Такой масштабный обмен деятельностью между королевствами требовал совместной работы их обитателей. Каждый совершеннолетний элле во дворце выполнял определенные обязанности согласно роду и светлой линии. Плодами коллективного труда распоряжался управляющий, который от имени королевства составлял обменные контракты с соседями.

Эмриат с ходу заявил, что заберет весь андарский сыр, хотя его и не было в списке товаров, обязательных к осеннему обмену. В Мирисгаэ не разводили коз в таком количестве, чтобы излишки молока позволяли экспериментировать с его ферментацией. Управляющий Андаро об этом знал, поэтому рискнул добавить в обоз несколько десятков сырных головок разных сортов. И в свою очередь не торгуясь забрал все украшения, созданные королем Мирисгаэ – несмотря на то, что горное королевство исстари славилось мастерами, работающими с драгоценными камнями и благородными металлами.

Принадлежность к светлой линии ’лин означала одаренность в ювелирном деле; Тамлин был знаменит в Аэд не только как искусный воин, но и как непревзойденный ювелир. Его работы, утонченные и долговечные, легко взаимодействовали с любым типом направленного влияния, от симпатической магии повелителей стихий до встраивания в биосистему носителя, в чем нередко нуждались хранители.

Поговаривали, что дело в особой магии, которая насыщает вещи ручной работы частицей духа их создателя. А еще в затраченных на работу времени и усилиях, на которые король никогда не скупился. Эмриат старательно поддерживал эту легенду и каждый раз на обмене использовал ее на пользу лесного королевства.

Хотя сам считал, что покупатели платят не за магию, а за уникальность вещицы. И за психологический эффект переноса этого качества с украшения на его владельца.

В этот раз ему удалось заполучить ворох шелка с бархатом и с десяток рулонов суперпрочных тканей за серьги и кольца с корундами, золотые и платиновые диадемы и одно дивной красоты бриллиантовое ожерелье.

Спустя два дня управляющий явился к королю с отчетами о работе и показал предварительный контракт на следующий обмен, запланированный на летнее солнцестояние.

Тамлин просмотрел бумаги и протянул их обратно.

– Андаро заказывает меха, вино, древесный уголь и мед, а также эликсиры и саженцы плодовых деревьев, – Эмриат подравнял стопку пергамента и взглянул на короля. – И еще одну любопытную деталь.

– Какую?

Король сидел за верстаком в мастерской и ворошил россыпь прошедших предогранку гранатов, таких запыленных и невзрачных, что неискушенному глазу было бы сложно узнать в них драгоценные камни.

– Тебя, Таэм.

Тамлин поднял голову.

– Деаэлру настаивает, – пояснил Эмриат, – чтобы в Андаро на летний обмен приехал король лесного королевства, а не управляющий.

– Ты, конечно же, ответил ей отказом, – уточнил воин.

– Вообще-то я согласился.

Тамлин выбрал овальный гранат, капнул на него масла из бутылочки и покатал между пальцами.

Камень как по волшебству из пыльной горошинки превратился в прозрачный огненно-красный пироп. Король поднял его на просвет и скривил губы, подсчитывая трещины и пузырьки в глубине самоцвета, до того скрытые пылью.

– Даже не представляю, чем вызвано твое согласие, – сказал он. – Может, моей одаренностью в составлении выгодных контрактов? И заключении справедливых сделок?

– Очень смешно, – скривился Эмриат. – Ты прекрасно знаешь, что в торговле справедливых сделок не бывает. Как, впрочем, и в любви. Бывают сделки, с условиями которых согласны обе стороны. Мне как ремесленнику эта истина приносит удовольствие от каждого товарообмена. А тебе как воину кажется, что такой принцип делает вселенную фальшивой насквозь. Ты со своим нежеланием спорить о цене разоришь королевство в первый же день торгов, поэтому придется послать с тобой Тариэна и Минну.

– Тогда поясни-ка мне, – Тамлин поднял голову, глаза его холодно блеснули, – какого хаоса я должен ехать летом в Андаро и руководить обменом, если никакой выгоды это нам не принесет? Что я там, бездна побери, забыл?

