул к лани руку. Лань дернула подбородком, опуская голову и всматриваясь в него исподлобья. Ментальные щиты их дрогнули, каждый вторгся в чужое сознание и с потрясением обнаружил себя в другом. И другого в себе.

Позади Тамлина захрустел валежник, а потом и заскрипели камни. Лань затрепетала ноздрями и умчалась прочь. Элле, взбешенный до предела без видимой причины, стащил с плеча лук, круто развернулся и выпустил в темноту несколько стрел. Лесную тишину пронзил визг и скрежет когтей по камню.

Выждав немного, король закинул лук за спину, обнажил клинки и направился на границу подлеска. Найти в темноте пятна свежей крови с помощью омматиды не составило труда.