– Потому что я вижу, как развиваются события, и это мне не нравится, – Эмре хлопнул бумагами по столу. – И не кривись! Я подозреваю, зачем Деаэлру так требует твоего внимания. И опасаюсь, что она воспользуется правом хранительницы решить твою судьбу без учета твоих же желаний. Ты не выезжал из Мирисгаэ очень давно, так почему бы не отправиться в Андаро на солнцестояние? Подозреваешь, что Дея будет настаивать, чтобы ты провел время с ее дочерью? Так проведи, я бы тоже этого хотел. Вы ведь с Эллой прекрасно ладили. Когда-то.

– Не вижу, какая от этого может быть польза.

– Уж вреда от того, чтобы побыть рядом с дружественно настроенной женщиной, не будет точно. Кто знает, может она одна такая в Аэд и осталась.

Тамлин не ответил и взял новый камень для проверки.

Эмриат вздохнул и продолжил другим тоном.

– Я знаю, о чем ты думаешь. Что все вокруг тебя – закоренелые лицемеры, прикрывающие недостатки мнимой добродетелью. Твои мысли так явно проступают на лице, что молодые девушки скорее предпочли бы встретиться с чудовищем за пределами Сферы, чем столкнуться со своим королем в полутемном коридоре дворца.

– И что мне теперь делать? Последовать твоему примеру и начать улыбаться каждому встречному?

– Бездна упаси! Не могу даже представить, какое впечатление ты начнешь производить.

– Тогда к чему этот разговор?

– К тому, что король должен вызывать у своих подданных еще какие-то эмоции, кроме ужаса, Таэм! Дай окружающим шанс проявить себя, позволь просто находиться рядом. Во имя бездны, позволь им захотеть находиться рядом с тобой! Ты удивишься, но помимо недостатков мы все полны достоинств, за которые нас можно если и не полюбить, то решиться провести бок о бок некоторое время. Ничего страшного не случится, если общество подруги детства выжмет из тебя каплю снисхождения. Наоборот, это поспособствует здоровой конкуренции за твое внимание. В результате чего на престол Мирисгаэ взойдет девушка с качествами, приятными тебе, а не Дее.

– Здоровой конкуренции не бывает. Как и справедливых сделок. А я никуда не поеду, – отрезал Тамлин.

Эмриат возвел очи горе.

– Проводить обмены – твоя обязанность, – продолжал король. – Никто не справится с ней лучше, чем ты. А я нужен здесь. За то время, пока я не выезжал из королевства, уровень смертности здесь упал почти вчетверо. И элле, как ты верно заметил, уже не опасаются выйти за Сферу так сильно, как раньше. Тебе как ремесленнику это кажется благом, но я как воин скажу, что жизни для гармоничного развития необходим страх. И если молодежь уже не боится смерти, то пускай боится меня.

– Ты невыносим, – управляющий покачал головой. – Даже не верится, что твоя мать была той самой поэтессой, которая подарила Аэд так много сказаний о любви и надежде. Обещай хотя бы подумать над моими словами.

– Эмре, я вытерпел эту беседу только потому, что мы друзья. Прошу тебя, не переходи границы дозволенного. И не испытывай мою каплю снисхождения на прочность.

Управляющий фыркнул и сформировал красочную мыслеформу об упрямстве друга. Тамлин не обратил на нее внимания и выбрал новый камень для проверки.

Капелька масла снова превратила ничем не примечательный камешек в сияющий огненный кристалл, внутри которого глазу наблюдателя стали красноречиво видны все его недостатки.

Деаэлру потребовала аудиенции спустя пять дней, во время Саммайна – в последний день веселья для хозяев и гостей перед подготовкой к аномалиям Йолле.

Тронный зал с утра был переполнен. Нарядные элле прохаживались по залу, обменивались новостями и с упоением сплетничали. Вездесущие дети, которым вход на торжество был заказан, конечно же проникли в зал и шныряли под ногами у взрослых в надежде стащить со щедро накрытых столов коричную булочку или теплое, пахнущее миндальной крошкой печенье. Рыжий мальчуган с набитыми карманами взбежал на возвышение, где стоял королевский трон из белого мрамора, и замер, разглядывая открывшийся вид.

Синие астры, вплетенные в навершие высокой спинки, горели призрачным отсветом магии, не позволяющей им увядать. Изголовья четырех деревянных кресел, стоящих по сторонам, были украшены белыми астрами и оттого казались полночными облачками, подсвеченными с обратной стороны светом луны.

Маленький элле хотел было примоститься в одном из них, но был пойман за ухо и препровожден на выход.

На закате распахнулись двери восточной галереи. Гости прервали разговоры и расступились, чтобы дать дорогу королю. Тамлин, в кои-то веки в парадной одежде, прошел сквозь зал, подметая подолом мантии пол, поднялся на возвышение и после секундного раздумия сел на трон. На его пепельно-белых волосах лежала тиара с бриллиантами и муассанитами.

Вслед за королем по ступеням взошли еще трое. Зеленоглазый Эмриат Илуфер, управляющий дворцом и глава рода ремесленников, был одет в простой костюм из черной с золотом ткани, но скроен он был так искусно, что отвести от элле взгляд было невозможно. На золотых волосах управляющего лежала тонкая вязь венца с россыпью цаворитов. Эмриат присел в кресло по правую руку от короля.

Главная хранительница Мирисгаэ, Ассеатэ Виртаэн – сухощавая эльне в белом платье, увенчанная сапфировым венчиком – заняла дальнее кресло слева от Тамлина. Проницательный взгляд серых глаз хранительницы отличался особой искрой теплоты, свойственной целителям светлой линии ’атэ.

Четвертой на возвышение поднялась миниатюрная девушка с глазами цвета янтаря, пронизанного солнцем. Среди колец ее огненных волос поблескивала диадема с рубинами на висках и ниспадающими на бархат платья золотыми филигранями. Миннаэта, глава рода Аоэт и всех элле, работающих с дарами флоры и фауны в Мирисгаэ, заняла свое место рядом с Эмриатом.

Последнее кресло слева от трона осталось пустым.

По залу пробежал холодок сквозняка, тронул лепестки астр в изголовьях сидящих.

Тамлин поднялся. Ему и всем на возвышении поднесли кубки с вином.

– За жизнь, – произнес он. – Пусть каждый из нас встретит следующий Саммайн окруженный теми, кто ему дорог.

– За жизнь, – сказал Эмриат, вставая, – и за мастерство, с которым стоит ее прожить.

– За жизнь, – поднялась Миннаэта. – Давайте наслаждаться ее дарами.

– За жизнь, – добавила Ассеатэ негромко, – и за тех, кого уже нет с нами рядом.

– За жизнь! – со всех сторон откликнулось им.

В зале зазвучала музыка. Традиционная песня Саммайна взлетела хоралом к потолку, завибрировала каноном, тронула слушателей где-то очень глубоко. Каждого по-своему.

– Не грусти дольше необходимого, – шепнул Тамлину Эмриат, когда растаял последний отзвук песни. – Музыканты призвали грусть для того, чтобы оттенить ею радость. Смотри, все уже веселятся.

Действительно, характер музыки изменился, зазвучали приятные мелодии. Элле рассыпались по залу, многие танцевали, их платья и шлейфы скользили по полу.

– И сколько ты выпил? – Тамлин закинул ногу на ногу и принялся разглядывать танцующих. – Тебе одного бокала мало, чтобы начать упражняться в философии.

– Если я и буду сегодня в чем-то упражняться, то не в философии, – ответил Эмриат, хищно рассматривая андар'эльне с гривой розовых волос.

– Эмре.

– Ммм?

– Хотя бы один день в году, бездна, ты можешь не думать о женщинах?

– О чем же еще мне думать? – управляющий рассмеялся. – Я ремесленник, а женщина – самый прекрасный материал из всех, что я держал в руках. Своенравный, но по-своему гибкий и податливый. А внутри скрыта тайна, к которой можно прикоснуться всего раз. От союза такого материала и одаренного мастера рождаются шедевры, мой друг.

Эмриат поднялся с кресла, сбежал со ступеней навстречу девушке, приобнял за талию и что-то ей шепнул. Эльне хихикнула, заводя прядь волос за ушко, и позволила увлечь себя в танце. Тамлин в задумчивости проводил пару взглядом.

Наблюдение за внешними событиями отвлекало. Вино опалесцировало в кубке и постепенно обретало вкус, гармонию сладких и терпких ноток на фоне насыщенного ягодного аромата. Несомненно, новый урожай, нужно прихватить пару бутылок перед уходом.

А лучше ящик.

"Потанцуешь со мной?" – вдруг прилетел сигнал из другого конца зала.

Тамлин повернул голову. Шаниэ Аоэт стояла у накрытого стола, будто бы вела беседу с гостем из Андаро, но на деле не сводила взгляда с короля. Сложную прическу украшали цветы бегонии. Шикарное платье цвета индиго ниспадало до пола, скрывая туфельки.

Тамлин вздохнул. Мысленный сигнал, посланный через зал, уловила половина находящихся в нем гостей. На том и строился расчет – королю теперь сложно будет найти предлог для отказа.

"Я не лучший танцор среди присутствующих, Шан. И одет не слишком удобно", – последовал вежливый ответ.

"Ну пожалуйста".

Король прикрыл глаза, успев отметить, сколько ушей повернулось в его направлении. А кое-кто даже позволил себе беглый взгляд в сторону тронного возвышения.

Игнорировать мольбу без повода означало публично унизить Шаниэ. Он снова взглянул на девушку – та замерла в ожидании. Ее пальцы сжимались и разжимались на юбке, портили хорошо продуманные складки платья, за которое она наверняка отдала портному немало своих драгоценностей. Тамлин покачал бокал в руке, скривил губы. И решился.

Допил вино, которое снова потеряло всякий вкус, поднялся с трона, но едва сошел со ступеней, как на его пути возникла эльне в белых одеждах.

– Будет еще время для развлечений, – Деаэлру чинно поклонилась. – Ты обещал мне аудиенцию. Наедине.

Тамлин взглянул на Шаниэ, которая без сомнения видела сцену и поняла ее значение. Взглянул, ожидая чего угодно, но только не того, что увидел.

Девушка низко опустила голову и отвернулась. Тамлин изменился в лице при виде ее подрагивающих плеч.

– Разговор действительно важен, – сказала Деаэлру тише. – Будет еще время вернуться к частностям.

– Ты как-то сказала, – проговорил Тамлин хрипло, – что именно внимание к частностям делает из воинов лучших королей.

– Все воины элле аномально эмпатичны. Это помогает им острее ощущать ненависть и страх их противников. Но иногда приводит к тому, что они не в силах отличить чужое горе от собственного.

– Что в этом плохого? – Тамлин снова взглянул в другой конец зала. – В том, что король способен не только ограждать от опасностей, но и разделять чужие печали и радости.

Хранительница из Андаро усмехнулась.

– Редкий элле осмелится прийти к тебе с жалобой, Таэм, ведь первая реакция воина на раздражитель – ярость, а не сочувствие. Поэтому и править вы вынуждены в паре с ремесленником. Один одержим соперничеством с неизвестным, стремится выследить его и убить. Другой – сотрудничеством, и намеревается изловить неизвестное и изучить на предмет возможной кооперации. Желательно прежде, чем первый превратит его в мелко нарубленный салат. Оптимальная стратегия выживания как обычно находится где-то посередине. Так что поручи рыдающую бедняжку своему управляющему. Я уверена, мастер межличностных отношений быстро утешит ее.

– Тогда почему бы не передать корону Эмре? – Тамлин взглянул Дее в глаза. – Сейчас, на этом празднике. Он куда лучше будет смотреться на троне.

– Ты прекрасно знаешь, что это невозможно, – Деаэлру отреагировала на дерзость с серьезностью, подобающей хранительнице. – В ситуациях, когда нет времени на размышления, лучше убить, чем проявлять рискованное дружелюбие. Жестокость – залог выживания нашего вида, а твой управляющий на нее не способен.

– Благодарю, Дея, – откликнулся воин. – Благодарю, что так часто напоминаешь мне об этом. Хотелось бы знать, кто напоминает об этом тебе.

Деаэлру сделала вид, что не услышала окончания фразы.

Тамлин, прежде чем покинуть зал, еще раз нашел глазами Шан. Та стояла, прислонившись к стене, и исподлобья наблюдала за воительницей из предгорий, устроившейся за столиком по соседству.

Шею андар’эльне обвивало дивной красоты бриллиантовое ожерелье.

Праздник продолжался, но до королевской приемной на четвертом ярусе дворца не доносилось ни звука. Деаэлру стояла у выхода на балкон и глядела вдаль сквозь прозрачную занавесь. За ее спиной по приемной расхаживала главная хранительница Мирисгаэ.

– …в первый раз в середине лета, а потом в равноденствие. Я посчитала это совпадением, художественной выдумкой или даже шуткой. И значения их словам не придала. Но Дея помогла выяснить любопытные закономерности. Мы приступили к дешифровке, но растолковать послание не смогли, даже приблизительно. Такого раньше не случалось, Таэм!

– Не понимаю причин паники, – Тамлин восседал в кресле у стола, заваленного стопками не подписанных обменных бумаг. – Иннельдиль не в первый раз выкрикивает в трансе всякую белиберду. Тем более что сейчас конец осени. Помнишь, как было в прошлом году на Саммайн? Нет? А я помню. Он вышел за Сферу всего-то на полчаса, но за эти полчаса, хаос, умудрился отыскать новый вид грибов. И ведь не только сам наелся, но и всех элле своей светлой линии накормил. Мы их неделю потом не могли унять, в их предсказаниях не то, что факты – эпохи не сходились! Иннель нередко предостерегал нас от реальных опасностей, не спорю. Но не стоит создавать проблему там, где ее может и не быть.

– Мудрое замечание, с которым в другое время я бы согласилась, – отозвалась Деаэлру. – В Мирисгаэ говорящим с Бездной разве что на голове ходить не позволяется, и все их безрассудные выходки сходят им с рук. Но не в этом случае.

Хранительница повернулась и соединила кончики пальцев в самом простом из жестов, которые, согласно исследованиям элле в нейробиологии, помогали сконцентрироваться на размышлениях и унять беспокойный разум.

Тамлин ненавидел такие жесты с детства, потому что не раз и не два вертел эти кукиши под бдительным присмотром воспитателя как наказание за шалости.

Он демонстративно сплел пальцы замком – Деаэлру продолжила говорить, игнорируя невербальные сигналы.

– Впервые послание было получено моими элле на Литту и повторено осенью, слово в слово. Ваши, как оказалось, транслируют его же, в то же самое время. Как будто подключаются к общему источнику.

– Не удивлюсь, если хранители из Наэтлиэ тоже его уловили, – отозвалась Ассея. – Нужно отправить к ним сокола, Таэм, и приложить точный текст.

– Какой текст? В пророчестве что, наберется больше трех связных слов?

– Покажи ему, Дея.

Деаэлру прикрыла глаза, и модифицированный сапфир в ее диадеме вспыхнул, рассеялся проекцией бликов по комнате. Тамлин узнал украшение – это была его работа, выполненная более трехсот лет назад. Иффэн тогда еще была жива… Король скрестил руки и всмотрелся в проекцию.

Между ним и хранительницами возник нечеткий поначалу образ элле в белых одеждах. Взявшись за руки и склонив головы, они образовали круг, внутри которого вращалась вспыхивающая молниями спираль. Глаза их были закрыты, лица умиротворены, волосы вздымались в потоках воздуха, бьющих из-под босых ног.

В какой-то миг элле синхронно подняли головы и нараспев произнесли:

– Когда среди вечной ночи настанет первый рассвет,

В серебряном солнце родится чистый серебряный свет.

Познает покой обитаемый мир. Возродится Аэд.

Белое Солнце сверкнет в небосводе на следующую ночь,

Расколет Аэд на две части, отнимет у матери дочь.

Огонь обретет два крыла, но не сможет тень превозмочь.

Черное Солнце взойдет вслед за ним в небесах,

Внушит семерым обреченным решимость и страх.

Исчезнет пространство. Навеки умолкнут все голоса.

Проекция задрожала и схлопнулась. Сапфировая искра в межбровье Деаэлру вспыхнула в последний раз и угасла.

В приемной повисло молчание.